Она качала кожаный мешок, клюя носом, как вдруг осветилась все та же декорация, и у порога главного входа появилась тележка. Продавец заголосил:

– Быстрое питание! Горячие собаки! Котлеты в булке! Напитки!

Бабушка было подняла голову, крикнула:

– Спасите! Убили ребенка!

Она вскочила и побежала на подгибающихся ногах к тележке.

Но оказалось, что он говорит с большого, стоящего на крылечке экрана.

Торгаш торжественно вещал:

– Да! Только в обмен! Принимаем драгоценные камни! Бриллианты, изумруды и жемчуг! Один камень – комплексный обед: бутылка пепси и гамбургер! Жемчужины складывать справа под тумблер!

Бабушка тут же вспомнила о второй жемчужине у себя за щекой, кивнула и сказала тоже как могла громко:

– Сама-то ты поешь, а вот как накормить кожаный мешок? Не будешь же его развязывать и лить туда воду и совать куски булки? Песок ведь быстро испортится, закиснет! Заведутся букашки… Дорогие телезрители! Вы меня понимаете! Мы даем отказ!

То есть все правильно: это идет передача.

И она вернулась к своему месту под пыльной елкой, решив голодать до последнего, вместе со своим несчастным кожаным мешком. Но откуда телевизионщики узнали, что у нее есть жемчужина?

Так что уж лучше голодать быстрее. Если не пить, то сколько может прожить человек? Вроде бы неделю? И если совсем будешь умирать, ведь освободят?

И она громко сказала кожаному мешку:

– Вот какие чудеса бывают на свете. Будем голодать. А моя дочь с мужем, они соберут соседей и друзей и разнесут это телевидение по клочкам! Чтобы нас спасти!

А продавец булок и котлет вдруг завопил, как будто бы его ужалили:

– Принимаем также к оплате пустые кожаные мешки! Пустые! Без песка!

– Как же, – сказала бабушка ядовито. – Иди отсюда! Без песка! В этом песке, может быть, одна надежда!

Потом она добавила:

– А откуда знаешь, что там песок? Вы поняли, дорогие телезрители?

Все вдруг опустело, вокруг стоял искусственный лес. Только пованивало расплавленной пластмассой, как на свалке.

А точно, тут свалка!

Вот где они оказались в результате. Ну что же, и у каждой свалки бывают берега, подумала бабушка, собралась с силами и пустилась напролом.

Прижимая к себе кожаный мешок и загораживаясь локтями, бабушка в самых своих лучших одеждах пробиралась сквозь завалы искусственных елок.

Видимо, сюда их свозили многие годы. Праздники давно отгорели, отсветили, каждая из искусственных елок сослужила свою службу не один раз… Вокруг них сидели самые бедняки или бездетные, старенькие, одинокие, которым не по карману было покупать живые елки… Самые неприхотливые, запасливые и скуповатые. Но все-таки и им хотелось веселья, пусть дешевого. Вон на взлохмаченных, почерневших ветках висят ошметки сверкающей мишуры.

– А моль эту белую еще увижу – прихлопну, – сказала, воюя одной рукой с пыльными ветками, бабушка. – Чего я ее жалела? Это же моль!

Мишка бежал у самых ног, как собака: почуяла животина, что отставать нельзя.

В искусственном ельнике стемнело. Лес был бесконечным.

Бабушка не знала, что его придумал колдун Топор, а то, что придумано, не имеет ни конца ни края.

Через много времени бабушка, вся поцарапанная, сидела на прежнем месте на куче сваленных елок и говорила коту:

– Ты бы разведал, куда идти. А то слоняешься бестолку, Миша. А ребенка надо кормить, вон, смотри, проголодался (и она погладила мешок). И неизвестно чем и неизвестно как.

Кот, однако, вспрыгнул ей на колени, умостился рядом с мешком и стал топтаться.

– Тебе бы все погреться, Миша. А я так устала. Что делать будем? За нами идет наблюдение, и что?

Вдруг она закричала:

– Добрые люди, помогите! – Она спихнула кота с колен и встала. – Мы ведь тут пропадаем! Ребенка похитили, а это уже не шутки! Я с мешком таскаюсь, а в нем больше пуда! Не ели и не пили ничего! Так и помереть недолго! Интересно будет смотреть, как мы постепенно станем подыхать, а? Они же специально сказали, что ничего с собой не брать! Мы и не взяли! И у меня ничего нету! Они, правда, предлагали гамбургер за драгоценные камни! А откуда у меня они? Ижумруды там, алмажи?

Тут бабушка запихнула жемчужину обратно за щеку и замолчала.

Может, они желали выяснить, есть ли у нее жемчуг. И ей специально предлагали такой обмен – гамбургер и воду за жемчужину.

Бабушке вдруг захотелось посмотреть, что за бусинка у нее осталась, как она выглядит, может, она волшебная вообще?

Баба Лена отвернулась, покатала ее во рту и, нагнувшись, аккуратно спровадила жемчужину в ладонь и быстро зажала кулак.

Однако жемчужина как-то выскользнула и упала.

Тут же, как бритва, сверкнула в полете белая бабочка, несясь наискосок мимо глаз.

А кот живо выставил лапку крючком, поймал бусинку, прыгнул в кучу елок и тут же уронил жемчужину. Сверкнул тонкий луч, направленный вверх.

– Куда? – завопила бабушка. – Мишка! Но кот как-то ловко собрался в комок, дал свечу вверх, как за мухой, сиганул далеко в сторону – и пропал.

– Ай, ой!

Мотылек сгинул.

Бабушка бросилась в кучу елок, где пропал Мишка, стала его звать, вся исцарапалась со своим мешком, продираясь сквозь пластмассовые заросли – и никакого результата.

Тогда она села и стала тяжело думать.

Кот не пропал, он исчез, подбросив жемчужинку. Значит, она и вправду непростая. Недаром ее хотели выманить. Наверно, кот уже сидит дома.

Она опустилась на четвереньки и стала искать вокруг себя. Подползала под пыльные, пахнущие химией отрепья, под палки, шарила по земле…

Хорошо, что почва такая сыпучая – на ней все отпечатывается, как на свежем снегу.

Бабушка зашагала на четвереньках, ища Мишкины следы.

На всякий случай она обернулась и сказала в невидимую камеру:

– Дорогие зрители! Вам смешно? Я как верблюд с горбом? Наверно. Но знаете, я тоже еще посмеюсь! Когда выиграю главный приз! Надо двигаться, надо что-то делать, нельзя сидеть на месте! Это важно! Я всю жизнь двигаюсь и работаю, и хоть я ничего не заработала, но я верю!

Тут она запыхалась и присела.

– Я верю в то, что своим трудом можно добиться результата! Никогда не теряйтесь! Никогда не останавливайтесь! Не сидите как пни, подруги! Делайте что-нибудь! Можно…

Она подумала.

– Можно много чего! Раньше-то вон… Какие кружева из ниток плели! Вышивали шерстью! Вязали! Из лоскутов иконы лицевые шили! Да пирожки пекли и продавали! И всем помогали! Человек – это тот… ну… который живет для других! И не надо ждать, никто спасибо не скажет! Такая жизнь для других сама по себе, и без спасибо, уже награда! Все домашние хозяйки, все матери и бабушки, работницы, которые живут без спасибо, всем привет и поклон! Среди попреков! Как герои!

Чтобы произнести эти слова, она даже встала, а потом поклонилась. Поклон удался легко. Бабушка сильно исхудала.

– Дайте мне вернуться! С моим Кузей увидеться! Я все поняла! Я вернусь, я горы сворочу! Даром времени не потеряю! Язык начну изучать какой-нибудь, вместе с внуком! В кружок пойду! Что это я пропадаю на домашнем уровне!

И опять она завопила:

– Все, финал, приз в студию!

Немного подождала, но ничего не произошло.

Посмотрела на небо. Дрянь какая висит, надо же.

Бабушка опустилась на четвереньки и вернулась к куче елок, куда прыгнул Мишка.

Разгребла пыльные, убогие палки с зелеными колючками. Заглянула вниз.

На этом месте лежал темный кожаный мешочек, крепко завязанный веревкой.

Бабушка завыла, присев на колени. Она взяла на руки еще и этот мешочек (килограмма в два с лишним) и обратила свое заплаканное лицо к каким-никаким небесам данного леса. Там, высоко, просматривались темные, криво прибитые доски, висели отрепья, палки, плохо натянутые провода…

– Дорогие телезрители! – опомнившись и вытерев лицо рукавом, заговорила бабушка. – Вы видите, в какие условия меня поставили режиссеры. Прошу вас, откликнитесь и пришлите свои отзывы на это безобразие. Я есть перед вами человек, у которого отобрали все, но оставили его жить и носить непонятные мешки. Звоните и шлите все что можно. Татьяна! Идите с Валериком на прием в милицию с заявлением и простите меня, старую идиотку, что я вас не ценила и чего-то от вас требовала. Я все поняла! Чтобы меня освободили и, главное, вернули ребенка! И кота тоже! Ку-зя! – заорала она с визгом. – Где ты-ыы! Мишка! Ксс-кс-кссс!