– Жемчуг? – спросила покупательница.

– Нет, прозрачные.

– Может быть, горный хрусталь?

– Вот-вот, горный хрусталь. Надела прямо в магазине, иду по улице, и вдруг бусины рассыпаются… такая ненадёжная нить оказалась, прямо халтурная нить.

– Ну и как же, собрали бусины?

– Народ помогал собирать, одна бы я долго по земле ползала. Собрала, а дома на леску нанизала. Леска – самое надёжное дело. Сейчас и вам подберём. Какие бусы-то у вас, из каких камней?

– Агатовые. Такие, знаете, тяжёлые разноцветные камни – оранжевые, зелёные, кремовые. Очень красивые бусы.

В это время покупательница ещё раз посмотрела на пол, надеясь всё-таки увидеть кусочек принесённой с собой лески. Каким-то образом лучик света упал через окно на линолеум и высветил именно то место, где лежал кусочек лески. Женщина обрадовалась и подняла леску с пола.

– Можете мне такую же по диаметру подобрать?

– Ну-ка, покажите. Да, тоненькая. Сейчас подыщем что-нибудь.

– Так, значит, на крупную рыбу, но тоненькая, – Вера принялась рыться в коробочках, перебирать пакетики на витрине, держа перед глазами образец. Эта толстая, не пойдёт. А вот эта вроде такая же, как у вас, – сказала она, разглядывая этикетку на пакетике. – Я думаю, на щуку вам будет в самый раз.

– На щуку?

– На щуку.

– Выдержит?

–Это какую щуку надо поймать, чтоб порвалась, – вспомнила продавщица специфику магазина.– Теперь лески прочные делают, многослойные. Выдержит, будьте спокойны.

ГОСПОДА ДВОРЯНЕ

Отдел, в котором работала Марина, был небольшой, и назывался отделом технической информации. Трудились здесь в основном женщины, только начальник был мужчина. На работе Марине было скучно. В разговорах, которые обычно бывают в женском коллективе – о мужьях, о детях, о магазинах и рынках – она не участвовала, от них ей становилась совсем тоскливо. Когда не было срочной работы, она потихоньку вынимала из ящика стола книгу и читала. Многих в коллективе она раздражала своей замкнутостью, которую сотрудники принимали за высокомерие. Дождавшись пяти часов, Марина ехала домой, где её ждали муж и пятилетний сынишка. Муж работал прорабом на стройке, хорошо зарабатывал. Марина считала, что с мужем ей в некотором роде повезло. Он оказался вполне домашним человеком: любил готовить, так что от этой заботы Марина была полностью освобождена. Он любил Марину, обожал сынишку, и, по-видимому, чувствовал себя счастливым в семейной жизни. Марина тоже любила мужа, с которым познакомилась, когда оба учились в строительном институте. На первых порах её замужества Марину вроде бы всё устраивало. Но со временем она стала понимать, что живёт в рутине, из которой не видела выхода. Каждый день одно и то же: работа, дом, опять работа. А так хотелось куда-нибудь выбраться, хотя бы в выходные. Но получалось так, что муж сильно уставал на работе, и в выходные его невозможно было куда-нибудь вытянуть. Единственное, что она могла себе позволить, сходить с сынишкой в зоопарк или на детский спектакль в театр. Марина чувствовала, что ей всё время чего-то не хватает. Она бы с удовольствием побывала с мужем в театре, съездила бы хоть раз за границу… К тому же у неё не было подруги, с которой бы она могла чувствовать себя свободно, с которой ей было бы интересно общаться…

Но вот однажды в отдел, где работала Марина, пришла новая сотрудница. Марине сразу показалась приятной хрупкая девушка с льняными волосами и причёской «каре». Удивил её выговор – мягкий, с небольшой картавинкой. Понравилось, как она одевается: как-то особенно элегантно сидела на её стройной фигурке широкая в складку юбка, собранная поясом на талии. Руки она кокетливо держала в карманах этой юбки, и оттого походка её казалась изящной и грациозной. Оля, так звали новую сотрудницу, тоже как-то сразу прониклась симпатией к Марине. Частенько она подходила к её столу, слегка присаживалась на край, и они принимались щебетать. К большой радости обеих, им было, о чём поговорить. Марине приятно было слушать, как Оля рассказывает о своих увлечениях: она и рисовала, и плела сама небольшие коврики, и стихи писала. Тем не менее, обе они имели техническое образование, и теперь приходилось, как говорила Оля, влачить техническое существование. Марина была удивлена, что моложавая на вид Оля, не была такой уж молодой. Оказалось, что они были почти ровесники – обеим было за тридцать.

Как-то раз после работы Оля пригласила Марину к себе в гости. Жила Оля с мамой в небольшой двухкомнатной квартире. Уже в прихожей Марина увидела многочисленные работы Оли: на полу лежал красочный коврик, на стенах висели картины из соломки, вышивка, поделки из дерева. Всё это словно обволакивало гостя душевным комфортом жилища. Олиной маме, Екатерине Георгиевне, на вид было лет семьдесят. Полная, медлительная, она, тем не менее, двигалась с особой статью. Сначала она настороженно отнеслась к новой подруге дочери. Но когда сели за стол, первоначальное напряжение спало. И хотя угощение было очень скромное – салат из огурцов и помидор, сосиски с пюре, сервировка стола поразила Марину. Посуда, из которой они ели, по-видимому, была очень старинная: красивые тарелки из тонкого фарфора, серебряные ножи и вилки с вензелями. Марина не удержалась и спросила Екатерину Георгиевну, откуда у них в доме такая посуда. Та ответила не сразу. Она немного помолчала, будто сомневаясь, стоит ли рассказывать едва знакомому человеку то, что до поры было глубоко запрятанной семейной тайной. Но, Марина почему-то внушала ей доверие, к тому же Екатерина Георгиевна хорошо знала, что Оля не пригласит в дом кого попало.

– Знаете ли, – начала она, – мы ведь не всегда жили так скромно, как теперь. Я давно на пенсии, Оля зарабатывает немного. Конечно, когда был жив Олин отец, мы жили лучше. Он работал главным инженером на крупном предприятии. Но пять лет назад он умер. Замечательный был человек, добрый. Всё умел делать, за что бы ни брался. Оля, наверное, в него уродилась – у неё тоже, чем ни занимается, всё хорошо получается… Но посуда эта появилась, конечно, ещё раньше. Это то, что осталось от тех сервизов, которые служили ещё моим родителям, и их родителям. Оля ведь потомок дворян, – сказала она с нескрываемой гордостью.

«Так вот откуда у Оли изящные манеры; они, вероятно, передаются с генами», – подумалось Марине.

– Вся эта посуда – это почти всё, что осталось из вещей нашего рода, – продолжала Екатерина Георгиевна печально. – Хотя, счастье, конечно, не в материальных ценностях, а в том, что у человека в душе. А это уж никто не отнимет, – голос у неё немного дрогнул.

Марине хотелось перевести мрачные мысли Екатерины Георгиевны на что-то другое.

– А как вкусно есть из такой посуды, – сказала она.

– Да, это правда. Это всё создавалось не только для внешней красоты, но и для здоровья. Оля тоже творит красоту в своих работах, и это тоже для здоровья духа, здоровья мыслей.

Она помолчала, потом, призадумавшись, сказала:

– Жаль только, что никак замуж не выйдет. А вы замужем, Марина?

– Да, у меня муж и ребёнок.

– Это хорошо, – Екатерина Георгиевна помедлила, потом сказала:

– Видите, как у нас в семье получается.… У моей мамы, Олиной бабушки, было восемь детей; у меня в Олином возрасте – уже четверо, а Оля даже и замуж ещё не вышла. Что-то не то творится…

– Ну ладно тебе, мама. Давайте лучше чай пить, – Оля старалась уйти от неприятной темы. – Я такой тортик купила – вскочила она, чтобы бежать на кухню. И от слова «тортик», задребезжавшего в её устах, Марине стало необыкновенно уютно и весело.

Чай пили тоже из красивых чашек из тонкого фарфора.

Прошёл год. Оля по-прежнему любила присаживаться на краешек Марининого стола, и они болтали о том о сём. Оля приобщила Марину к музею Народов Востока, куда они теперь частенько ходили вместе; иногда Марина брала с собой сынишку. В музее Оля делала зарисовки диковинных орнаментов ковров, чтобы потом использовать их в своих работах, а Марина с удовольствием рассматривала экспонаты дотоле неизвестного ей музея.