Белый теплоход вынырнул из-за острова. Он плыл вдоль крутого правого берега, праздничный и торжественный, рассекал речную гладь острым носом, казалось, без всяких усилий, и музыка лилась вокруг, веселая, светлая.

Нина оперлась на парапет набережной и вздохнула. Пароходы будили в ней тревогу и грусть, желание путешествий, перемены мест. Ей казалось, что люди на кораблях живут какой-то обособленной другой жизнью, легкой и беззаботной, потому что какие же могут быть заботы на белом красавце, среди вечно движущейся воды и зеленых меняющихся берегов?.. Теплоход прошел совсем близко: прижался почти к самым бакенам, уступая дорогу широкой и неуклюжей барже с рудой. Нина посмотрела ему вслед, еще раз вздохнула и принялась собирать грязную посуду.

Кафе «Эней» прижалось на набережной к соснам, случайно оставленным строителями, столики под тентами стояли прямо над Днепром. Тут никогда не было жарко – сосны давали тень, от воды веяло прохладой, поэтому даже в разгар рабочего дня здесь было многолюдно: в ближайших лесах несколько баз отдыха, и курортники давно уже успели оценить все преимущества кафе.

Нина отнесла на кухню тарелки и вернулась за бутылками. Неодобрительно покачала головой: на пятерых четыре – коньяка и две – шампанского. Компания не жалела денег. Заказали самые дорогие блюда да еще открыли привезенную с собой банку красной икры. Нина повертела пустую банку – не видела такой: на металлической крышке что-то написано по-иностранному, небось и стоит дорого. Должно быть, люди откладывали деньги на отпуск и праздновали его начало. Солидные люди, не шумели, не хохотали, не горланили песни – иные выпьют на рубль, а шумят, хоть милицию вызывай. А эти разговаривали тихо и неторопливо, пили, как бы стесняясь, все время оглядывались, будто извиняясь перед другими посетителями.

Соседний столик заняли патлатые молодые люди, горластые и нахальные, пришли босиком, наверное, прямо с пляжа, один даже в майке, и Нина отказалась его обслуживать, пока не наденет рубашку. А лучше бы и не надевал, на ней пальмы и девушки в бикини; где только они достают такие рубашки?

За третьим столиком ели мороженое бабушка с внуком. Приходили еще парни, должно быть студенты, стоя выпили пива и побежали купаться.

Солидные люди предложили Нине выпить с ними шампанского, но она отказалась – не позволяла себе панибратства с клиентами, со всеми держалась одинаково, даже шумных юношей обслужила быстро и аккуратно, в конце концов она на работе, которую уважала и к которой относилась добросовестно. Не то что буфетчица Жанна… В той, по глубокому Нининому убеждению, все какое-то легковесное, от имени и до прически. Вероятно, Жанна ежедневно не меньше часа тратит на свои хитроумные локоны. А может, Нина просто завидует Жанне? Кое-кто говорит, что та красивая, но ведь зубы у нее редкие и фигура уже начала расплываться. И почему только мужчины заискивающе улыбаются ей? Правда, Жанна тоже поощрительно улыбается, даже игриво, иногда не отказывается и выпить с ними, но не больше.

Многие предлагали ей встретиться на набережной или даже поужинать в ресторане. Но Жанна умела осадить легкомысленных ухажеров. Буфетчица уже дважды в жизни обжигалась – первого мужа оставила сама. Выскочила за студента. После института он получил назначение куда-то в Казахстан, а она чего не видела в тех степях? Второй сам оставил Жанну, завербовался в Воркуту, не пожалел и двухкомнатной квартиры. Теперь она в основном и рассчитывала на эту квартиру, присматриваясь к посетителям «Энея». Прическа – прической да и прочие прелести еще не очень увяли, но квартира в таком современном поселке на днепровском берегу – важнейший аргумент, и Жанна перебирала кандидатуры, стараясь не продешевить. Ей нужен был солидный и денежный мужчина, пусть даже пожилой и некрасивый, потому что, как говорится, с лица воду не пить, главное, чтобы обеспечивал ее все возрастающие потребности.

Жанна вышла из павильона, украшенного витражами на сюжеты «Энеиды» Котляревского – подставила лицо речному ветерку.

– Давай быстрее, – прикрикнула на Нину, – закрываем на обед.

Нина только недовольно покосилась на нее, мол, тоже мне начальство. Поставила бутылки на стул, сняла со стола вазочку с ромашками. Она специально посеяла ромашки, цинии и астры под окнами своего дома – хорошо, что жила на первом этаже: поливала цветы, пропустив через окно резиновый шланг. Раз в два-три дня делала небольшие букетики, любила, чтобы на столиках во время ее дежурства было уютно. Немного подумала и выбросила ромашки – что может быть грустнее, чем увядшие цветы? Высыпала из пепельницы окурки прямо на скатерть – все равно залита вином и грязная, надо стирать. Хотела уже свернуть ее вместе с мусором, но вдруг увидела длинную сигаретную пачку с желтыми верблюдами. Прочитала по складам «Кэмэл», небось, верблюды по-иностранному. Заглянула в пачку, не остались ли случайно сигареты, угостила бы кого-нибудь из соседей. Сигарет не было, и Нина хотела уже выбросить пачку, но увидела внутри какие-то бумажки. Деньги.

Нина еще никогда не держала в руках таких купюр, одна бумажка равнялась ее месячной зарплате: пятьдесят тысяч!..

Сколько же их? Нина сосчитала – двадцать, это же миллион рублей.

– Долго тебя ждать? – окликнула ее Жанна.

Нина машинально сунула деньги обратно в пачку и бросила на стол, словно обожглась. Потом снова вынула из пачки хрустящие сотенные купюры.

– Иди сюда, Жанна! – растерянно позвала она. Буфетчица потянулась, подняв руки, повела бедрами и недовольно сказала:

– Спать хочется, был бы здесь диван, подремала бы… Пойти, что ли искупаться?

– Посмотри, что они забыли! – Нина подняла руку с деньгами. – Такие деньги!

Жанна взглянула, и ее усталость как рукой сняло. Подскочила, воровато оглянулась – уже поняла что к чему, сразу поняла, ей не надо было повторять – подбежала к Нине и выхватила деньги.

– Смотри сколько! – горячо выдохнула. – Неужели правда забыли?

– Вот в этой пачке… – подала ей Нина. Жанна дрожащими пальцами считала:

– Одна, три… восемь… Неужели миллион? – сунула деньги в кармашек фартука, снова встревоженно оглянулась. – Вот счастье-то!

– Как счастье? – не поняла Нина. – Люди же вернутся…

– Вернутся… вернутся… – зло прошипела Жанна. Схватила Нину за руку, потащила к павильону. – Такое счастье раз в жизни, а она – вернутся… – передразнила Нину…

Жанна затолкала девушку в подсобку, вытащила деньги, еще раз пересчитала. Ее крепко сжатые губы побелели. Снова огляделась вокруг.

– Сейчас мы их спрячем! Хотя нет… Могут пожаловаться, начнут искать… Я их у соседки оставлю, Валька уехала и ключи мне отдала, там – как в сберкассе… Боже мой, неужели по пятьсот тысяч. Счастье-то какое!

– Отдай! – протянула руку Нина.

– Ты что, не поняла? Вернутся и будут искать… Быстрее надо закрывать, пока не опомнились!

– Ты в самом деле…

– А ты – вернуть? Глупая что ли? Я же говорю – раз в жизни… Нашли и все…

– Украсть?

– Я что – воровка? Нашли, понимаешь, нашли, а кто потерял – не знаем.

Нина заколебалась: правда, нашли, и если за деньгами никто не вернется…

Очевидно, Жанна разгадала ее мысли, потому что сказала с присвистом, каким-то неестественным шепотом:

– Подумают, что потеряли где-нибудь в другом месте… Но если и вернутся, мы знать ничего не знаем, никаких денег не видели. И не будь дурочкой… Это ведь они на «Волге» приезжали? Белая машина под сосной стояла.

– Ихняя, но ведь…

– Вот видишь, на «Волгах» ездят – богатые, выходит, – не дала ей кончить Жанна. – Для них миллион – раз плюнуть, а нам с тобой!… Я цветной телевизор хочу… – глаза у нее жадно блеснули.

Жанна в это мгновение ненавидела Нину, и не только потому, что надо было отдать половину денег, зажатых в потном кулаке, а главным образом за то, что ее приходилось уговаривать, чуть ли не принуждать.