Сейчас Филя нещадно проклинал себя. Зачем попал на крючок Псурцева? Мало тебе было? Тридцать процентов от всех прибылей шайки. Вообще-то шайкой их называют менты, на самом же деле – это товарищество, джентльмены в законе. Дурак, позарился на миллион – он, правда, на дороге не валяется, но должен был знать, что в случае чего за такие дела не милуют. Однако поганец полковник пообещал: все будет о'кей, как говорят в Америке.
Да, дал ты маху, Филя, свалял дурака, дорогой гражданин Хусаинов, и называться тебе зеком долгие годы. Это если еще выкарабкаешься! А то еще могут дать и «вышку»…
И сам ты, несусветный дурак, подписал себе приговор.
Ну кто тянул за язык, кто заставлял валить на Псурцева? У этого полковника все в Городе в кулаке, поговорит с судьей, а тот присудит к «вышке». И пробьет пуля-дура твое еще молодое и здоровое сердце…
Филя не выдержал, застонал, и сосед по нарам взволнованно поднялся на локтях.
– Что надо? – спросил участливо.
Здесь, в следственному изоляторе, Филю уважали, и слово его было законом. Неплохо можно прокантоваться в колонии, там воров в законе слушают и выполняют все их требования, к тому же Филя-прыщ не простой вор, вожак, и его слово всегда весомо.
– Заткнись, – буркнул Филя, и сосед подобострастно улыбнулся в ответ. А Хусаинов лег на спину, подложив руки под голову, задумался.
Что же придумать? Кажется, еще есть выход. Филя закрыл глаза, будто заснул – почти не дышал. Потом пошевелился, сел на нарах и толкнул соседа. Кивнув на двери камеры, приказал:
– Позови надзирателя, скажи: Хусаинову нужно к следователю. Быстро…
Сухарь посмотрел на Филю с интересом. А Хусаинов опустился на стул, подобрав ноги, провел ладонью по лицу, словно снимал с себя все наносное, заявил:
– Пиши протокол, начальник.
– Давай говори.
– Я, Хусаинов Филипп Фаридович, на прошлых допросах соврал. Наклепал на нашу родную и славную милицию в лице полковника товарища Псурцева. Потому что он меня преследовал, а я решил отомстить и наговорил на него, не подумав. Что, мол, он меня подговаривал убить Хмиза за миллион и я согласился. Не было такого, погорячился я, гражданин следователь, какое-то затемнение нашло.
Сохань покачал головой:
– Видите, Хусаинов, скверно как: из-за вас могла упасть тень на заслуженного человека.
«Знал бы ты, какой он заслуженный, – подумал Филя, – какая подлюга и сволота». Однако сказал покорно:
– Что сделаешь, начальник, бес попутал. Поскольку очень вредная у нас милиция. И прижимает порядочных людей.
Записав слова Хусаинова в протокол, Сохань поинтересовался:
– За что вы убили Хмиза? Какая причина? Филя удивленно развел руками:
– Так не убивал же я… Говорю: не было этого. Сохань нахмурился.
– Вы, Хусаинов, мозги мне не вправляйте. Ваша вина доказана.
– Как это доказана? – возмутился Филя. – Это сам я на себя наклепал. Говорю же вам: нашло затмение, не в себе был. Какие у тебя доводы, начальник? Нет у тебя доказательств, начальник, вот что я скажу…
Сохань повертел головой: а этот Филя-прыщ, оказывается, еще и наглец. Сказал:
– Есть доказательства, Хусаинов, и не возражайте. Вначале вы говорили, что никогда не были на дубовой поляне, но следствие бесспорно доказало, что соврали. Вам пришлось признать этот факт. Так?
– Ну, признал.
– Потом вы возражали, что встретили там Хмиза. Но под давлением неопровержимых доказательств признались, что стреляли в него и убили. Стали перекладывать вину на полковника Псурцева, теперь отрекаетесь и от этого. Плохо, Хусаинов.
– Но поверьте: затмение на меня нашло, поэтому и наклепал на себя…
Сохань рассердился, но не показал этого. Произнес спокойно:
– Экспертиза доказала, что ворсинки, обнаруженные у вас под ногтями, идентичны шерсти, из которой был связан свитер Хмиза. Вы сами признали, что, убив Хмиза, перевернули его на спину, чтобы убедиться, что тот не дышит.
– Да, так было, но я не убивал.
– Тогда кто же?
– А этого, начальник, я не знаю. Ты – следователь, тебе и искать.
– Материалов и доказательств, которыми располагает следствие, достаточно, чтобы передать дело в суд.
– Вот и передавай, начальник, а я там расскажу, как все было.
– Как же?
– А очень просто. Поехал я на природу, чтобы отдохнуть, как люди. Лес там дубовый, светлый, вот и решил погулять. Оставил машину возле шоссе, пошел на поляну. Иду, воздухом дышу, птичек слушаю. Наслаждаюсь жизнью, начальник, и ни о чем не думаю. Потом по нужде захотелось, свернул, значит, к кустам, сигарету там выкурил, это ты, начальник, правильно заметил, окурок нашел. Перешел потом проселок, смотрю, машина пустая и кто-то под дубом отдыхает. Обойти этого человека хотел, да любопытство разобрало, на мою же голову. Да и лежал этот человек как-то странно, уткнулся лицом в траву. Подхожу к нему, переворачиваю на спину, боже мой, а это Степан Хмиз. Я, конечно, испугался, потихоньку к машине, дал газу и до города…
– Хорошо придумал… – сощурился Сохань. – Да не поверит вам суд, Хусаинов. Никогда не поверит.
– А ты, начальник, за наш суд не расписывайся. Так как он справедливый, наш суд, и доказательств потребует. Ты вот говоришь: я убийца. Мол, Хусаинов убил Хмиза. А пистолет где? Ты оружие, начальник, найди у меня и на стол суду положи! А так все что угодно сказать можно…
Увидев торжество в глазах Фили, Сохань подумал: «А если Хусаинов на самом деле невиновен? Может, я пристрастный. Интуиция подсказывает: убийца, но что интуиция – надо искать пистолет. Но где? На квартире у Хусаинова оружия не нашли – успел передать кому-то из дружков или запрятать. И поиск оружия сейчас не даст результатов».
Однако сказал:
– Будут у нас бесспорные доказательства, Хусаинов. Найдем пистолет, непременно найдем.
– Нет, – покачал головой Филя, – фигу у меня найдете, потому что я не убивал. У кого – другое дело. Того на цугундер и берите. А я – чистый.
* * *
Сидоренко стоял вполоборота к Кирилюку, заложив руки за спину и остро глядя на подполковника. Сказал:
– Давайте, Федор Федорович, разложим наш багаж по полочкам. Багаж, прямо скажем, не мудреный, но что есть…
– Не гневите бога, – возразил Кирилюк, – багаж наш на десяток лет Белоштану потянет.
– Вот именно – Белоштану… Одному Белоштану. А разве он один? Коррупцией пахнет, Федор Федорович.
– Ни капли не сомневаюсь.
– А доказательства у нас пока что только против Белоштана.
– Арестуем и начнем распутывать клубок.
– Считаете, что Белоштана следует арестовать?
– А как же иначе? – удивился Кирилюк. – Он нам такие палки в колеса поставит, век стоять будем. Белоштан – основная фигура, и все нити тянутся от него.
– Согласен.
– Тогда берите у прокурора ордер на арест. Сидоренко сел за стол, положил перед собой чистый лист бумаги, вынул японскую авторучку, написал цифру «1».
– Итак, что мы имеем? Первое: на складе трикотажной фабрики тонны неоприходованной высококачественной шерсти. Кладовщица свидетельствует, что этот запас создан по прямому указанию директора фабрики.
– А как с документами на пряжу?
– Бухгалтерия на фабрике крайне запутана. Одно ясно: на некоторые изделия показывали завышенные затраты пряжи и таким образом экономили ее. Три тонны шерстяной пряжи… Знаете, сколько модных женских кофточек можно изготовить из нее?
– Знаю. И каждая такая кофта стоит несколько тысяч… Второй пункт?
– В трех промтоварных магазинах Города и в одном районном универмаге в подсобках обнаружен товар, изготовленный из шерсти, идентичной той, что лежит на фабричном складе. Женские костюмы и кофты. Кстати, с ярлыками иностранных фирм – французских и итальянских. Проведена экспертиза: ярлыки фальшивые, изготовлены местными кооператорами. Сейчас уточняем, кто из местных дельцов причастен к этой авантюре.
– Эти трикотажные изделия в магазинах тоже неоприходованные?
– Чистая левая продукция.