— Что ж, венчание прошло просто чудесно, — объявил герцог Франц, когда все вышли из часовни в темный, окруженный высокими средневековыми стенами двор. — Надеюсь, ваши обязанности будут для вас не столь трудны, милорд.

Он сунул себе в нос понюшку табаку, потом стряхнул платком с лица крошки, словно сбросил с себя тягостные годы своего опекунства.

Корделия, которую в данный момент поздравляла императрица, слышала, как и все окружающие, эту кислую фразу.

Равнодушие, сквозившее в этих словах, пробило даже ту защитную оболочку, которую она возвела вокруг себя за последние годы. Девушка повернулась, чтобы посмотреть на своего дядю, на ее глазах уже поблескивали слезы обиды.

Мария Терезия ласково потрепала ее по плечу и любезно произнесла:

— Ты всегда была очень дорога нам, Корделия. Я считаю тебя одной из своих собственных дочерей и знаю, что ты и Мария Антуанетта будете и впредь столь же близкими подругами.

Корделия сделала самый глубокий реверанс, какой только могла себе позволить, не потеряв при этом равновесия в своем объемистом туалете.

— Я безмерно ценю каждый знак вашего внимания, которым вы дарили меня все эти годы. Мою благодарность я не могу выразить в словах.

Мария Терезия одобрительно улыбнулась ей и повернулась к стоявшему рядом виконту.

— Полагаю, по дороге во Францию вы сможете познакомить княгиню Саксонскую со всеми тонкостями жизни в Версале, милорд Кирстон. Я знаю, что тамошние обычаи несколько отличаются от наших.

Виконт склонил голову.

— Я приложу все усилия, ваше величество. Ноя бы хотел еще просмотреть сегодня мою почту.

— О, неужели вы будете работать в день вашей свадьбы! — воскликнула Корделия, потеряв осмотрительность. Почувствовав на себе укоризненный взгляд императрицы, она закусила губу. — Прошу прощения, — поспешно присела она в реверансе, — что я перебила ваш разговор.

Императрица задержала на ней свой осуждающий взор еще на несколько секунд, потом повернулась и двинулась в сторону дворца, спокойно и уверенно, как галион под всеми парусами.

— Ты так порывиста, — упрекнула ее Тойнет, целуя подругу. — Даже рассердила маму.

С милой улыбкой она обратилась к виконту:

— Но ведь вы не рассердились, не правда ли, виконт? И вы простите Корделию за то, что в такой важный для каждой девушки день она немного не в себе. Да неужели вам и в самом деле надо сегодня работать над скучными письмами?

Нас ждут семейный ужин и концерт. Месье Полигний сообщил нам, что написал новую пьесу, которую его ученик Кристиан сыграет в честь вашего бракосочетания.

Корделия бросила взгляд на виконта. Он был сдержан, в его взгляде угадывался лишь укор за ее порывистость.

— Как я понимаю, Кирстон, вы не желаете участвовать во всех скучных церемониях, — произнес герцог Франц, засовывая в ноздрю еще одну понюшку табаку. — Все эти балы и приемы… ради парочки разукрашенных павлиньими перьями девчонок… одна капризнее другой…

Лео едва смог сдержать свое отвращение к этому человеку. Корделии не следовало быть на ужине у императрицы в такой день без родственников или без представителя ее мужа.

Тесный же круг присутствующих не позволит ей пуститься в чересчур интимные разговоры.

Коротко поклонившись герцогу, виконт направился вслед за приближенными императрицы в сторону ее апартаментов.

— Виконт, вы все-таки решили не лишать нас своего общества, — с улыбкой приветствовала его императрица.

— По зрелом размышлении мне показалось неудобным отсутствовать на званом вечере по поводу бракосочетания, ваше величество, — с поклоном ответил он, беря бокал шампанского у лакея.

— Я так рада, что вы передумали, милорд.

«Улыбка Корделии подобна солнечному лучу, пробившемуся сквозь затянутое тучами небо», — подумал Лео. Что же происходит с его рассудком, если вдруг приходят на ум столь прихотливые сравнения?

— Я не могла узнать тебя на вчерашнем бале-маскараде, Корделия, — произнесла императрица, занимая свое место за круглым столом и с милостивой улыбкой оглядывая своих немногочисленных гостей. — В каком же костюме ты была?

Вопрос застал Корделию врасплох, взгляд ее метнулся к Топнет, которая тут же закрыла лицо веером, оставив на виду лишь смеющиеся глаза.

— Пастушки, ваше величество, — сымпровизировала Корделия, вспомнив наряд одной из участниц котильона.

— Очень милый костюм. — одобрительно кивнула головой императрица. — Надеюсь, вам тоже понравился маскарад, лорд Кирстон?

Теперь пришел черед Корделии прибегать к помощи веера, из-под прикрытия которого она бросила озорной взгляд на своего кавалера.

Лео не успел открыть для ответа рот, как императрица произнесла, словно никто не сказал ни слова:

— Меня возмутила девушка, появившаяся в вызывающем костюме… Мне кажется, она хотела представить себя Дианой-охотницей. Совершенно бесстыдный костюм. Я была просто в ужасе. Но мне думается, что его обладательницей была одна из приехавших к нам француженок. Мои придворные дамы не осмелились бы появиться в таком виде. Хочу верить, моя дорогая, что ты будешь способствовать улучшению версальских нравов, оказавшись там.

С этими словами она строго посмотрела на дочь.

— Да… да, разумеется, ваше величество, — едва выдавила из-за веера Тойнет, давясь смехом.

Губы Корделии тоже тряслись от смеха, и, чтобы как-то пересилить себя, она кашлянула, прикрываясь салфеткой.

Их живая веселость была столь заразительна, что Лео не сразу смог сообразить, как достойно ответить на внезапно заданный ему императрицей вопрос:

— А вы согласны, виконт, что подобная распущенность вполне в нравах французского двора?

— Правила этикета одновременно строги и свободны, ваше величество, — удалось произнести ему после секундного колебания. Он понимал, что Корделия следит за его словами с неослабевающим интересом. — И порой вполне возможно их нарушить. Во всяком случае, я считаю, что появление в подобном костюме достойно всяческого осуждения.

— Я счастлива слышать это. — Императрица перенесла свое внимание на других гостей, так что Лео получил возможность расслабиться… пока не встретил насмешливый взгляд Корделии.

Она просто скверное создание без капли уважения к приличиям, твердо сказал он себе. И ни в коем случае не может стать образцом для детей Эльвиры — Амелии и Сильвии.

Луиза де Неври, гувернантка девочек, не могла понять, что вселилось сегодня в ее подопечных. С того самого момента, как проснулись, они постоянно хихикали при любом обращенном к ним слове, словно вместе хранили какую-то страшную тайну. И никакие нотации не помогали. Девочки вовсю наслаждались своей любимой забавой — выдавали себя одна за другую. Если они просыпались еще до того, как няня входила утром в их спальню, они перелезали каждая в кроватку своей сестры, и до конца дня Амелия становилась Сильвией, а Сильвия — Амелией. И никто никогда не замечал подмены.

— Вы ведете себя легкомысленно, — упрекнула мадам де Неври едва сдерживающих смех девочек. — Легкомысленно и глупо. Над чем это вы постоянно хихикаете?

Она обвела взглядом комнату для занятий, со стенами, обшитыми темными деревянными панелями, с дубовым паркетом и незамысловатой мебелью. Окна без занавесей были плотно закрыты ставнями, чтобы никакой шум и никакие происшествия окружающего мира не отвлекали девочек во время занятий. Ничто здесь не давало повода для смеха, все было так, как и предписано строгими правилами хорошего тона.

— Князь будет ждать вас. Что это у тебя на руках, Сильвия? Чернила? Что только подумает твой отец! — пробурчала гувернантка. — Ступай к няньке и вымой их хорошенько.

Она бросила взгляд на часы и закусила губу — как бы не опоздать на еженедельную инспекцию у князя.

Луиза была худенькой женщиной с угловатой фигурой и жидкими волосами, которые она собирала в пучок на затылке, скрывая его под чепцом. Всегда раздраженная старая дева, дальняя родственница князей Саксонских, целиком зависела от милосердия князя, за что, как предполагалось, она должна была воспитывать его дочерей. Но так как она сама получила весьма скудное воспитание и образование, то занятия в классной комнате парижского дворца князя на рю де Бак продолжались не так уж долго. Вместо них девочки часами сидели в застывшей позе, с высоко поднятыми головами, расправив плечи и прижимаясь спинами к спинкам парт. От них требовалось умение ходить по дворцовым залам скользящими шагами, так, чтобы они напоминали постороннему взгляду две аккуратные статуэтки и чтобы под их накрахмаленными пышными юбками нельзя было и предположить наличие таких вульгарных понятий, как ноги.