Он начал собираться, я не утерпел и спросил:

– А я надолго здесь вообще?

– Работайте! – повторил врач и ушёл.

Первый покрутил носом и вдруг сказал:

– А ведь у него на тебя виды!

– Да вот ещё!

– Точно-точно! Помяни моё слово!

Он как-то очень уж нервно одёрнул рукав робы, и я обратил внимание на высунувшийся из-под обшлага краешек затейливой татуировки – не фрагмент той похабщины, коей расписывают себя матросики, а часть необычайно сложного рисунка. Будто узорчатое щупальце на кисть выползло, и это при том, что прежде кожа моего соседа была совершенно точно чиста!

– Как так? – поразился я. – Откуда наколка взялась?!

Первый досадливо поморщился, но всё же пояснил:

– Это не татуировка, а внешний абрис. Меридианы проявляются по мере восстановления способностей.

– Восстановления? – озадачился я.

Сосед по каземату раздражённо дёрнул ногой и указал на лязгнувшую цепь.

– И вправду думаешь, будто меня она или прутья здесь держат? Вздор! Накачали алхимией, только-только отходить начинаю!

Тема эта Первому оказалась неприятна, но я щадить чувства собеседника отнюдь не собирался и спросил:

– Татуировки-то зачем было делать, соседушка?

– Преимущество внешнего абриса в том, что энергия не напитывается телесными эманациями. Мне попросту не нужен этот клятый ритуал очищения! Не нужен!

Он вновь дёрнул ногой, опять звякнула цепь.

– Абрис! – вздохнул я. – Только и разговоров, что об этом абрисе! Это вообще что?

Первый глянул хмуро, но отмалчиваться не стал.

– Совокупность силовых меридианов, узловых точек и ядра, – пояснил он и после недолгой паузы счёл нужным добавить: – От количества и расположения узлов зависит сложность арканов, которые может задействовать тайнознатец, поэтому в каждой школе используется собственная схема, да только это палка о двух концах.

– Почему? – заинтересовался я.

– Каноничный абрис основан на тридцати шести узлах, но сейчас его используют разве что церковники. А началось всё с того, что бояре стали перекраивать схему, дабы никто не мог украсть их фамильные арканы. Школы пошли и того дальше, только они сделали всё, чтобы ученикам оказалось несподручно использовать чужие заклинания. «Огненный репей» наших гостеприимных хозяев – банальная шаровая молния, только чуть мощнее за счёт формулы, идеально подогнанной к абрису школы. Волей-неволей ученикам приходится тратиться на изучение внутренней тайнописи, покупать схемы и нанимать репетиторов для освоения приказов и заклинаний, а это всё деньги. И деньги немалые.

Я только хмыкнул, поскольку ни в какую школу поступать не собирался.

Вот стану адептом и безо всякого обучения развернусь! Пламен – слабак! В тонкий блин его раскатаю. Для этого становиться аколитом вовсе не обязательно.

Я отрешился от мыслей о будущем, смежил веки, открылся небесной силе и сосредоточился на лёгком тёплом покалывании, с которым начала проникать в тело энергия.

Ну и где эти драные нити?

Первого выдернули из камеры следующим утром. На сей раз помимо надзирателя в казематы заявились ещё трое тайнознатцев: два молодых человека и дядечка лет за сорок. Меня аж к полу исходящей от него властью придавило.

Соседушка попытался было взбрыкнуться, но его вмиг скрутили и уволокли, а старший из приютских колдунов задержался и окинул меня оценивающим взглядом – будто ножом рыбу распотрошил. В себя я пришёл только минут через пять.

Черти драные! Вот это мощь! Горан Осьмой и рядом не стоял!

Неужто всамделишный асессор пожаловал?

Я поскрёб затылок. Хорошо бы и самому вот так…

Эх, да чего уж там! Я тяжко вздохнул и открылся силе, начал впитывать её, собирать, прогонять по телу и выбрасывать вовне. Очень быстро взопрел и тогда, следуя совету врача, сосредоточился на жжении, лёгком и едва уловимом, но вполне реальном – самообманом тут и не пахло. И то ли сегодня не отвлекало присутствие соседа, то ли взбудоражил неожиданный визит тайнознатцев, но я будто бы воочию увидел проникающие в меня лучики оранжевого тепла.

Были они короткими-короткими и почти сразу размывались, наполняя тело однородным свечением; я ухватился за одну из ниточек и легонько потянул её к солнечному сплетению, но та моментально оборвалась. Тогда сплёл несколько в единый жгутик, и мало-помалу дело пошло на лад. К обеду дотянул до нужного места первую из силовых жилок, к вечеру таковых набрался уже целый десяток.

Они так и норовили развеяться, приходилось беспрестанно контролировать их и укреплять. У меня попросту шла кругом голова, но поблажек себе не давал – сказать по правде, я чертовски не хотел оказаться отбракованным.

Соседа вернули в камеру уже поздним вечером. Именно вернули – приволокли волоком и уложили на нары, а после защёлкнули на ноге браслет кандалов. Следов побоев на теле заметить не удалось, но Первый сипел и хрипел столь же надсадно, как и те, кому крепко достаётся в драках. Лично я ничуть не удивился бы, окажись у него сломаны рёбра. И ещё – кисти вновь очистились, татуировок на них больше не было.

В себя пришёл Первый только утром. Со шконки не слез, от завтрака отказался, лишь выпил травяной отвар.

– И что это было, соседушка? – поинтересовался я, когда он худо-бедно очухался.

Первый провёл кончиком языка по зубам, словно желал убедиться, что все они на месте, потом откашлялся и сказал:

– Не бойся, тебе это не грозит.

– И что именно мне не грозит?

Сосед по каземату вздохнул, устроился поудобней и надолго замолчал.

– Без тренировок в полную силу школьного турнира не выиграть и повышения не получить, – произнёс он некоторое время спустя. – Наставникам приходится сдерживаться в поединках друг с другом, а со мной такой нужды нет.

– А сам ты?

– Да с чего бы мне их жалеть? – сипло выдохнул Первый. – Их это устраивает. Без риска чемпионом не стать. – Он перевалился на бок, глянул хмуро и сказал: – На тебе станут натаскивать неофитов, так что постарайся не разочаровать приютского врача – собирать тебя по кускам станет именно он.

– Типун тебе на язык! – ругнулся я.

Первый обидно рассмеялся, но сразу закашлялся, я развернулся к нему спиной и обратился к небесной силе. Не хотел, чтобы на мне натаскивали неофитов. Сам намеревался им стать. А отбракуют – и не выгорит. Тогда сгорю и пеплом развеюсь, как и не было.

Нити энергии перекручивались и рвались, а я всё тянул их и тянул, попутно не позволял небесной силе рассеяться, гнал её к солнечному сплетению. И пусть это была лишь малая толика проникавшего извне тепла, приютский врач оказался увиденным всецело доволен.

– Так держать, юноша! – похвалил он меня в свой следующий визит и даже соизволил ответить на очередной вопрос о продолжительности карантина. – Выйдешь отсюда, когда я сочту это возможным, но не ранее сорока дней.

Он ушёл, а я начал прикидывать, сколько уже нахожусь в казематах, но почти сразу меня от этих подсчётов отвлёк сосед.

– Не терпится людей посмотреть, себя показать? – хмыкнул Первый и покачал головой. – А ты, Серый, упёртый! Не самое плохое качество, но всё хорошо в меру. – Он помолчал немного, затем вдруг посоветовал: – Да не тяни ты силу по нитям! Десять лет так её цедить будешь! Ты же её теперь чувствуешь? Ну и сосредоточься на ощущении тепла в нужном месте, а как поймаешь его – попробуй согнать туда всю энергию исключительно своей волей. Если уж делать что-то, так делать это правильно!

– Тебе-то откуда знать, как правильно? – огрызнулся я, не сдержавшись.

Первый в ответ самодовольно ухмыльнулся.

– Нешто сам не учился? – фыркнул он и будто осёкся, спешно перескочил на другую тему: – И об уговоре не забывай! Чую, скоро за тобой придут.

– Я – неофит! – в пику ему отрезал я, но совету после недолгих колебаний всё же последовал.

Начал пытаться согнать энергию в одну точку исключительно силой воли, благо имел представление, что именно должно получиться в итоге, но неизменно всего так и передёргивало из-за мерзкого ощущения сосущей пустоты, а ещё вскоре возникло впечатление, будто бы чуть ниже грудины во мне запалили костерок. Собрать энергию худо-бедно получалось, удержать её от рассеивания – уже нет.