Среди тех, кого «подмазал» Кеведо, были герцоги, маркизы, духовник короля и, кажется, сам король. Не трудно догадаться, что миссия Кеведо увенчалась полным успехом; он и сам удостоился посвящения в кавалеры ордена Сант-Яго. В последующие годы, на службе у герцога, он обнаружил не только умение плести интриги, но и недюжинные дипломатические способности, государственный ум, а когда стал министром финансов Неаполитанского вице-коро-левства, также и деловитость, и расчетливость – качества, редкие у испанских придворных.

В 1619 году, однако, блестящая карьера герцога Осуны внезапно оборвалась: он был ложно обвинен в неповиновении, отозван из Неаполя, брошен в тюрьму, где и умер. Кеведо до конца остался верен своей дружбе, и в том же 1619 году его выслали из Мадрида; местом его изгнания стало все то же имение Торре-де-Хуан-Абад.

В апреле 1621 года скончался Филипп III. Известие о вступлении на престол Филиппа IV пробудило в опальном надежды на благотворные перемены в стране, стонавшей под гнетом различных королевских фаворитов, беспощадно грабивших народ и королевскую казну. Первые шаги нового короля, казалось, оправдывали эти надежды. За злоупотребление властью был публично казнен ненавистный народу временщик Родриго Кальдерон, отправлены в изгнание прежние королевские фавориты-казнокрады; при короле была создана хунта по реформе нравов; были опубликованы получившие популярность в народе законы против роскоши и возвращены в столицу многие опальные.

В 1623 году настал черед и Кеведо. Он становится одним из приближенных короля, сопровождает его в поездках по стране, даже назначается королевским секретарем, хотя, как иронически и не без горечи писал об этом позднее, оставался он «секретарем без секретов». К этому времени относится его работа над политическими сочинениями, в которых он формулирует свои гуманистические идеалы государства.

Очень скоро обнаружилось, что молодой король столь же мало обеспокоен судьбами Испании, как и его предшественники, а новый фаворит – граф-герцог Оливарес – под личиной правдолюба скрывает жестокость, эгоизм и властолюбие. Стоило Кеведо выступить против него, как он был тотчас же (это случилось в августе 1628 года) арестован и на несколько месяцев выслан в Торре-де-Хуан-Абад. Под новый, 1629 год он возвратился в Мадрид, но тучи над ним не рассеялись. Появившиеся в это время в печати роман «История жизни пройдохи по имени дон Паблос» (написан в 1603–1604, напечатан в 1626), «Сновидения» (написаны в 1606–1622, напечатаны впервые в 1627) и другие его сатирические сочинения, дотоле распространявшиеся в бесцензурных рукописных копиях, вызвали яростную реакцию мракобесов. В десятках печатных памфлетов, тайных доносов в инквизицию, в проповедях церковников Кеведо провозглашали «мастером заблуждений, доктором бесстыдства, лиценциатом шутовства, бакалавром гнусностей, профессором пороков и протодьяволом среди человеков». Еще задолго до этого писатель говорил: «Никакие кабаньи клыки не способны нанести такой удар, как перо». И сам не раз пускал в ход это оружие против своих врагов. Но его противники – церковники, бездарные писаки, неудачливый учитель фехтования и многие другие, кого язвительно высмеял в своих памфлетах сатирик, – оказались сильнее: к ним примкнул король и его всемогущий фаворит.

Седьмого декабря 1639 года Кеведо был арестован и заточен в тюрьму монастыря Сан-Маркос-де-Леон. До недавнего времени считали, что писателя арестовали, не без оснований объявив его автором стихотворного мемориала, подброшенного в королевскую трапезную и содержавшего резкие обличения фаворита и самого короля. Однако несколько лет тому назад английский испанист Э. Эллиот разыскал и опубликовал в 1972 году письмо графа-герцога Оливареса Филиппу IV, в котором писатель обвинялся в государственной измене – в частности, в том, что вступил в тайные сношения с Францией. Поэтому на этот раз Кеведо был заточен в темницу на годы.

Осенью 1641 года Кеведо писал из заключения: «Государь! Год и десять месяцев длится мое заточение… Я был привезен в самый разгар зимы, без плаща и рубахи, шестидесяти лет от роду, в этот королевский монастырь Сан-Маркос-де-Леон, где и пребываю в суровейшем заточении, больной, с тремя язвами, которые открылись из-за холода и соседства реки, протекающей у моего изголовья… Ужасные мои страданья приводят в содрогание всех… А посему я не жду смерти, но пребываю с ней в постоянном общении, и лишь по ее снисходительности я все еще жив…» Этот вопль души не был услышан. Освобождение пришло лишь спустя полтора года, когда граф-герцог Оливарес попал в опалу. Весной 1643 года Кеведо вышел из тюрьмы, но здоровье его уже было подорвано, и 8 сентября 1645 года он умер…

Наш современник, испанский философ и писатель Мигель де Унамуно однажды сказал о себе, что «болен Испанией». Так мог бы сказать о себе и Кеведо. Еще совсем молодым, в 1605 году он писал известному голландскому гуманисту Юсту Липсию: «Об Испании я не могу говорить без боли. Если вы жертвы войны, то мы – жертвы праздности и невежества». Эта боль за Испанию, быть может, и есть то главное, что определяет и человеческий облик Кеведо, и его философские, политические, литературные творения.

Мировоззрение Кеведо складывалось тогда, когда в Европе на смену культуре Возрождения приходила новая культура барокко. Уже творчество старших современников Кеведо – Сервантеса, Шекспира, Монтеня, завершавших развитие ренессансной литературы, – несет на себе отпечаток глубокого кризиса гуманистических идеалов, свидетельствует об их понимании несоответствия этих идеалов мрачной реальности. Это окрашивало их произведения в трагические тона.

Мыслители эпохи барокко, к которым принадлежал и Кеведо, в своем переосмыслении основных принципов ренессансной идеологии и искусства шли гораздо дальше. На испанской почве фундаментальное, почти универсальное значение в их миросозерцании приобрело понятие desengano. Смысл этого понятия для них отнюдь не ограничивался прямым лексическим значением слова «разочарование», то есть ощущением неудовлетворенности, крушением веры в прежние идеалы. В устах Кеведо это слово обретало более глубокое значение: оно равнозначно победе над ложью и обманом, трезвому, отвергающему любые иллюзии отношению к жизни. Поэтому в его произведениях это слово часто сопровождается эпитетами «благородное», «святое», «разумное», а в памфлете «Мир изнутри» (1612) именно desengano в обличии почтенного старца становится спутником рассказчика в его странствиях по граду порока (русский переводчик справедливо поступил, переведя имя этого старца как Рассеиватель заблуждений).