Литмир - Электронная Библиотека

А осенью сестер внезапно отправили на учебу в школу – интернат, где до весны они тосковали по родителям и по родному дому, учили русский язык, мало-помалу забывая родной эвенкийский.

Потому и тяжелее им было проходить путь своих родителей. Путь, к которому их отец должен был их подготовить, но не сумел этого сделать.

Позже, после смерти маминой матери, моей бабушки, он все же переселился в деревню, но замкнулся в себе. Помню, мама с грустью говорила о том, что совершенно не знает историю своих предков. Что дедушка никогда не рассказывал о своих родителях – кто они были? Какими людьми?.. Возможно, он сам до конца жизни простоял на распутье двух дорог.

И эта потемневшая от времени фотография с изображением эвенка и двух его маленьких детей – единственный артефакт, символизирующий распутье этих двух дорог.

– Эвенков считают слабым народом, – заметила Лена. Лама перестал смеяться и на секунду задумался.

– Так любой народ слабый, если он маленький, – возразил он. – И притом, вы не забывайте, что ваш народ по всей России расселился и живете вы практически отдельными группами. Это мы буряты, в основном, плотно тут живем, поэтому и кажется, что нас, бурятов, много и что мы сильные. Да слабый в каком это смысле? Слабый духом или физически слабый народ? Если физически, то маленькие северные люди очень выносливые, и я бы не сказал, что слабые. Ну а потом, вы же еще не окрепли, по сути дела. Ваши предки с трудом пережили перемены. Вы представьте, подняли вас до неба и бросили вниз и вам нужно очень быстро научиться летать по воздуху. Ну, может быть, слабое сравнение. – Жаргал-багша поправил очки на носу: – Там же, в двадцатых, произошел разрыв. Ваши бабушки, дедушки не рассказывали вам? Нет? Они же попросту растерялись – с одной стороны древний мир предков, привычный быт, привычный уклад, а с другой стороны – другой, новый мир, с другой культурой и с другим бытом. Это же время надо, чтобы научиться жить в новых реалиях, окрепнуть. А вспомните те же девяностые, когда кругом безработица была, когда оленеводство перестало поддерживаться государством, сколько эвенков без работы сидело? Сколько народу спилось? Так они еще адаптироваться не успели, а тут новая беда! Говорите, слабыми считают? Очень легко видеть изъяны людей, которых по пальцам пересчитать можно! – Воскликнул он в конце бурной тирады.

– Вот если отдельный человек слаб духом… Вот вы считаете, что вы слабы духом? – лама проницательно посмотрел на Лену. Она пожала плечами.

– Не знаю.

Лама сложил руки на столе и корпусом поддался вперед.

– А это уже психологический момент, никак не относящийся к национальности. Будь ты бурятка или эвенка или русская, да хоть индуска какая-нибудь. Нельзя считать себя слабой духом. Нельзя вообще причислять себя к слабым. Понимаете? Стала считать себя слабой – значит и будешь такой. Сказали тебе люди, что слабая, ты поверила – значит, ты становишься слабой…Нам даются испытания, чтобы мы окрепли духом. Как сказал Чингиз Айтматов: «Слабый духом человек противится испытанию, сильный идет навстречу этому испытанию». Понимаете? Мы сильные, когда верим в свою силу. Когда идем навстречу испытаниям. Вот, вам люди говорят, что вы слабые, а вы не верьте никому. Может быть, как раз-таки ваше поколение уже адаптировалось и от вас и ваших детей уже пойдет рост вашей национальной культуры, вашей национальной силы. – Жаргал – багша сжал руку в кулак и слегка потряс ею. – Понимаете?

Мы сидели потрясенные этой речью с открытыми ртами. Наконец, ко мне вернулся дар речи:

– Понимаем. Спасибо вам за эти слова!

– Да, спасибо! – подхватила Ленка. Аюна тоже закивала – спасибо.

– Ни–че, ни–че! – проговорил Жаргал–багша на бурятский манер, смущенно улыбаясь. – Все хорошо будет. Мама ваша найдется. Главное, вы помните, что вы сильные и пройдете все испытания… Сейчас на кассу подойдите, там возьмете листок, надо будет в ящик Усан–Лопсон положить, ага? Листок возьмете… Там имя мамы и фамилию надо написать. Завтра хурал будет. – по–учительски мягко и настоятельно проговорил лама.

– Хорошо, хорошо, – кивали мы. Я достала кошелек и положила на стол несколько сторублевых купюр. Так положено.

– Спасибо еще раз, Жаргал–багша! До свидания!

– До–свидания! Удачи вам! – пожелал лама на прощание.

У кассы, на стойке стояли около десятка маленьких деревянных ящичков, на которых были наклеены бумажки с названиями хуралов. Каждый ящик был предназначен для записок–прошений. Я взяла листик бумаги, ручку, которые лежали тут же на стойке, написала фамилию и имя мамы, год ее рождения и положила бумажку в ящичек, на котором было написано «Усан–Лопсон». Затем вынула из кошелька сторублевую купюру и отдала кассирше.

Вышли мы из дацана, окрыленные и радостные. Атмосфера вокруг, разговор с ламой – все это взбодрило нас, придало сил.

– Ну вот, видите? Даже лама сказал, что найдется! – по–доброму, просто заметила Аюна. – Так что, не переживайте, все будет хорошо.

В эту минуту верилось, неистово верилось, что теперь–то мама точно найдется. Она у нас сильная, непременно все выдержит и найдет дорогу домой.

Мы дошли до конечной остановки 97 маршрута, у которой стояли несколько микроавтобусов, у одного из них, были открыты двери в салон. Мы запрыгнули в маршрутку и расселись.

В салон вошли еще несколько человек, после чего дверь закрылась, и мы поехали. И чем дальше мы уезжали от дацана, чем ниже спускались с горы и погружались в низину города, в будничную жизнь деревянных двухэтажек, супермаркетов, магазинчиков, светофоров, синеньких труб водоколонок, коими усыпан район, пыли и нагревшегося от солнца асфальта, тем мрачнее становилось в моем сердце. Сам факт того, что вопрос – где наша мама – несмотря на уверенный ответ ламы, что «найдется» – все же остается открытым. Ситуация по факту все же «висит», мама где–то там, одна блуждает в дебрях тайги. Вся моя окрыленность испарялась, радость улетучивалась, на сердце снова ложилась тяжесть, которая стала привычной за эти два дня.

Подруга вышла на перекрестке, пообещав приехать завтра и проводить нас.

Солнце уже стояло в зените и вовсю распекало город. Изредка перекидываясь короткими фразами, мы долго ехали в маршрутке, каждый думая об одном и том же. Наша подавленность стала чем–то естественным, общим, и не нуждалась в том, чтобы ее объяснять. Ближе к нашей остановке, сестра начала искать в сумочке мелочь, я молча вытащила из джинсов сдачу с такси и передала ей. Сестра отдала оплату водителю, мы молча вышли и пошли домой.

Я вдруг поймала себя на странной мысли, что я, та, которая никогда не обращалась к шаманам и ламам, второй день ловлю и мгновенно впитываю каждое их слово, как сухая почва капли дождя. Странно видеть себя такой, цепляющейся за тоненькую нить, в надежде вытянуть ответ, полу–ответ из тонкого мира сущностей и духов. Ты начинаешь верить во все. Нет, не так. Ты решительно веришь во все и корректируешь свою веру так, чтобы она оставляла для тебя хоть какую–то надежду.

Вчера шаман сказал, что не чувствует маму живой, но ведь он не видел ее вообще в своем трансе, верно? Сегодня лама сказал, что найдется. Значит, ждем. Завтра будет хурал и бог воды нам поможет в поисках… Еще нам, возможно, помогут с администрации… Почему еще не позвонили?..

Напряжение росло с каждым часом и все эти ответы – шамана, ламы приближали развязку… Нет, это мозг, измученный неведением, жаждал развязки. Жаждал, подстраивал в голове все их ответы в виде лестницы вверх, где на первой ступени был ответ шамана, что он ее не чувствует, на второй ступени слово ламы: «Найдется», на третьей надежда на помощь со стороны государства: – все это мозг подстраивал так, чтобы физически быстрее приблизиться к логическому завершению истории, потому что на четвертой ступени – последней, на плато должен быть по логике вещей телефонный звонок с радостной вестью: «Нашлась!» После двух человек, которые общаются с тонким миром, должно быть логическое: – Нашлась, вернулась! Но этого почему–то не происходило. Слово – «нашлась» – не хотело звучать. Медлило, пряталось, молчало. И разум на плато сходил с ума от неведения, от не разрешения ситуации, от тянущейся, измывающейся над ним тайной, которая не хотела раскрываться, от застывшего над ним мгновения, которое сломав все законы пространства и времени, неестественно застыло и в этом застывшем состоянии уже два дня.

9
{"b":"926465","o":1}