Сам этот акцент появился после результативно проведенных таджикских раундов переговоров и с обозначением новой сверхтрудной задачи — замирения Афганистана.

В начинающейся кампании по афганскому урегулированию совершенно новую роль призван играть только что замиренный “именинник” Таджикистан. И неожиданная популярность этих таджикских именин в кругу стран-гарантов (то есть в основном стран-соседей вместе с Россией и Ираном) принуждает Пакистан даже в условиях военных успехов талибов обращаться не только к привычно дружественному Узбекистану, но проводить дипломатические турне по всем странам Центральной Азии, включая Таджикистан, признавая неизбежность их участия в разрешении афганской проблемы. Впрочем, хлопнем себя по лбу, и сам Пакистан уже не тот, что при Беназир Бхутто и военных, близких талибам. Да и США повели себя нейтрально, закрыв свое посольство для обеих сторон афганского конфликта.

Помимо возникшего специфического авторитета в афганской проблематике, к новым чертам Таджикистана (как и к новым возможностям Рахмонова) относится то, что, по мере раскрывания дверей в Таджикистан для оппозиции, для самого Таджикистана открываются двери в исламский мир. Ведь менее, чем через неделю после подписания в Москве 27 июня соглашения о национальном примирении, Рахмонов уже беседовал в Джидде с саудовским наследным принцем Амиром Абдулло, которого он призвал активизировать усилия в деле помощи афганскому урегулированию и пригласил в Душанбе. Это одновременно и исламский дебют Рахмонова, и формирование круга стран для решений по афганскому вопросу с опорой на политический капитал миротворчества, накопленный на таджикских раундах.

Однако не только это позволяет Таджикистану выступить в выгодной роли новообращенного миротворца. Пакистан давно перестал быть единственной страной, чья территория используется как “запасной аэродром” во внутриафганском конфликте. Сегодня, если судить по обвинениям талибов, у антиталибской коалиции большой выбор тылов. Гератский лидер Исмаил-хан скрывался и готовился к наступлению в Иране. Узбеков Дустума талибы неоднократно обвиняли в связях с Ташкентом, а Туркменбаши в том, что он пропустил прижатых к границе противников талибов через свою территорию. То, что афгано-узбекская граница не является защитой от чужой войны, показали недавние бои за Мазари-Шариф, во время которых реактивные снаряды залетали на узбекскую территорию, неся жертвы и разрушения. А ведь этого не было за все годы афганской войны.

Но самые сильные страсти кипят все же по поводу таджикских тылов Масуда (есть они или нет их). Официальный Душанбе последовательно отвергает все обвинения талибов и в укрывательстве Раббани, и в том, что бомбардировки позиций талибов ведутся с аэродрома в Таджикистане. Однако таджикская вооруженная оппозиция, получающая свою долю власти, должна будет как-то отдавать “долг гостеприимства” после многолетнего пребывания на афганской территории. Как? Если учесть, что из троих упомянутых афганских лидеров именно таджик Масуд считается наиболее реальным претендентом на общеафганскую роль, то и тут Таджикистан, разбивший лед в отношениях с Масудом разрешением инцидента с захватом заложников братьями Содировыми, оказывается в именинниках (равно как и в должниках).

Заложенные в этих взаимоотношениях опасности Душанбе пока старается обходить, подчеркнуто признавая законность власти Раббани в Афганистане и одновременно рекламируя свой, еще не до конца состоявшийся, вариант “худого мира”. А этот вариант обещает существенную долю власти и гарантии из-за кордона (то есть взаимный договор между перечисленными держателями тылов воюющих групп, а также США и Россией). Остается больной для Афганистана вопрос о том, кто должен сыграть там роль коллективных миротворческих сил СНГ, оказавших Душанбе решающую помощь в августе при подавлении мятежа полковника Худойбердыева, не признававшего договоренности Душанбе с оппозицией. Однако учитывая, насколько зависит внутриафганский конфликт от импорта оружия и экспорта наркотиков, спектр способов воздействия на Афганистан можно считать широким.

Тем временем национальное примирение в Таджикистане не только приоткрывает для него исламский мир, но и впускает в среднеазиатские республики Иран, что не было возможным многие годы. Теперь Иран входит туда с репутацией миротворца, а в Таджикистане создает совершенно новую опору. Начнем с того, что Рахмонов ехал в Саудовскую Аравию с афганской темой, имея за спиной не только подписанный таджикский мир, но и проведенную в Душанбе в мае встречу с Раббани и бывшим президентом Ирана Рафсанджани. Оттуда Раббани, в свою очередь, направился в Ашхабад на саммит Организации по экономическому сотрудничеству. Такая обстановка делает Душанбе чем-то вроде штаба трех союзников. Далее, Рафсанджани посещает Куляб, Иран предлагает помощь в восстановлении таджикской экономики и участие в строительстве стратегической приграничной дороги Куляб-Калаихумб. В июле в Казахстан с предложением инвестиций пребывает одна из ключевых фигур иранской политики Мохсен Рафикдуст, глава знаменитого “Фонда обездоленных и инвалидов исламской революции”, одного из крупнейших в Иране держателей капитала. Из Алма-Аты Рафикдуст вылетает в Душанбе.

Такая перемена атмосферы неизбежно должна заставить всех, имеющих собственную политику в регионе, подтвердить свое место в нем (и в том числе США, которые неизбежно столкнутся с Ираном на поприще миротворчества). Во всяком случае, в сентябре в Казахстане начались совместные военные учения с участием США, стран Центральной Азии, Турции и России.

Что касается их последнего участника, России, то перед нею на фоне сохраняющегося напряжения таджикского урегулирования, где она является гарантом, стоит вопрос о мере ее участия в разрешении афганского вопроса. По крайней мере, во время визита в Душанбе министра иностранных дел Пакистана Аюбхана он предложил (вновь именно в Душанбе Рахмонову!), помимо необходимой встречи всех участников афганского конфликта, в качестве стран-гарантов урегулирования выступить Таджикистану, Узбекистану, Туркмении, Ирану, Китаю и Пакистану (“тылам”), а в качестве стран-наблюдателей — США и России (“тылам тылов”).

Для России в этом есть шанс и положить конец бесконечным взаимным упрекам во вмешательстве в афганские дела, и расширить дипломатические контакты, наработанные в таджикском миротворчестве, и закрепить свое место в сложившемся круге участников международного диалога по афганской проблеме. Но ясно одно — сама возможность международного диалога напрямую зависит от того, сколь успешно и подлинно будет идти примирение враждующих групп в Таджикистане. Роль России в этом пугающем своей двойственностью и несбыточностью процессе по-прежнему невозможно преувеличить. Но если эта роль будет так же двойственна, как нынешний таджикский мирный процесс, то, возможно, вскоре нам придется уступить свое место на таджикских именинах совсем другим гостям.

М. ПОДКОПАЕВА