Дом Страубов был другим. Амелия и Фритц не проектировали свой дом в попытке воссоздать то, что они видели раньше. Они сами были художниками. У них было свое видение.

Я пришла раньше всех гостей. Семилетний Бо́рис сидел в гостиной один, играя во что-то на планшете. Я подошла к крепкому на вид мальчишке и вручила ему коробку, обернутую зеленой бумагой и серебряной лентой.

– С днем рождения! – сказала я.

Он взял сверток и положил его на пол у своих ног, а затем прыгнул на него всем весом. Подняв раздавленный сверток, он вернул его мне с ехидным выражением лица.

– Не хочу вечеринку, – сказал он. – Не люблю никого из приглашенных.

Я вертела в руках смятый подарок, впервые заметив, что моя зеленая блузка сочетается с оберточной бумагой.

– Даже меня? – Я улыбнулась мальчику.

Он внимательно осмотрел на камеру на моей шее и наморщил нос.

– Особенно тебя.

Отойдя от Бориса, я решила повторить попытку через несколько минут.

На кухне встретила Симону, шеф-повара, которая готовила свиные отбивные и канапе с козьим сыром.

– Привет, Дельта, – сказала она мне, когда я подошла, а затем тихо добавила, кивнув в сторону Бориса: – Маленький засранец.

За эти годы я выработала невозмутимое выражение лица, в котором не было ни согласия, ни отрицания. И это было выражение, которое я продемонстрировала Симоне. Не хотела, чтобы во мне видели сплетницу. Откровенно говоря, она недооценивала хозяев: такое отношение точно чувствуется. Многие из моих клиентов были вульгарными, поверхностными, высокомерными или наглыми. Но они не были глупы. Они ожидали, что люди, работающие на них, будут проявлять уважение, независимо от того, искреннее оно или нет. Я рано усвоила этот урок от Эмили Миллер – светской львицы, которая работала организатором мероприятий, – когда помогала ей на свадьбах. Если у клиента было хотя бы смутное подозрение, что вы о нем невысокого мнения, то вас больше никогда не пригласят на работу.

Приехали друзья Бориса, а потом Мак-Волшебник. Я знаю Мака много лет. Он всегда хвалился, что вообще-то выступает на больших площадках, а вечеринки – это особая услуга из уважения к родителям. Но все мы знали, что это неправда. Каждый раз у него были одно и то же шоу и одни и те же несмешные шутки.

Обычно дети толпой окружали Мака во время номера с жонглированием ножами, из-за чего у меня не раз замирало сердце, хотя я видела его выступление раз двадцать, и никто еще не пострадал. Родители Бориса, потягивающие вино на кухне, ножей даже не заметили.

Борис был единственным ребенком, который не получал никакого удовольствия от шоу, да и вообще от всей вечеринки. Три часа я ждала, надеясь, что его настроение изменится, но ничто, даже кексы с супергероями, не могли его взбодрить. Пришлось смириться с мыслью, что финальные кадры будут полностью вымышленными.

Я взяла за правило не пить во время работы, делая исключение только для самых настойчивых хозяев. Но в этот раз выпила перед выходом полбокала шампанского. Мои нервы были на пределе.

Пока я ждала такси, пришло сообщение от Амелии. Открывая его, я почувствовала прилив возбуждения. Она писала, что они уезжают из города на две недели зимних каникул. Раньше забыла об этом упомянуть.

Мои руки и ноги налились тяжестью.

Несколько минут я размышляла над ответом. Не хотелось выглядеть слишком нетерпеливой, но мне нужно было держаться рядом со Страубами.

В конце концов написала: «Я могу приглядывать за Ицхаком и поливать цветы. Мне будет ничуть не сложно. Дай знать, если нужна помощь!»

«Бог мой, Дельта! Ты лучше всех. Ицхак в отеле для собак, но, пожалуйста, полей цветы! Как же прекрасно, что ты предложила помощь».

Ее сообщение меня обрадовало: безумно хотелось находиться в их доме.

Еще одно сообщение от Амелии:

«Помнишь, я рассказывала тебе о Яне Уокере? Он просто душка. Я дала ему твой номер!»

Мысленно возмутилась, что Амелия спихивает меня на Яна. Это несколько неуважительно. Как она вообще узнала, что я свободна? Но, подумав, решила, что при случае все равно пойду с ним на свидание – такой шанс узнать побольше о Страубах.

Вернувшись в квартиру, я уселась за компьютер. Работа оказалась долгой. По сути, мне пришлось создать вечеринку по случаю дня рождения, которой никогда не было, чтобы продемонстрировать восхитительного и ласкового ребенка, которого тоже не было. Когда мне требовалась пауза, я открывала папку со дня рождения Натали. В каждом кадре я видела возможности для нового коллажа, возможность провести время со Страубами. Мое общение с ними, даже если только на фотографиях, было бальзамом для души.

Два дня спустя мы с Яном ужинали в шумном и многолюдном итальянском ресторане. Приехав, я заметила его в другом конце зала, – именно с ним Фритц разговаривал в кухне в день рождения дочери. Лет сорока, темно-каштановые волосы, густые брови. Так сразу и нельзя было сказать красивый он или нет. В отличие от остальных мужчин в ресторане, он был при галстуке. Волосы были очень короткими, будто только после стрижки. И похоже, во время бритья он порезал подбородок.

Ян, казалось, удивился при виде меня. А может, растерялся. Стало ясно, что он не привык встречаться с красивыми женщинами.

Начала я с вопросов о нем самом. Я всегда предпочитала спрашивать первой: спрашивающий обладает большей властью, отвечающий – более уязвим. Среди прочего я узнала, что он вырос в Нью-Джерси и учился в Университете Райса, получив степень магистра. Он рассказал об отце, умершем в прошлом году, и о последующем одиночестве матери. Как же мне наскучило слушать об одиночестве других людей! Но Ян этого знать не мог.

Недавно он помогал матери с уборкой квартиры перед продажей. У нее был острый артрит, и сама она передвигалась с трудом. По словам Яна, мать была настолько скупа, что сама сфотографировала квартиру, отказываясь тратить деньги на профессионального фотографа.

Некоторые считают себя фотографами, сделав несколько удачных снимков на телефон. Бесконечное количество обезьян с бесконечным количеством пишущих машинок и бесконечным количеством времени могло написать полное собрание сочинений Шекспира. Это называется теоремой о бесконечных обезьянах, и она также применима к фотоаппаратам и фотографиям. Я не стала рассказывать о ней Яну.

– Фотографии могут иметь большое значение, – только и заметила я.

– Я знаю. – Он с раздражением покачал головой. – Ее паршивые фотографии, вероятно, будут стоить процентов сорок от рыночной цены.

После пары мартини Ян немного расслабился.

– Дельта Дон. Разве это не песня?

Я улыбнулась.

– Угу.

– Красивое имя.

– Мне оно никогда не нравилось.

– О, сочувствую.

– Обычно об имени говорят люди, с которыми мне некомфортно.

– Некомфортно? В смысле?

– Да во всех, на самом деле. – Слова сами вылетели из моего рта.

Я заметила, что этот комментарий обеспокоил Яна, и пришлось рассмеяться:

– Да я шучу!

Он неловко улыбнулся и заказал еще мартини.

Как только разговор перешел на Страубов, вечер потек быстрее – оказалось, нам обоим нравилась о них говорить. Ян рассказывал мне о жилых и коммерческих проектах, над которыми они работали вместе на протяжении многих лет. Он сам проработал в фирме десять лет, хотя раньше мечтал открыть свое дело, но решил, что это слишком сложно в нынешних условиях.

Ян рассказал о Страубах то, что я не могла узнать, лишь находясь в их доме. Например, я лучше разобралась в отношениях Амелии и Фритца – как личных, так и деловых. Фритц был вундеркиндом, основавшим собственную фирму в двадцать с небольшим лет. Сперва он пригласил Амелию как рядового сотрудника, но вскоре сделал своим партнером. Где-то по пути они и поженились. Между тем, хотя Ян не сказал этого прямо, я поняла, что спрос на услуги Амелии быстро вырос, и в итоге она стала привлекать большинство клиентов. Такая вот смена власти.