Такая жара, что даже ночью под открытым небом жарко. Наша группа расположилась спать на ночь, под огромным деревом на лужайке в центре Иерусалима. Мы даже не охраняли друг друга, так как никому до нас не было никакого дела.
Таких, как мы, в Иерусалиме было много. На нас никто не обращал внимание. Так и в ту злополучную ночь сам расстелил свою подстилку из ткани прямо на траву.
Под голову положил котомку с продуктами и сменой белья. На свежем воздухе спалось хорошо и без проблем. К утру сам так и не проснулся. Где-то среди ночи сам почувствовал тупой удар по голове и все.
Ударили меня умно, если так, можно сказать. Били тяжёлым предметом, завёрнутым в материю. Очнулся в середине нового дня. Голова болит.
Перед глазами плывут круги. Никак не пойму, что со мной произошло. Вдруг, прямо у моего лица, появилось мужское лицо с красным колпаком на голове. Сразу догадался, что это турок.
Лишь турки носят такие красные колпаки с помпончиками на макушке. Турецкий язык похож на азербайджанский язык, а также на тюркские языки Дагестана, которые с детства знал в совершенстве.
Из разговора мужчины, понял, что они меня хотят продать купцу в государство Саудидов. У меня сразу мысль мелькнула о побеге. Оглянулся вокруг. Было пустынное место.
Где-то очень далеко от Иерусалима. Бежать в таком месте бесполезно. Видно кругом на много вёрст. К тому же за мной следили несколько человек. Моей котомки рядом не было.
Значить турки котомку украли или бросили её там под деревом, где спал. Из всего моего состояния осталась целой золотая монета, которую зашил в подошву сандалии ещё в Италии. Сандалии были настолько потрёпаны, что на них никто не мог позариться.
Все мои документы исчезли вместе с моей котомкой. Даже домой никак вернуться не смогу. Не знал, что произошло с моими друзьями, возможно, их тоже похитили?
Всё же меня похитили, вероятно, из-за того, что у меня мускулатуры было больше, чем у моих друзей?
Кроме того, в Греции сменил церковную одежду на обычную одежду. Церковную одежду с документами об образовании, отправил домой в Старый хутор со своими земляками, которые были в Греции и там навестили меня.
В светской одежде удобнее было находиться в любой стране мира, так был всюду единой серой массой и не выделялся среди других людей.
Вероятно, поэтому меня и украли? Приняли за паломника иностранца, которым собственно и был. В святых краях были паломники трёх религий. Это христиане, католики и мусульмане. Мог сходить за любого из них. Так как приезжают сюда из-за границы в основном богатые, то меня и выкрали, как богатого мужчину с мускулатурой.
Такое, всего лишь мои предположения. Как все было в действительности, мне не суждено знать. Тесёмка с моего нательного крестика истёрлась в пути, и чтобы не потерять крестик, положил его в котомку, которая пропал с ним.
Теперь был действительно рабской серой массой – без документов, без религии и без прав. Меня могли отдать, продать, поменять как вещь.
Как только пришёл в сознание меня тут же хорошо покормили. Наверно, беспокоились, чтобы, как товар, не испортился и хорошо сохранился?
Мне нужно было узнать информацию о месте нахождения, поэтому не выдавал себя, что знаю турецкий язык. Прикинулся пришибленным ими у дерева. Они мне объясняли по-турецки, как должен себя вести. Делал глупую рожу, мычал, как тупой молодой бычок и разводил руками.
Тогда турки жестом рук показывали мне, что должен был делать. Прикидывался дураком целых три дня, думал, что им это надоест, они меня выпустят от себя. Но турки меня от себя не прогнали, и мы все три дня на ишаках передвигались в сторону юга.
Лишь на третий день пути узнал из разговора турок, что меня везут в Хеврон. Там араб Ахмед собирает караван в Медину. Турки собираются меня продать Ахмеду. Тогда стало ясно. Скоро стану рабом и меня больше никогда родня не увидят.
На подъезде к Хеврону стал вести себя более достойно. Так как думал выбрать себе момент, поговорить с турками на их языке, как говорится по-русски, по-мужски с кулаками и постараться удрать от турок обратно в Иерусалим, а дальше кораблём к себе на Кавказ.
– Дети шакалов! – завопил, на турецком языке, когда турки предложили меня Ахмеду. – Как вы посмели продать своего земляка иноземцу!? Пускай ваш род, покарает Аллах за грехи ваши! Пускай позор ляжет на ваши головы!
Турки отскочили от меня, как от прокажённого. Замахали в недоумении руками. Стали что-то на арабском языке объяснять Ахмеду. Ахмед ни стал, церемонится с ними и выставил охрану рядом со мной. Сделка состоялась. Стал рабом Ахмеда.
Так свобода моя закончилась. Не смог использовать последний шанс. Караван медленно двинулся в путь. Турки несколько километров шли следом за лошадью Ахмеда и умаляли Ахмеда о чём-то. Вероятно, их мучила совесть, что они продали своего соотечественника?
В конце концов, Ахмед разрешил напоследок туркам немного поговорить со мной. Наверно, турки решили проститься?
– Прости нас Бакыр. – запричитал старший турок. – Пускай Аллах нас покарает за ошибку. Эти проклятые неверные запутали нас. Мы думали, что ты вместе с ними. Продержись до следующей весны. Когда Ахмед с караваном опять вернётся в Палестину, мы тебя выкупим. Сейчас у нас нет с собой много денег.
– Как до весны?! – возмущённо, спросил. – Мои родители в Трабзоне. Они не вынесут разлуки…
Не успел поговорить с турками о моём освобождении. Караван обратно поднялся и двинулся дальше. Ахмед усилил охрану возле меня. Долго смотрел в сторону турок и думал, о том, что упустил шанс к свободе.
Одно уловил точно, что эти турки никогда не были на родине своих предков в Турции.
Так как они даже ничего не спросили у меня о Трабзоне, который первым пришёл мне на ум, чтобы назвать его местом своего проживания. Почему турки меня назвали Бакыр?
Такого слова и имени не встречал на тюркских языках. Возможно, что так на турецком языке искажённо звучит батыр, то есть богатырь? Какой из меня богатырь, если дал себя в рабство заключить.
Вот теперь сижу под надзором. Хорошо, что меня не связали. Может быть, смогу сбежать где-то в дороге? Если в дороге будет населённый пункт евреев или христиан…
.4. На пути к рабству.
Караван медленно продвигался от оазиса к оазису. В самоё жаркое время дня караван останавливался под редкими деревьями и в расщелинах между пустынных холмов.
Все днём спали. С падением жары, во второй половине дня, караван поднимался и опять медленно двигался. Всюду пустынно, нет ни одной живой души. Даже дикие животные попадаются очень редко. Кругом пески и обгоревшие вершины плоскогорья Негев. Жара такая, что куриные яйца можно в песке варить всмятку.
По ночам плоскогорье обдувается ветрами и можно быстрее каравану передвигаться. Лошади и ишаки давно измотались в ночных переходах. Все еле живые. Вчера днём издохла одна лошадь. Как раз перед очередной остановкой. Всего километр не дотянули до небольшого озера в горах.
Караван расположился на отдых у озера. Мы видели, как хищники устроили пир над нашей лошадью. Вначале умершую лошадь увидели огромные орлы-стервятники. Когда они вовремя своего пира устроили между собой делёжку, то на их крики прибежали шакалы и лисицы.
Не успели хищники приступить к своим разборкам, как появились гиены. Гиены настолько страшные и сильные, что шакалы и лисицы ни стали с гиенами спорить, а поспешили убраться восвояси.
Когда гиены насытились, после этого вернулись к объедкам шакалы и лисицы. Орлам-стервятникам оставалось наблюдать с высоты своего полёта за пиром хищников.
Ко времени нашего отъезда от бывшей лошади остались всего лишь белые кости, которые обгладывали более мелкие хищники пустыни.
Изнурительное путешествие через пустыни и вершины плоскогорья Негев длилось много дней. Давно устал считать наши дни и привалы на отдых. Моё тело изнывало от различных поз на лошади, верблюде и ишаке. Горные тропы шёл пешком, чтобы размять измученное тело, которое к тому же дурно пахло от налипшей на меня грязи.