Мы вместе оформляли роспись стен в зале клуба, который за время моей службы превратился в живописный дворец, куда даже со штаба Закавказского военного приезжали посмотреть наше совместное творчество с майором Карпухиным.
Позже принимал участие с другими художниками в оформлении наглядной агитации штаба дивизии и в оформлении госпиталя закавказского военного округа в Тбилиси.
На пограничных заставах с Турцией, принимал участие в оформлении наглядной агитации у пограничников в посёлке Гонию и в других запретных местах.
Многое сделал для советской армии вовремя службы. Но больше всего для меня сделал майор Карпухин, который своим влиянием определил всю мою дальнейшую трудовую деятельность после службы в советской армии. Впоследствии, за время моей службы в армии, подполковник Карпухин настоял на том, чтобы отправил свои работы в Московский заочный университет искусств на изобразительное искусство.
Подполковник Карпухин добился того, что воинская часть оплатила первый мой курс обучения в Московском заочном университете искусств. Конечно, подполковник Карпухин делал это не только из-за любви к изобразительному искусству.
Он хотел, чтобы талантливый художник остался на сверхсрочную службу в нашей воинской части и продолжил учёбу в военном направлении. Но у меня были совсем другие взгляды на личную жизнь. Поэтому не остался служить и учиться в армии, вернулся, обратно на гражданку.
2. Расплата за глупости.
Наверно, через пять месяцев за время моей службы в советской армии к нам в воинскую часть приехали офицеры военного трибунала Закавказского военного округа?
Допрашивали всех призывников, которые ехали специальным поездом из Ахалцихе до Батуми. В том числе допрашивали меня.
– Как ты оказался в Батуми, когда должен был служить в Ахалцихе? – спросил меня офицер КГБ.
– Мне ничего неизвестно о моей поездки. – прикинулся болваном, – Мне нечего вам сказать.
Из диалога с офицером КГБ мне стало понятно, что не очень-то он меня понимает. О чём именно хотят меня спросить офицеры из военного трибунала тоже как бы не понял ничего. Просто промямлил то, что мне в военкомате Беслана сказали о службе в Батуми на берегу Чёрного моря.
Вот и следовал до самого пункта назначения в Батуми, как было прописано в документах моего сопровождения на службу в армию. Больше нечего мне сказать о поездке в специальном поезде. Всё без меня знают. Видимо, в этот раз мой номер не пройдёт? Конечно, так разговор с офицерами военного трибунала не закончился.
Офицеры военного трибунала знали почти все, про семь дней нашего следования в специальном поезде из Орджоникидзе до Ахалцихе. Офицеров также интересовала выпивка тормозной жидкости. Сразу рассказал офицерам из военного трибунала про случай в Беслане, когда отравились тормозной жидкостью больше сорока человек.
– Половина отравленных парней скончались. Среди умерших парней были мои друзья. – объяснил оба случая офицерам КГБ. – Поэтому в поезде, после того как обнаружил, что в канистрах находится ни карабахский коньяк, а тормозная жидкость, то сразу поставил в известность солдат и офицеров сопровождении, которые в свою очередь приняли экстренные меры по избавления призывников от питья тормозной жидкости. В результате чего спасли многие жизни призывников.
Кто успел выпить тормозную жидкость, отделались лёгким отравлением. Хорошо, что к отравленным тормозной жидкостью приняли меры по очистке желудка от выпитой гадости. Призывникам в поезде пьянка могла закончиться летальным исходом. Как в Беслане, от огромной дозы выпитой тормозной жидкости скончались двадцать четыре человека не сбывшихся солдат советской армии.
Когда офицеры военного трибунала уехали из нашей военной части, то к нам позже просочилась информация, что после нашего отъезда из Ахалцихе, где-то между станциями Боржоми и Сурами, местные грузины нашли возле железной дороги переломанного парня славянской внешности без документов в кармане.
Грузины оказали парню первую медицинскую помощь, но привести его в сознание не могли. Тогда покалеченного парня привезли в больницу в Боржоми.
Спустя три месяца парень пришёл в себя. Стал разговаривать на украинском языке. Как он попал на железную дорогу между станциями Боржоми и Сурами, парень никак не мог вспомнить.
Переломанный парень не мог даже вспомнить собственное имя и фамилию. Видимо, вовремя падения с поезда ему полностью отшибло память? Так бывает вовремя ушиба головой.
Поэтому медики Боржоми, где находился переломанный парень, обратились к милиции и к военным, чтобы те смогли определить кто этот переломанный парень.
Так через пять месяцев нашёлся Загорулько Тарас, которого даже в лицо не видел. Пострадавший украинец вовремя пересчёта призывников в поезде, как бы прикрыл своим отсутствием мой отъезд на службу в армии из Ахалцихе в Батуми.
О чём, естественно, совсем ничего не знал. Благодаря чужому горю, не желая этого, стал служить в Батуми, столица Аджарии, у Чёрного моря. Предсказания военкома Гаврилюк сбылись полностью. Загорулько Тараса комиссовали из службы в советской армии, куда он даже не смог доехать. Лишь в дороге к месту службы в советской армии
Загорулько Тарас потерял своё здоровье. Никто толком ничего не знает, как это все случилось. Ведь мы далеко ни всех знали, кто ехал с нами в поезде на службу в советской армии.
Мы знали только тех, с кем были призваны в одном городе и с кем прожили рядом с самым детством. Все остальные призывники нам были просто попутчиками на службу в советскую армию. Мы даже не знали, в каком вагоне ехал Загорулько Тарас. Может быть, Загорулько Тарас был пьян и выпал с вагона или с кем-то подрался?
За что его просто выбросили из вагона. В любом случае, этому парню крепко досталось. Загорулько Тарас не только был весь переломан, но вдобавок потерял свою память.
Получил амнезию на всю оставшуюся жизнь. Вряд ли он косил от службы в армии. Если бы хотел, то вполне мог косить до службы в армии. Вполне возможно, что Загорулько уже никогда не вспомнит, что с ним случилось в ту поездку на специальном поезде к месту его службы в советской армии?
3. Чабан призывник.
Почти в конце службы в советской армии совершенно случайно в Тбилиси встретился с офицером, который сопровождал чабана к месту его жительства в горах Дагестана.
Так вот офицер рассказывал, что он вместе с призывником сопровождал чабана высоко в горы в течение целого месяца. Куда, наверно, никто и никогда не ходил?
– Вначале мы приехали в Махачкала, чтобы определить место жительства этого чабана. – рассказывал офицер. – В столице Дагестана не нашлось человека, который смог бы поговорить с чабаном на его родном языке и определить место его жительства. Тогда мы вместе с призывником на свой риск решили довести чабана до места его жительства. Мы просто не могли оставить человека на произвол судьбы. Ведь нам его доверили. Поэтому мы отправились в предполагаемое место автобусом через Буйнакск. Когда после аула Гуниб движение транспорта прекратилось, местные жители несколько километров вели нас по тропам туда, куда они сами могли подняться.
Дальше мы втроём двигались пешком несколько дней высоко в горы. Когда выше гор было только небо, мы наконец-то дошли до кошар, в которых жила семья этого чабана. В этом месте ничего не было, что могло напоминать нам цивилизацию. В этом месте жизни горцев неизвестного нам племени отсутствовал металл. Люди обходились только тем, что им давала природа. Огонь они добывали способом трения, как в каменном веке. Лошадей, ишаков и собак в племени не было.
Нет и овец. В племени людей приручённые горные бараны и козы, которые кормили людей и одевали их в свои шкуры. Весь свой домашний инвентарь люди изготовляли из костей животных, камня, дерева и глины.
Хлеб у них отсутствовал вообще. Кроме мяса животных и молока, в питании этого племени присутствовали плоды и ягоды растительности. Жилище было настолько убогим, что просто удивительно, как племя вообще жило в нём. О каких-то условиях жизни даже нечего было думать. Можно сказать, что мы увидели живьём людей, живущих в каменном веке. Которые были изолированы от современного быта.
