Важной частью школьной программы было патриотическое воспитание. Оно началось ещё в детском саду и продолжилось в школе. Нам рассказывали про хороших мальчиков и девочек, проживающих в Советской стране и в дружественной нам части глобуса, не забывая при этом подчеркнуть неустанную заботу пока ещё неведомых партии и правительства. Параллельно нас также развлекали рассказами про спутник и про Белку со Стрелкой, особенно напирая на социалистическую природу как первого, так и второго. Cвоими знаниями я, не скупясь, делился с внешним миром. Так, путешествуя как-то раз с папой и мамой на такси, я разговорился с шофером.

Мы поговорили про мультики, про спорт и напоследок таксист спросил меня про любимые песенки. Воодушевлённый таким неподдельным интересом дяди таксиста к моим музыкальным пристрастиям я с энтузиазмом пропел: “Спутник, спутник-шалопутник, ты летаешь до небес и летая прославляешь Мать твою КПСС”! Чтобы подчеркнуть родство этих понятий последняя фраза была озвучена два раза и с особенным выражением. Прослушав моё выступление, таксист удовлетворённо хмыкнул, а мои родители в ужасе замолчали. Через пару минут обретший дар речи папа попросил остановить машину за несколько кварталов от нашего дома. Объяснять причину раннего выхода из такси папа отказался.

В другой раз я радостно проинформировал таксиста, что вчера видел “членовоз” и что он “мешал проехать всем остальным”. Честно процитировав услышанную вчера мамину фразу, я совершенно не понял, почему моя родительница сделала страшные глаза. Второй таксист радовался ещё больше, чем первый.

После этих двух случаев со мной была проведена беседа, суть которой сводилась к тому, что не всё, что говорится дома, следует выносить в большой мир. Вот так я познал теорию и практику “кухонных разговоров”.

В школе, а до этого в детском саду, нам регулярно рассказывали о дружбе детей разных народов, которая возможна только если тебе крупно повезло, и ты родился и вырос в Советском Союзе, или, на худой конец, в странах народной демократии, типа Болгарии или Польши. Про тех неудачников, которым не подфартило, и они появились на свет во Франции или, скажем, в Японии, не хотелось даже и думать.

Полному счастью детворы, однако, мешали таинственные поджигатели войны, о злодеяниях которых нас также постоянно информировали. Я не знал, что это за поджигатели такие подлые и на всякий случай составил себе словесный портрет этих врагов советских детей. В моём понимании они представляли собой нечто среднее между Бабой-Ягой и шпионом из книжки про Карандаша и Самоделкина.

Поджигатели войны забирали все деньги и на них устраивали гонку вооружений, совершенно игнорируя непрерывные мирные инициативы сильного, но доброго Советского Союза. Одновременно со своей враждебной деятельностью они регулярно посещали супермаркеты, где некультурно обжирались деликатесами, недоступными для простых трудящихся.

Простые трудящиеся в супермаркеты не ходили по причине дороговизны и поэтому устраивали демонстрации протеста, которые подробно освещались советским телевидением. Протесты ширились и росли, охватывая всё новые и новые страны, так что по всему было видно, что полное обрушение капитализма не за горами.

Кроме того, эти простые трудящиеся интенсивно приезжали в Страну Вконец Развитого Социализма, где вдыхали воздух свободы и, в обмен на что-нибудь исконно советское типа икры или матрёшек, иногда делились со счастливыми обладателями советских паспортов жевательными резинками и сигаретами Мальборо. Это последнее обстоятельство советское телевидение предпочитало не освещать.

Поджигатели войны взрослели вместе со мной, так что я с ними как-то свыкся и без них моё существование было бы даже неполным. Где-то уже в комсомольском возрасте нам было разъяснено, что к поджигателям войны относятся американская и близкая ему по степени коварства израильская военщина, а также зловредный блок НАТО, но к тому времени я уже был другой ''веры” и на звуки, испускаемые официальной советской пропагандой, особенного внимания не обращал.

Не могу обойти вниманием взаимоотношения советских школьников с отечественной медициной. Мы были под неусыпным, постоянным и бесплатным контролем со стороны врачующих органов. Этот факт регулярно подчёркивался средствами массовой информации. Нам постоянно делали прививки и проверяли на наличие разнообразных болезней. Помню, как-то наш первый класс погнали к школьной медсестре на предмет получения очередной порции уколов. Войдя к ней в кабинет, я увидел совершенно умученную детским ором и истериками женщину.

В отличии от большинства своих сверстников меня совершенно не пугали медицинские процедуры. Наша медсестра этого не знала, поэтому начала рассказывать о совершенно безболезненном укольчике, который она должна сделать для моего же собственного процветания. “Колоть в жопу будете?” – спросил я простодушно. Сестра слегка покраснела и сказала – “Да”. “Валяйте” – разрешил я и с готовностью повернулся к ней мягким местом.

Получив укол, я одел штаны и покинул кабинет. Медицинский работник провожал меня взглядом, полным тепла и нежности. Мы стали лучшими друзьями, и медсестра даже несколько раз выписывала мне освобождение от занятий, когда ситуация этого совершенно не требовала.

Другая возможность пообщаться с отечественными эскулапами представилась, когда люди в белых халатах решили избавить меня от гланд. Избавление произошло в больнице имени Боткина, после чего я был помещён в стационар. Лежать там было невыразимо скучно, и я развлекал себя и коллег по палате всеми доступными и недоступными способами. Некоторые детки, как и я, быстро оклемались от произведённых над ними экзекуций и вели себя так, как и подобает вести себя детям 6-8 лет. Другие, наоборот, впадали в депрессию и вовсю занудничали, плача и отказываясь есть.

Особенно выделялся один такой будущий мужчина. От него, как и от меня, отделили гланды, и он сильно печалился по этому поводу. Его страдания выражалась в виде истерик и продолжительного рёва с короткими перерывами на сон. В конце концов мне это изрядно надоело, и я решил успокоить своего коллегу по палате путём описания предстоящих ему в ближайшем будущем медицинских процедур.

Пришедшая навестить меня на следующий день бабушка застала страдальца в ещё больших слезах.

На вопрос о причинах такой обильной печали он сквозь пелену набежавших соплей голосом полным скорби наябедничал на меня, коварного: “Боря сказал, что мне только одну гланду вырезали, а вторую будут вырезать в понедельник”. Плачун был, естественно, успокоен, а мне было высказано большое “Фе'' и предложено более ответственно относиться к своим словам. Удивительно, но больше вышеупомянутый пациент не орал благим матом, так что, по моему мнению, сеанс шоковой психотерапии прошёл с большим успехом. Спасибо мне, кстати, так никто и не сказал.

Вообще, пропуск школы по болезни квалифицировался как большая удача. Особым везением считалось подхватить какую-нибудь лёгкую простуду с небольшой температурой. Нет, конечно, сам по себе процесс боления никому не нравился, но момент, когда ты уже практически здоров, но в школу идти ещё не надо, приносил недавним больным ощущение истинного счастья. При известной ловкости этот этап можно было растянуть аж до трёх-четырёх дней.

Надо сказать, что в довершении ко всем прочим бедам у школы оказались весьма длинные руки. Они существенно превышали собственно длину здания и не оставляли в покое несчастного ученика даже дома, навешивая на беднягу кучу внешкольных обязанностей. Как следствие этого, первую свою сложносочиненную матерную фразу я произнес, когда совершенно изнемог в неравной борьбе с домашним заданием по чистописанию.

Мало того. Иногда казалось, что весь остальной мир объединился со школой и они с утра до вечера работали против меня. День начинался с борьбы за те крупицы сна, которые оставались в организме после первой бабушкиной попытки перевести внучонка в вертикальное положение. Если процессом побудки занимался папа, то у меня не получалось урвать даже эти крохи.