Эйла села к огню, наслаждаясь теплом после двухдневного сна на мёрзлой земле. Она подтянула одну ногу к груди, обхватила её руками и положила подбородок на колено. Она чувствовала на себе взгляд Крайер. Им нужно было поговорить о том, что рассказала Шира: о сизом дыме, поднимающемся на западе, – но теперь, когда они остались наедине, Эйла не могла думать ни о чём, кроме Элдерелла, рук Крайер, того поцелуя. Думает ли Крайер о том же? Одолевают ли её те же воспоминания? Впервые Эйла позволила себе думать не только о залитой лунным светом спальне, не только о ноже, не только о сигнале тревоги; она позволила себе задаться вопросом: жалеет ли Крайер о том поцелуе? Значит ли он что-нибудь для неё, или она сразу выбросила это из головы и даже не задумывалась? Неужели автомы... чувствуют что-то подобное? Может ли девушка-автом чувствовать это напряжение внизу живота, это натяжение рыболовного крючка, от которого ей хочется большего, а желание становится сильнее, глубже, слаще? Возможно, Крайер хочется запустить руки ей в волосы, обхватить её талию, обнять бёдра, хочется…? "Прекрати!" – сказала себе Эйла, но ничего не могла с собой поделать. Вчера днём, на реке, она увидела Крайер обнажённую, и желание, которое пронзило её, было настолько сильным, что она никогда такого не чувствовала раньше. Реакция была такой, будто океан проснулся и забушевал между бёдер от пробудившегося желания: захотелось прижаться всем телом, сцепиться пальцами. Она смотрела на капли воды, стекающие по горлу Крайер, ключице, изгибу спины, вниз по голым ногам, когда та снова выбралась на берег реки, и ей показалось, что этого недостаточно. Чувствовала ли Крайер то же самое? Способна ли Крайер чувствовать то же самое? Возможно, Эйла уже знает ответ. То, как Крайер прикасалась к ней в Элдерелле, как она обняла Эйлу и прикоснулась к её лицу, как пальцы нащупали её волосы, как приоткрылись губы...

То, как Крайер смотрела на неё. Тогда и сейчас.

Эйла открыла глаза – когда она успела их закрыть? – и обнаружила, что Крайер смотрит в огонь в очаге, сложив руки на коленях, а её глаза мерцают золотом. Не раздумывая, Эйла протянула руку. Она взяла Крайер за руку и перевернула ладонью вверх. Прикосновение просто ради прикосновения. Тысяча оправданий пронеслась у неё в голове: мне тепло, я сытая и сонная, я плохо соображаю, я просто рада, что жива, я просто хочу быть с кем-то рядом – но Эйла чертовски хорошо знала, что нет оправдания всему, что ей хочется и чего нет.

"Я не буду притворяться, что понимаю, как после всего ты можешь к ней что-то испытывать, – сказал тогда Бенджи. – Но я… принимаю это".

"Ну, я нет, – вспомнила Эйла свои мысли. – Я этого не принимаю. И никогда не приму".

– Линии такие слабые, – пробормотала она, постукивая по центру ладони Крайер.

Крайер долго не отвечала. Казалось, она затаила дыхание.

– Какие линии? – наконец спросила она.

– На твоей ладони, – Эйла подняла руку. – Смотри, у меня глубже, более чёткие: вот линия жизни, линия сердца, как называются остальные, я забыла. Некоторые считают, что по линиям руки можно предсказать, как сложится твоя жизнь: сколько ты проживёшь, будешь ли счастлива.

– Понятно, – Крайер посмотрела на свою ладонь, покачивая ей взад-вперёд в свете камина, как будто пытаясь разглядеть какие-то скрытые линии. – Тогда что означает почти пустая ладонь? – она улыбнулась, но улыбка не коснулась её глаз. – Пустое будущее? Только слабое счастье?

– Нет, – сказала Эйла. – Если бы я верила в подобные вещи, хотя я совершенно в это всё не верю, я бы сказала, что пустая ладонь похожа на чистую страницу. Целая книга с пустыми страницами. И тебе в ней писать свою историю. Держу пари, ты там много чего напишешь.

– То есть мне самой предстоит писать свою судьбу? – переспросила Крайер. – Это не так уж и плохо.

– Да, совсем неплохо.

– О чём говорит твоя ладонь?

– Знаешь, – сказала Эйла, скривив губы, – я даже сама не знаю. Кажется, вот это, – она взяла один из пальцев Крайер и поднесла его к своей ладони, проведя по самой верхней линии, прямо под мозолями, – линия головы. Возможно. У меня она какая-то короткая, – она нахмурилась. – Короткая линия головы. Может быть, я дура?

Крайер улыбнулась, слабо, но искренне, сморщив нос:

– Ты знаешь больше меня.

– Также у меня короткая линия сердца. Может быть, я не только дура, но и бессердечная?

– Честно говоря, у тебя всё коротко.

У Эйлы отвисла челюсть:

– Не вздумай так говорить!

Крайер помотала головой. Улыбка исчезла с её губ, но она сияла, как пламя свечи в её глазах, снова потемневших с тех пор, как она отвернулась от огня.

– Не все мы высокие и стройные, – сказала Эйла с притворно хмурым видом.

Она потянулась, чтобы убрать руку, но Крайер поймала её. И вот так у Эйлы перехватило дыхание, слова слетели с губ, и она могла бы поклясться, что всё её существо сузилось до этой маленькой точки соприкосновения – места, где пальцы Крайер свободно сжимали её собственные. Желание разрасталось внутри, расцветая, как пионы: в рёбрах, между лёгких, под грудиной.

Ухмылка Крайер исчезла. Она посмотрела на их соединённые руки и нахмурила брови.

– Что? – прошептала Эйла.

– Я хочу... – Крайер почти рассеянно провела большим пальцем по костяшкам пальцев Эйлы и помотала головой. – Хочу услышать ещё о твоих занятиях с леди Дир, – торопливо попросила Крайер. – Или о твоем друге, юноше с вьющимися волосами. Или о твоих предках. О твоей жизни. О времени, проведённом в Талене. О том, что ты там делала. О том, чего не делала. Пожалуйста, расскажи мне о чём-нибудь.

– Зачем?

Крайер перевела дыхание:

– Я хочу узнать о тебе побольше.

– Я не книга, – сказала Эйла, не обращая внимания на собственное предательское сердцебиение. Когда оно успело участиться? – Это не гадание по руке. Невозможно за один раз узнать обо мне всё.

– Тогда я буду читать тебе снова и снова, – сказала Крайер. Казалось, она уловила что-то в выражении лица Эйлы, казалось, поняла, что это неправильный ответ. – Я знаю, – сказала она. Это прозвучало так, будто она очень тщательно подбирает каждое слово. – Я знаю, что ты не книга. Знаю, что не могу знать всего. Знаю, ты не хочешь рассказывать мне всего. Или, возможно, вообще никому. Но... если ты хочешь мне что-то дать: поделишься хоть чем-нибудь, дашь проставить хоть одну точку на твоей карте, укажешь хоть на одну звезду в созвездии, откроешь хоть одну незапертую дверь, – я приму это, буду польщена и не забуду.

– Вряд ли тебе понравятся мои рассказы, – сказала Эйла. Она вспомнила сказку, которую Крайер сочинила для неё в ночь Луны Жнеца. Это было не так уж и давно. Принцессы и лисы, медведи, заснеженные перевалы и мирные договоры. А потом ещё в лесу: Ханна и Зима, душа, погружающаяся в горы, снова всё повторяется в вечном круге.

– Я не... – Крайер на мгновение уставилась в огонь, в его чёрную сердцевину, где рождались и гасли языки пламени.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы ответить, как она часто делала. Во время таких пауз, как эта, Эйла пыталась представить, что происходит в голове Крайер. Как это выглядит, когда она собирается с мыслями, перебирает груды слов, пока не находит нужные золотые крупицы?

– Ты всё сравниваешь себя с книгой. По-моему, ты не такая. Если я хочу узнать о тебе больше, это не ради... прихоти, или каприза, или из желания узнать что-то новое. Я не пытаюсь выучить тебя, как иностранный язык. Я пытаюсь, Эйла, узнать тебя как личность. Как это делают люди, понимая, что никогда не узнают всего. Ведь невозможно знать всё, – несмотря на слова, она казалась немного расстроенной, и Эйле захотелось рассмеяться, но без злобы. – Потому что ты заслуживаешь того, чтобы тебя знали по-любому, как бы тебе хотелось. Я пытаюсь стать той, которая заслуживает знать тебя. Я этого хочу. Больше всего на свете.

– В моём прошлом много крови, – сказала ей Эйла. – Оно связано и с твоим прошлым.