Итак, что же такое, применительно к нашим целям, «толпа» – мудрецы Фрэнсиса Гальтона и Джеймса Суровецки или неразумное сборище, по версии Люка Журе, Жозефа Ди Мамбро и Дэвида Кореша?
Сумасбродов от мудрых отличает степень взаимодействия членов группы друг с другом. Сомнительно, чтобы все или даже большинство из восьмисот участников эксперимента Гальтона когда-либо физически собирались в одну группу. Ключевая особенность его эксперимента, о которой обычно забывают, состояла в том, что учитывался «мясной» вес быка. Конкурсантам полагалось заполнить карточку со своим именем и адресом, чтобы победителя можно было уведомить почтой; а поскольку результат оставался неизвестным до тех пор, пока быка позже не забили, это мешало участникам эксперимента объединяться в группу перед заполнением карточек.
Несколько лет назад финансовый специалист Джоэл Гринблатт воспроизвел вариант эксперимента Гальтона в гарлемской школе, предъявив детям приоткрытую коробку, где лежало 1776 мармеладок. Опять-таки, среднее значение догадок, изложенных на учетных карточках, оказалось удивительно точным – 1771 мармеладка. Далее Гринблатт поочередно опросил детей, и результаты опроса изрядно подпортили точность коллективного суждения: по «открытым» оценкам в коробке должно было находиться всего 850 мармеладок20.
Таким образом, чем теснее взаимодействует группа, тем больше она ведет себя подобно толпе и тем менее точными становятся ее оценки. Иногда взаимодействие в толпе делается настолько интенсивным, что приводит к безумию. Как лаконично выразился Фридрих Ницше21: «Безумие единиц – исключение, а безумие целых групп, партий, народов, времен – правило» [17]. Маккей тоже это осознавал; пожалуй, самая известная цитата из «Распространенных массовых заблуждений» гласит: «Люди, как говорится, думают стадно; мы покажем, что и с ума они сходят стадно, а вот в себя приходят медленно и поодиночке»22.
Получается, что точность коллективного суждения зависит от мнений участников, которые не уподобляются толпе. Также, что отмечает Суровецки, многое зависит от состава группы: чем разнообразнее в ней точки зрения и оценки, тем более точной может оказаться итоговая догадка.
Разнообразие мнений способно приносить пользу не только группе, но и индивидууму. Как писал Ф. Скотт Фицджеральд, «доказательством первоклассного интеллекта служит способность одновременно удерживать в уме две противоположные идеи и при этом сохранять способность действовать»23. За последние три десятилетия психолог Филип Тетлок изучил точность прогнозов сотен экспертов и обнаружил, что те из них, кто учитывает широкий спектр часто противоречивых точек зрения, превосходят в корректности выводов тех, кто рассматривает мир через одну теоретическую призму24. Проще говоря, следует остерегаться идеологов и ревностно верующих, будь то в политике, религии или финансах.
Книга Суровецки, посвященная толпе, описывает процесс принятия групповых решений, а я в своей работе намерен показать, как люди ошибаются и что происходит, когда они ошибаются. В самых крайних случаях безумствует не просто толпа, но, как неоднократно случалось в двадцатом столетии, сходят с ума целые народы.
* * *
Маккей не все понял правильно, да и сам его текст был не слишком оригинальным; не исключено, что он черпал вдохновение или даже прямо опирался на опубликованное четырьмя годами ранее сочинение некоего Ричарда Дэвенпорта «Очерки самозванства, обмана и доверчивости», где речь во многом шла о том же самом, пусть и не настолько подробно25. Дотошное описание тюльпаномании у Маккея, например, ввело сам этот термин в современный обиход, однако такое внимание к этому событию заслужило немало критики со стороны обозревателей, которые отмечали, что вряд ли размах мошенничества был так велик в масштабах всего общества26.
Кроме того, порядок глав, выбор тем и хронология у Маккея довольно хаотичны; главы о поведении толпы (например, о финансовых пузырях и крестовых походах) перемежаются главами о моде и причудах (длина волос и бороды, дуэли), а также о здоровье и научных тупиках (животный магнетизм, алхимия)27.
Впрочем, любые ошибки, недостатки и возможное отсутствие оригинальности в тексте Маккея – ничто в сравнении с тем фактом, что автор этого текста осознал, как и надлежало беспристрастному свидетелю эпохи, насколько часто наша социальная природа вмешивается в нашу рациональность.
Я впервые прочитал книгу Маккея более четверти века назад; финансовые мании, описанные им в первых трех главах, меня попросту очаровали, но я счел, что они не имеют отношения к относительно благополучным рынкам капитала начала 1990-х годов. Я ошибался: в следующие несколько лет, пока складывался пузырь доткомов [18], прямо на моих глазах словно оживало финансовое безумие из описаний Маккея.
Два десятилетия спустя «Исламское государство» и его предшественники настолько преуспели в обращении верующих по всему свету, что сумели привлечь тысячи людей из безопасных и процветающих западных стран на смертоносные просторы Ирака и Сирии. Добились они этого, по большей части делясь нарративом о конце времен, как будто позаимствовав историю конца мира у христиан (о чем тоже довольно подробно писал Маккей).
Для человека, который уже находился под сильным впечатлением от работы Маккея, возвышение «Исламского государства» стало громким и четким сигналом. Если мы вправе рассуждать о современных проявлениях религиозной мании, вот наглядный пример; значит, настала пора браться за изучение истории массовых заблуждений от Средневековья до наших дней сквозь призму свежайших выдающихся открытий нейробиологии.
Некоторыми казусами, подробно описанными у Маккея, я решил пренебречь; в первую очередь это мода и здоровье. Меня также могут упрекнуть в том, что в сегодняшней, напряженной и поляризованной, политической атмосфере я счел возможным обойтись без прямого рассмотрения политических эпизодов. Дабы эта книга не разрослась до неприличных размеров и в силу личного характера многих финансовых и религиозных массовых маний, я в итоге ограничился именно указанными двумя областями. Однако читателю, полагаю, не составит большого труда увязать эпизоды, излагаемые далее, и лежащую в их основе психологию, с разнообразными прочими маниями, особенно с тоталитаризмом прошлого века и вирусными теориями заговора, популярными в нашем столетии.
Очевидно, что наиболее важным геополитическим событием новой эпохи стало 11 сентября 2001 года, нападение на башни-близнецы ВТО и Пентагон; эта атака усугубила нынешний исламский фундаментализм, заботливо взращенный политическим и культурным доминированием Запада и вторжением СССР в Афганистан в 1979 году. Быть может, величайшая трансформация американской культурной и политической жизни в прошлом столетии заключалась в возвышении евангелического протестантизма, который сегодня представляет серьезную угрозу американской политике на Ближнем Востоке и принципам управления стратегическими вооружениями. Подъем мусульманского фундаментализма и евангелического протестантизма можно и нужно истолковывать в контексте предшествующих религиозных маний.
В более общем плане данная книга предлагает читателю психологические рамки для понимания того, почему человечество порой страдает от разнообразных массовых маний. Совершенно очевидно, что человек есть умная обезьяна, которая подражает, рассказывает истории, добивается статуса, выносит моральные суждения и тоскует по старым добрым временам; все перечисленное сулит нам будущее, где в изобилии станут процветать массовые религиозные и финансовые мании.
* * *
Любой, кто пишет о массовых заблуждениях, быстро выясняет крайне неудобный факт, установленный социологами. Подобно грекам и каллатиям, о которых вещал царь Дарий у Геродота, каждый из нас подчиняется принятым социальным нормам, а порой устои одного общества являются скверной для другого общества. Многие, если не большинство богословов мира, например, склонны рассматривать иные системы верований как еретические даже среди близкородственных вер. Более того, в последнем случае так происходит чаще всего; это знаменитый «нарциссизм малых различий», цитируя Фрейда [19]. Старая шутка гласит, что заблуждение, разделяемое сотнями людей, зовется культом, но заблуждение, которое разделяют миллионы людей, становится религией.