Ну что — растём. Отрицательно. Изо всех сил.

-*-*-

Либанов с обеда умчался буквально через пять минут, наскоро похватав второе, не жуя и даже не глядя. “Надо всё включить-проверить, раз уж такая маза образовалась”, — выпалил он уже на бегу.

Ну да, понятно, соскучился человек — сколько уж в собственной лабе дальше двери не бывал?

Зато мы с Рыжей оторвались на славу. Как-то сегодня и повара в столовке расстарались, и закупщик, вопреки обыкновению, жадничать не стал, привёз аж три вида десертов противу одного привычного, да какие! Корзиночки песочные с фруктами и кремом, ром-бабы и эклеры! Я даже выдвинул теорию, посмеиваясь, что это изобилие из-за намеченного визита. Видать, кто-то важный будет!

— А что, если… сам?! — с придыханием спросила Рыжая, перегнувшись через стол.

Я не удержался и дунул на огненную прядку, выбившуюся из причёски и нахально свисающую на нос. С едва заметными веснушками.

Рыжая фыркнула возмущённо и глазами поторопила меня: мол, давай, соберись, не отвлекайся!

— Не думаю. Ещё было бы открытие — тогда может быть. И то — видишь, в Венесуэлу не поехал. Я, кстати, вообще не уверен, что его в наш портал пустили хоть раз. Вон у нас как Артемьев лютует, а у него там охрана в сто раз паранойей должна быть. Параинойей. Параноей. Тьфу.

— Более параноидальной, — внесла свою лепту Лина.

— Или так, — я спорить не стал. Да оно так и лучше, наверное. — Ставлю на генералов каких-нибудь. В Венесуэле, например, военных куча — авиаполк, дивизия десантная, артиллерия, морпехи, корабли в порту стоят… Здесь то же самое будет, наверное.

Рыжая скептически скривилась, но спорить тоже не стала, хоть и было видно, как ей хочется, чтоб к нам сюда, пусть ненадолго, заехал президент. Да чего там — я бы и сам не возражал. Уж на что не люблю играть лицом, но тут, со всеми нашими странными передрягами… уж не упустил бы момент! Как минимум — с Одинцевым вопрос бы поднять. Да и вообще… Только вот не верю я, что он приедет.

-*-*-

Так и вышло.Группа оказалась приемлемо компактной — пятеро, а когда я узнал, что в “окно” идут всего трое, так и вовсе возрадовался: напрягаться не придётся, за раз точно справимся. Что характерно, все трое — военные, в форме, с лампасами и золотыми погонами. Один из них — смутно знакомый моряк, двое — обычные-зелёные. Пехота. Но к нам — со всем уважением, с каждым за руку, не исключая Лину. А моряк так и вовсе к ручке приложился, чем вызвал несколько нервные смешки окружающих и лёгкое порозовение ушек предмета поклонения. Моего поклонения, если кто тут вдруг не в курсе!

Либанов, выяснив, что тоннель надо открывать на троих, тут же развил активность и принялся раздавать указания: провожающие — наверх, отбывающие — на диван в лабе, группа транспортировки — к оборудованию! Задолбал, блин, коммандер доморощенный.

Подошёл ко мне, наклонился, выдохнул:

— Тебе откуда открывать удобнее будет? Прямо из лабы? Или тут где-то попробуешь?

Надо же — и моя очередь дошла!

Понимая, что злюсь я на ровном месте, я постарался затолкать раздражение поглубже и спросил, нельзя ли вообще в соседней лабе открыться. Зря, что ли, туда люк в стену врезали? А мне, если честно, и вовсе не факт, что эта их злобная установка понадобится. Хотя, конечно, тут не до понтов, сяду в кресло, как миленький. Да и было б перед кем понтоваться?! Я этих генералов в первый раз вижу!

Тут я вновь поймал себя на том, что справиться с почти-беспричинным раздражением не могу, и разозлился окончательно. Вот же достали, гады! Ведь как всё было здорово, когда только начинали! Все работали в одной упряжке, никто палки в колёса не ставил и одеяло на себя не тянул! И отправлял я тогда таких “гонцов” чуть не каждый день. И всё было отлично! А сейчас…

Зло выдохнув, я рывком отошёл вглубь коридора.

Вот прыгнуть бы сейчас куда в горы! Вдохнуть холодного, выдохнуть резко, да с криком! Проораться, выплеснуть злость и работать спокойно — ведь из присутствующих-то как раз никто ни в чём и не виноват!

Но тут меня сзади мягко обняли родные руки, шею защекотали пушистые волосы, и буквально через несколько секунд я уже успокоился.

— Готовность минута, — бросил я разношёрстной гоп-компании, караулившей нас у входа в лабу. — Отправлять будем прямо отсюда, с пятачка перед диваном.

“Окно” открылось влёт. Генералы несколько подвисли, обнаружив прямо перед собой несколько размытый подрагивающий образ коридора явно совершенно другого здания, а вот адмирал браво, не задумываясь и не тормозя, шагнул вперёд. Ну да, ему проще, он-то уже пробовал — лицо знакомым показалось не просто так. Но и генералы не задержались, подгонять не понадобилось, даже наоборот: мне пришлось ускориться, чтоб в последний момент поймать за обшлаг кителя переходившего последним военного:

— Передайте, пожалуйста, Ивлеву, чтобы он мне позвонил.

Генерал подвис на мгновение, но потом кивнул, осторожно высвободил руку из моего захвата и шагнул в радугу.

-*-*-

Когда мы с Линой вошли в дверь кабинета, видеофон на компе уже звонил. Ничего себе — быстро они. Хорошо, что Либанов с нами идти отказался, остался облизывать свои железяки ненаглядные, раз уж ему так подфартило сегодня. А иначе — пришлось бы ещё его ждать, пока там он всё выключит. Точно бы опоздали!

А так — я вполне успел, только место своё у камеры пришлось занимать буквально в прыжке. “Мог бы и реально прыгнуть, кстати — чтоб не рисковать отбитыми об стол коленками”, — мелькнула мысль. И ушла — мне сейчас сосредоточенным надо быть.

— Ну, что там у тебя, — устало спросил генерал.

— Профессор пропал, лабы закрыты, Дима под следствием, да и все мы, считай, под арестом тут сидим. Ждём непонятно чего.

Ивлев хмыкнул, потёр пальцами виски, бросил куда-то в сторону: “Профессор”. Там кто-то невидимый зашевелился, защёлкали клавиши и буквально через пару секунд в поле зрения камеры появился раскрытый ноутбук, закрыв собой генерала.

— Читай.

Я всмотрелся. Видно было не очень, и камера не фонтан, и ноут, видимо, держали на весу, так что расползающиеся строчки прыгали в глазах. Мозг выхыватывал отдельные слова и фразы, но вот построить что-то связное не получалось никак. “По собственному…”, “С 1 сентября…”, “материальной отетственности…”, “выходом на пенсию…”, “отработки…”... Наконец глаз зацепился за фио “Одинцев И.Д.”, и я, кажется, начал что-то понимать. Уловивший это по моему лицу Ивлев перегнулся через экран ноутбука сверху, неловко проскроллил документ до конца и ткнул пальцем в середину нижней строки:

— Узнаёшь?

Ещё бы — подпись. Моя. И, как я понимаю, собственноручная и подлинная, не стали бы они так подставляться.

Но язык всё равно промямлил совершенно своевольно:

— Что это?!

Ивлев отдал ноут обратно невидимому помощнику, сел обратно перед камерой и спокойно ответил:

— Это заявление об увольнении по собственному. Подписанное.Тобой.

— Да ничего такого я не подписывал! — завопил я.

Генерал поморщился.

— Не кричи, не в лесу. А насчёт “не подписывал” — думаю, ты просто не помнишь. А вот я — помню, я видел этого вашего профессора, когда разговаривал с тобой по ВКС. Ты, кстати, когда уже научишься камерой пользоваться? Извини, но мне это детский сад напоминает… Левые люди в кадр лезут, кто хочет, тот и слушает — разве так можно? За каким чёртом тебе защищённую линию ставили тогда? Ну серьёзным делом ведь занимаемся!

Опять лекции — достали.

— Так что сейчас с профессором? — пришлось генерала довольно невежливо перебить — морали его мне сейчас без надобности.

— Не в курсе, — отрицательно мотнул головой тот. — Но могу дать тебе слово, что никто его в темнице не держит.