Александра фыркнула. Задвинула коленку под стол.

– Я похожа на отравительницу? Я миролюбивая женщина.

– А что? Ты довольно последовательна. Когда со мной наряд полиции не совладал, решила травануть. И насчет миролюбия я бы помолчал. Женщина, которая рвет на куски несчастного червяка и нанизывает его извивающиеся части на крючок, чтобы затем прикончить невинную рыбешку, – это…

– Ну да, – с вызовом выпятила острый подбородок Александра, – я не такая, как все! Охотница! Тебя это удивляет?

– Вовсе нет. Я, к сожалению, знаю, какие женщины бывают, – улыбка сошла с лица Горюнова. Он вспомнил курдянок, которых Аббас попросил поинструктировать в стрельбе из разных видов оружия. В том числе из снайперки…

– Ты женоненавистник? – Александра встала, чтобы снять с конфорки закипевший чайник.

Он посмотрел на ее спину и чуть ниже и довольно искренне ответил:

– Не-а! Может, поженимся?

Саша обернулась, взглянула задумчиво и чуть удивленно:

– Это шутка? Или предложение, так сказать, одноразового характера?

– Брак с благородной женщиной – ступенька к почету, – от смущения Петр выдал теперь иракскую поговорку. – Вообще-то не одноразовое.

– Мы друг друга не знаем… – пожала плечами Александра.

– А что должны знать? – Он встал, пошарил по крышке холодильника, достал сигареты. Посмотрел на них и улыбнулся: – Дурные привычки? Вот. – Тут же подумал, что в ИГИЛ за курение изобьют, да еще и публично, и добавил: – Но в ближайшее время брошу. Выпиваю редко. По необходимости.

– Это как? – Саша выглядела заинтересованной, чуть покраснела, села к столу, подогнув под себя одну ногу и поставив подбородок на руки. Поза была показушная, вроде бы расслабленная, а на самом деле она так зажалась, что выглядела скорее напуганной.

– Чтобы не простудиться, не отравиться или из уважения.

– А, ну да – «ты меня уважаешь»? А дурной характер?

– У меня? – искренне удивился Петр, распахнув голубые честные глаза. – Господь с тобой! Ну, в принципе, характер есть. Но я дома редко бываю.

– Ты считаешь, что это плюс? И где ты пропадаешь?

– В командировках, – Горюнов закурил. – Так как насчет пожениться?

– А про меня подробности тебе знать не обязательно? Такое впечатление, что ты на спор решил жениться.

– Я на людей не спорю, – нахмурился Петр. – И вообще спорить не люблю. О тебе я знаю достаточно. Красивая, с юмором, рыбу ловить умеешь и готовить, бдительная…

– Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет… – без малейшей иронии подхватила она. Счастливой не выглядела, только озадаченной. – Не пойму, в чем подвох?

– А он должен быть? – улыбнулся Горюнов.

– Мы знакомы два дня, даже меньше… – Саша покусала губы.

– Таки да или нет? – взглянул на нее исподлобья Петр. Александра сидела к нему вполоборота. Он стоял у окна, дым от сигареты уносился в приоткрытую форточку.

– И все-таки, кто ты по профессии?

– Могу диплом показать. Окончил Военный институт иностранных языков. Первый язык – арабский.

– Знаешь еще языки? – повернулась к нему Александра.

– Турецкий, английский… – Петр еще сносно изъяснялся на персидском и курдском, знание турецкого позволяло понимать азербайджанский, но хвалиться не стал, промолчал. – Это имеет значение?

– Все имеет значение. – Она встала и начала буднично убирать посуду со стола.

– Ты это… Как-то чудно, – Петр в растерянности потер лоб. – Тебе предложение делают, а ты ведешь себя…

Александра села к столу.

– Просто ты так странно делаешь это самое предложение – между делом. Поэтому я растерялась. Мне кажется, на моем месте могла бы сейчас быть любая другая, и тебе все равно с кем… кому… – она сбилась.

– Неправда, – покачал головой Горюнов. Смял сигарету в пепельнице и положил руку на плечо вздрогнувшей Саше. – Я просто не слишком эмоциональный. А кроме того, не привык мешкать в принятии решений.

– Даже таких судьбоносных?

– Особенно таких. И еще я ограничен во времени. В Москве буду около месяца. Да к тому же по объективным причинам этот месяц вряд ли сможет стать медовым, даже если мы зарегистрируемся завтра же.

– Теперь я понимаю и того меньше. Ты меня совсем запутал. Может, ты брачный аферист? – с надеждой спросила она.

– Конечно, – охотно согласился Петр. – Женитьба это всегда афера. Ты богатая?

– Нет, – дернула плечом Саша.

– Тогда в чем же афера?

– Ты показал полицейским какое-то удостоверение, я в глазок видела. Что это было? Покажи.

– Любопытный попал в огонь и сказал: «Дрова сырые!»

– Опять поговорка?

– Считай это дурной привычкой, – покорно согласился Петр.

– Уходить от прямых ответов – тоже дурная привычка?

– Удостоверение военного, офицера, – невпопад ответил он.

Александра встала, поправила волосы.

– И какое же у тебя звание?

– Полковник, – вздохнул Горюнов, не уточняя, что он полковник нелегальной разведки.

– Почему не генерал?

– По должности полковничье звание – потолок, – оправдался Петр. – Ищешь повод для отказа?

– Думаю. Прикидываю, когда ты собираешься все успеть? Подать заявление, зарегистрироваться. После подачи заявления, кажется, месяц ждать придется. А потом я останусь одна? Надолго?

– Так ты согласна? – строго спросил он.

– Опять не ответил!

– Ты тоже! – буркнул Горюнов. – Я не знаю, как надолго… Не от меня зависит.

На следующий день ему пришлось известить генерала Александрова о своей избраннице. Горюнов передал ее паспортные данные. Чтобы получить разрешение жениться, требовалась всесторонняя проверка будущей жены. * * *

На здоровье Горюнов никогда не жаловался. Но на контейнеровозе его омерзительно укачало…

Вышли из Новороссийска на рассвете за грузом в Стамбул. Штормовой ветер в Цемесской бухте разогнал ночной клочковатый туман. Когда Петр стоял на палубе и ветер лохматил волосы и короткую бороду, которую он старательно отрастил за месяц, боцман заорал на него: «Эй, бородач, как там тебя?! Живо скребок в зубы и на корму!» Кроме капитана, о подлинности личности Горюнова никто не знал. Наняли нового матроса на рейс – ничего необычного. Однако Петр проявил полную несостоятельность в качестве палубного матроса – провалялся в медкаюте почти весь путь до Турции с морской болезнью.

На белом подволоке покачивались светло-желтые блики. От этого еще сильнее мутило. Перед глазами стояло бледное лицо Саши… Петр зажмурился, прогоняя видение. Постарался сосредоточиться на предстоящем.

Необходимость быть мусульманином он воспринял как часть служебных обязанностей. Пережил небольшую операцию, чтобы тело не подвело, не выдало в нем не мусульманина. Труднее было довести до автоматизма совершение ритуального омовения и молитвы.

Петр ходил в мечеть, беседовал с муллой, не упуская мелочей, наблюдал за другими верующими – жесты, взгляды, позы… Отсматривал видеозаписи, которые удалось добыть у вербовщиков, задержанных уже на территории России.

«Хоть бы доплыть на этой дрянной посудине и не отдать Богу душу, – подумал Петр и снова увидел перед мысленным взором лицо Александры. – Когда теперь увидимся? И увидимся ли?..»

Уже в темноте, подсвеченный габаритными огнями и светом ходовой рубки, контейнеровоз втянулся на рейд Стамбульского порта. Несколько часов проходили таможенные процедуры, чтобы получить разрешение для моряков сойти на берег. Уже начало светать. Петр слегка оклемался, хотя корабль покачивало даже тут, на рейде. Надвинув кепку на лоб, он на катере с другими членами экипажа сошел на берег.

Контейнеровоз встанет под погрузку только к вечеру следующего дня, и палубный матрос Георгий Соловьев вернется в срок, чтобы помогать при погрузке. Но это будет не совсем тот Георгий Соловьев. Разве что очень внешне похожий на Петра.

А Горюнов превратился снова в Марека Брожека. Руководство решило, что это наиболее безопасный вариант. Брожек ушел из Турции чисто, если Петра узнают, то он под тем же именем, тем более собирается сунуться к курдам, которые его помнят как поляка.