… у тебя всегда останешься ты. Тот самый стержень, который не даст тебе упасть.

Она тогда не до конца восприняла слова отца. Ее слишком напугала его фраза “когда меня не станет”.

И лишь после того, как папы по-настоящему не стало, Настя заново вспомнила сказанное им: “Твое “я” не даст тебе сломаться. На людей не нужно слишком полагаться, люди склонны предавать… Единственный человек, который тебя не предаст – ты сама. Пока будешь это помнить, любые препоны (а Судьба очень любит создавать препоны) будут тебе по плечу.”

…– Ничего не случилось, – Настя отложила в сторону столовый прибор и, сделав пару глотков воды (к спиртному она была абсолютно равнодушна), наконец, сказала, – Я просто решила поставить точку.

– Точку… в чем? – осторожно спросил Горицкий. Похоже, начиная понимать, к чему она клонит.

Настя молча пожала плечами. Пусть не прикидывается. Этот матерый хищник с отменно развитой интуицией и отточенными навыками выживания в дебрях дикого отечественного капитализма обычно всё схватывал на лету.

– Точку… в наших отношениях?

Она опустила глаза, потом обвела взглядом гостиную. До чего изысканная, до чего роскошная обстановка… откуда же у нее отчетливое ощущение дискомфорта?

Видимо, гены. Гены далеких предков, вполне уютно себя чувствовавших в деревенских избенках. И не мечтающих о дворцах.

– Я могу узнать, по какой причине? – мягко спросил Горицкий. Мягкость, разумеется, была обманчивой.

В его взгляде мягкости не было. В цепком и внимательном взгляде светло-ореховых глаз.

“А ведь интересный мужчина”, – отстраненно подумала Настя. Наверняка многие женщины – начиная со служащих его финансовой компании, заканчивая светскими “львицами”, – мечтают заполучить такого…

Такую “добычу”.

А она, умница-красавица, вздумала нос воротить.

(Эта дурацкая мысль даже вызвала у нее мимолетную усмешку).

– Мы с Дэном подали заявление, – сказала Настя.

– Заявление в ЗАГС? – голос его приобрел еле заметную хрипотцу.

Она – на сей раз, с удивлением, – вскинула глаза на своего солидного покровителя (патрона).

– Именно.

– Да… – Горицкий несколько секунд просидел неподвижно, потом вышел из-за стола. Приблизился к окну. Сказал, не оборачиваясь (на сей раз голос его звучал глухо):

– И какова причина такой спешки? Ты случаем не беременна?

Настя ощутила жар в щеках.

– Нет! – ответила резче, чем хотелось. – Просто…

Просто мне надоело ощущать себя шлюхой.

Оп. Вот и сказано то, чего говорить не следовало ни под каким видом.

Горицкий резко обернулся. Побледнел.

– Что за бред? Что ты несешь?

Он тоже не слишком себя контролировал. Во всяком случае, раньше столь резких и грубых реплик в свой адрес Настя от него не слышала.

– Ну, содержанкой, – она понизила голос, чувствуя, что лицо продолжает гореть. И мечтая об одном – чтобы этот тягостный разговор, это ненужное объяснение закончились как можно быстрее.

Пусть делает, что угодно – отберет “тачку”, заблокирует ее счета, даже “цацки” заставит вернуть – только оставит ее в покое. Сделает вид, что они не знакомы.

Что ничего не было.

И она останется с Дэном. Со своим светловолосым и сероглазым “тигрой”, который, опустившись на одно колено, “по-рыцарски” бинтует ее распухшую лодыжку и делает вид, что сердится на нее, такую неуклюжую и неспортивную “лыжницу”, тогда как в действительности любит ее, как никто другой. (Включая господина Горицкого с его дорогими подарками. Нет, не подарками – презентами. И его рыночной философией, гласящей – за всё нужно платить. Платить или, на худой конец, расплачиваться.)

– Малыш, – его голос смягчился (Настя подумала – каких усилий ему это стоило?). Он приблизился к ней, присел рядом на банкетку, тихонько взял ее руки в свои. – Мне думается, ты поступаешь… опрометчиво.

Она отвела глаза.

Ну сколько можно? Вероятно, занудство его сына, Егора, в свое время не дававшего ей проходу в глупой надежде на взаимность (которой по определению быть не могло), было унаследовано от отца, по крайней мере, частично.

Господин Горицкий не умел проигрывать, как выяснилось. Или разучился за последние годы, строя карьеру сверх успешного финансиста. Деляги. Финансового спекулянта, если называть вещи своими именами.

Всего лишь спекулянта, несмотря на полученное блестящее образование и уверенное владение светским этикетом.

– Может, не нужно спешить?

Настя мягко, но непреклонно отняла свои руки. Опять потянулась к бокалу, наполненному хрустально чистой, практически родниковой водой.

– Просто подумай, – Горицкий вернулся на свое место за столом и тоже выпил. Только не воды, а баснословно дорогого (коллекционного) вина. Пару глотков. – Подумай хорошенько.

– Я подумала.

– Так ли? – он чуть сощурился, и на сей раз в его глазах мелькнули зеленоватые искорки. “Как у хищного камышового кота”, – отметила она.

– Боюсь, все-таки нет. Знаешь, что? Давай договоримся – ты не станешь делать поспешных шагов, и мы вернемся к этому разговору… скажем, месяца через два. Или, максимум, три. Согласна?

Она вздохнула.

– И что это изменит?

– Возможно, что-то и изменит. Возможно, девочка моя.

“Не твоя, – мысленно огрызнулась Настя, – Ни разу не твоя, по большому счету”.

*      *       *

Финансист

…Тонкие руки с длинными “музыкальными” пальцами, тонкие лодыжки… хрупкая, почти подростковая фигурка, небольшая (однако, женственная) грудь…

Чуть припухшие, яркие, почти детские губы. Аккуратный прямой носик. И огромные миндалевидные, затененные пушистыми ресницами глаза. Под “соболиными” бровями.

Она сама вряд ли сознает, насколько хороша. Насколько желанна.

Эти завитки темных волос над высоким лбом и у висков. Этот чуть хрипловатый, мягкий, низкий голос…

Эта озорная улыбка.

И кошачья грация в каждом движении.

…Лишь в этот момент он с ужасающей отчетливостью осознал, что совсем не готов ее потерять. Потерять свою девочку.

Которая, казалось, всецело ему принадлежит.

Увы. Лишь казалось.

По-настоящему она принадлежала отнюдь не ему.

…Черт, да что это с ним, в самом деле? Неужто всерьез привязался к этой пигалице? Она ведь, строго говоря, в дочери ему годится…

“Что тебе не помешало быть с ней как с полноценной женщиной”, – ехидно шепнул внутренний голос.

…Где он совершил ошибку? Когда свернул не туда? Как вообще допустил нынешнюю ситуацию?

Ситуацию, в которой отчетливо ощутил себя проигравшим.

Нет. Он не готов ее потерять. Совсем не готов.

…А ведь интуиция изначально нашептывала – не связывайся, эта девочка далеко не проста…

С самого начала. Когда Егор начал за ней активно ухлестывать, а, ничего не добившись, впал в глубокую депрессию.

Ему бы, Горицкому, отправить сынка “на воды” да и забыть. Нет, любопытство взыграло – что ж это за юная нимфа, отвергающая влюбленного в нее мажора?

Любопытство наказуемо, народная мудрость, как всегда, оказалась права.

Он и сам не заметил, как “коготок увяз”. А дальше, как известно, и “птичке пропасть”.

…Может, это просто задетое самолюбие сейчас взъерепенилось? Как она посмела да как смогла…

А вот смогла.

Загадочная русская душа, будь она неладна. Описанная великим Федором Михайловичем в образе обольстительной чертовки Настасьи Филипповны – по сути, оторвы оторвой, но в глубине души – абсолютно невинной…

Впрочем, Настенька, конечно же, не оторва. Нет. Девчонка по сути. Девчонка, сама не знающая, чего хочет.

Вожжа под хвост ей попала, не иначе. Блажь взыграла.

Может, и следует ее отпустить сейчас?

Пусть уходит. Хочет быть со своим мальчишкой – ради Бога. Он не станет ее удерживать. Лети, птаха, лети… до первых заморозков.

“Заморозков” в виде безденежья, в виде потери возможностей, которые ей мог предоставить (и предоставлял) он, состоятельный любовник, но которых никогда не сможет предоставить мальчишка-студент, даже не имеющий отдельного жилья.