Реакция льва. Этот будет драться до последнего, не считаясь с превосходством противника. У диверсантов как раз включился режим берсерка – состояние, когда боец впадает в неконтролируемую ярость. У него начисто пропадает чувство опасности, боязнь смерти. Разум отключается, через край хлещет повышенная агрессия. Он смертельно опасен для окружающих, как бешеный лев.

У диверсантов осталось не больше пяти-шести патронов, они готовились броситься на врагов врукопашную только с одним ножом, когда из-за холмов длинными очередями по израильтянам хлестнули из автоматов. Парни без сил упали на песок. Погони больше не было. Комендант лагеря палестинских боевиков, уважаемый Салех, и еще три человека с ним сменили рожки автоматов. Здоровяк-палестинец удовлетворенно огляделся. Противник не подавал признаков жизни.

– Идите с миром, – было его напутствие не то врагам, не то уже своим бойцам.

Андреас Бодер всегда отличался скверным характером. Парень, который заводился сразу и по любому поводу. Причем с непредсказуемыми последствиями. На косой взгляд или обидное слово «буржуй» он мог сразу полезть в драку, в то же время мог снять с себя модную новую куртку и отдать ошеломленному обидчику со словами: «Носи, друг, дарю, и пошли оторвемся по полной. Тут за углом стоит машина сволочей полицейских, у тебя есть зажигалка, чтобы устроить веселый фейерверк».

Может, за счет этой своей реактивности и непредсказуемости, мало свойственной немцам, он и стал одним из лидеров террористической ячейки «Группа Красной Армии». Здесь, в Иордании, в лагере подготовки бойцов движения освобождения Палестины, он не изменил своего стиля поведения. Наоборот, из-за постоянной жары, стесненных условий, непривычной ограниченной кормежки и алкоголя, его раздражительность только усилилась.

Но больше всего его угнетало то, что он должен был кому-то подчиняться, выполнять чужие приказы. С первых же дней у него возник конфликт с их местным куратором, палестинским майором. Мустафа поступил по-восточному хитро. Он не пошел на провоцируемый открытый конфликт со взбалмошным немцем. Он повел группу на занятия по рукопашному бою и очень наглядно и жестко показывал, как надо отражать нападение человека с пистолетом, ножом, дубинкой. Все это он проделывал на Бодере. К концу занятия Андреас с трудом мог доковылять до своей кровати. На какое-то время он затих, но огонь ярости в его душе не угас. Это была бомба замедленного действия.

Проблемы с психикой стали проявляться и у Ульрики Майнер. После того, как ее едва не изнасиловали два палестинца и их убийства Юргеном, в ней что-то сломалось. Женщина замкнулась, ушла в себя, все выполняла чисто механически. Ее подруга Гудрун стала замечать, что Ульрика стала отстраненной, как говорят, «не в себе». Застывшее как маска выражение лица. Даже глаза стали как будто стеклянными, обращенными внутрь. Вечерами Майнер часто забиралась на плоскую крышу их казармы и подолгу сидела в одиночестве, вперив бессмысленный взгляд в одну точку в безлюдных однообразных песках расстилающейся бескрайней пустыни. В протяжных завываниях ветра, который, казалось, не прекращался ни на одну минуту, ей чудилось, что она слышит чьи-то голоса. Она внимательно вслушивалась и всматривалась вдаль. Так, не шелохнувшись, она могла сидеть очень долго.

Когда Батый поделился своими опасениями о состоянии своих товарищей с комендантом лагеря, Салех сразу поставил диагноз:

– Эта женщина слушает зов пустыни. Рано или поздно она поддастся этому зову и уйдет в центр песков.

– Зачем? К кому? – недоумевал немец.

– К своей смерти. Так случается у нас. Некоторые люди слышат зов пустыни, уходят и навсегда пропадают. Чаще всего это происходит с теми, у кого сдали нервы, это может быть из-за болезни или потери близких.

– И как же быть? Связать ее и не выпускать? – встревожился Батый.

– Мы говорим в таком случае: «Один гвоздь вышибает другой».

«Клин клином вышибают», – пришел на ум русский аналог поговорки.

– Так и быть, надо устроить твоим товарищам небольшую встряску, маленький праздник. Я попрошу найти для них немного пива и какой-нибудь немецкой еды. Завтра съездим на склад и заберем. Кстати, захвати с собой Питера. Пусть парень проветрится. А за женщиной надо присмотреть, нельзя оставлять ее одну. Как правило, такое состояние держится несколько дней, максимум неделю. Потом мозги выздоравливают и становятся на место.

«Почти как грипп у нас, европейцев. Если его лечить, то выздоровеешь через семь дней, а если не лечить, то пройдет за неделю», – продолжал удивляться национальным особенностям Батый.

Перед поездкой Салех был в прекрасном расположении духа, он заранее пригласил Юргена и Питера заехать к кривому Ибрагиму посидеть в духане, покушать хорошей еды. Немцы не возражали. Они высадили Питера у Ибрагима, а сами поехали на склад. Довольно быстро получили груз и вернулись в духан. На входе их ждал возбужденный Ибрагим.

– Что случилось? – загадочно спросил кривого Салех.

Ибрагим красноречиво посмотрел на Батыя.

– При нем можно, – разрешил палестинец.

– Вот. Он назвал пароль и просил передать для Джона, – духанщик протянул свернутый листок бумаги коменданту.

– Значит, все-таки американцы, не евреи, – с удовлетворением произнес Салех. Он протянул листок Юргену: – Посмотри, это твой друг передал нашему Ибрагиму.

Батый развернул листок. Тот был испещрен цифрами, почти как тот, который он сам недавно хотел передать через духанщика в Центр.

«Значит, Север был прав, когда предостерегал меня от такого ненадежного контакта. Еще немного, и я бы попался в эту ловушку. Тогда бы мои кости уже обгладывали шакалы где-нибудь в бескрайней пустыне».

– Что это? – изобразив удивление, спросил нелегал.

– Вы, европейцы и американцы, считаете нас, арабов, настолько продажными, что за деньги мы готовы на все. Причем за небольшие деньги, – с пафосом заявил палестинец.

– Да-да, – поддержал его кривой. – За небольшие деньги.

– Сразу несколько разведок предложили Ибрагиму стать их почтовым ящиком. Уж очень удобно расположен его духан – на оживленном перекрестке, всегда есть повод заглянуть. Но Ибрагим – честный мусульманин, он не предаст своих братьев по вере ни за какие деньги, – Салех пристально посмотрел на кривого, и тот сразу залепетал:

– Да-да. Ни за какие деньги. Не сомневайтесь, уважаемый Салех.

– Чей же шпион Питер?

– Он назвал пароль к американскому резиденту.

– К американскому? – изобразил удивление собеседник. – Почему не немецкому?

– Откуда здесь немцы? – пришел черед удивляться арабу. – Им-то здесь что надо?

«Видимо, немецкая контрразведка ограничена в своих возможностях за рубежом и передала своего агента на связь с американскими партнерами», – подумал Юрген, а вслух поинтересовался:

– Что будете с ним делать?

– Ничего, это ваше дело, немецкое, – спокойно заявил комендант. – Он нам не опасен. Вот если бы он оказался израильским агентом, тогда был бы другой разговор, – он показал сжатый заросший волосом кулак.

– А шифровка?

– Передадим по назначению. Зачем раскрывать Ибрагима и злить янки!

– Как передадим? – не понял Батый. – Там же информация о лагере.

– Ты что, думаешь американцы не знают о нашем лагере? – вопросом на вопрос не слишком вежливо ответил араб. – Максимум, что он мог сообщить, – это то, что он прибыл, где располагается лагерь и, главное, сколько раз ваш Бодер трахнул эту свою уродливую девку, – толстяк громко засмеялся своей шутке. Кривой духанщик с радостью его поддержал, даже не понимая, о ком идет речь.

«Еще один урок контрразведывательной науки. Спасибо Северу. Да не забудет его аллах своей милостью».

Вечером в своей казарме немцы устроили небольшой октоберфест. Кроме пива на столе были консервированные сосиски, картошка фри, кока-кола. Выяснилось, что Питеру удалось выторговать у Ибрагима даже бутылку запрещенного кораном виски.