«Знаете, каково это возненавидеть свою работу? Конечно, не знаете. Откуда вам это знать, вы-то свою никогда и не любили. Просто потому, что никогда не занимались своим делом по-настоящему. Вы даже не знаете, какое дело ваше.

Пока вы мелкие, ваше дело в песочнице играть. Потом ваше дело – учиться, потому что так сказали родители и еще та тетя в школе. Затем вы подрастаете, и настает пора определяться в жизни. Только, вот беда, подрастает у вас прежде всего хотелка, а не мозги. И самое важное ваше дело – бегать за такими же идиотами противоположного пола. Какой там выбор профессии! Ее за вас выберут родители. Засунут вас в какой-нибудь университет, если деньги позволят, а если не позволят, сдадут в училище или в частное обучение какому-нибудь старому мастеровому. И вам крупно повезет, если этот старый мастер будет любить свое дело.

Так или иначе, вы будете бегать за себе подобными другого пола, пропускать лекции, получать нагоняи от педагогов и ненавидеть их за придирки. В этом месте ставим галочку на полях. Придираться к вам теперь будут всю вашу жизнь. Или вам будет казаться, что к вам придираются. И вы будете об этом ныть на каждом углу, но ничего не сделаете, чтобы что-то изменить. Потому что ныть проще, чем делать. Впрочем, мы забежали вперед.

Спустя время вы с горем пополам окончите свой институт, университет, училище или что там еще и пойдете работать. Разумеется по профессии, вы ж ее не для того получали, чтобы впустую столько лет потратить. Вы устроитесь работать, и в первое время вам даже будет казаться, что работа вам нравится. Эта иллюзия возникает всегда, когда человек сбрасывает с себя бремя опостылевшей учебы и начинает зарабатывать свои первые деньги. Но это радость не от работы, а от тех самых денег, которые дают некоторую независимость от привычного социума.

Пройдет совсем немного времени, вы поймете, что социум изменился, что денег вы зарабатываете меньше, чем хотелось бы, что начальство к вам придирается, а занимаетесь вы совершенно не тем, о чем мечтали, и вас это бесит, только чем вы мечтали заниматься, вы тоже не знаете.

И вот вы ходите на ненавистную службу. Приходите туда утром уставшими, думаете не о работе, а о перерыве. В понедельник вы приходите с мыслью о выходных, выйдя из отпуска, начинаете считать дни до следующего. Работа для вас становится беспросветной чередой обязанностей, от которых надо отдыхать и хочется отлынивать.

Вот тут-то и подрастают ваши дети, вы с надеждой смотрите на них, неприкаянных, и думаете, что им нужна, конечно, совсем не ваша работа, а настоящая: либо та, о которой вы мечтали, как вам теперь думается, либо та, которая кажется модной и престижной. И ваши бедные, наивные дети, которые хотят на самом деле того же, чего хотели в их возрасте вы, идут осваивать профессии, которые они не выбирали.

Так живет девяносто процентов из вас. Остальным десяти либо повезло, либо наплевать. Мне повезло: я знал, чем хочу заниматься, я научился всем секретам своего дела, я был счастлив, что занимаюсь именно этим. Работа для меня никогда не была напрягом. И хотя вам этого не понять, так оно и было до последней минуты, а теперь…

Я пишу всю эту ерундень, чтобы не разучиться складывать буквы в слова и слова в предложения. Чтобы раздразнить вас, идиотов, или хотя бы для того, чтобы раззадорить самого себя. Я пишу это, потому что по сравнению с сегодняшней правдой все остальные темы скучны и никчемны. Но долбаную правду, которую знаю я, вам, дебилам, не расскажешь. Вы ее не осилите, не поймете и не примите.

И получается полная чушь. Кроме того с использованием старого, приема. Да еще дурацкий бурбон закончился, а его был литр. Завтра будет болеть голова. И на первой полосе будет уныло, потому что там не будет меня. Идите к духам, развлекайте себя сами.

Ваш Санчес в депрессии, скучные вы уроды!»

Из личного архива Санчеса О’Гиры

Сквозь легкую занавесь на высоком окне светило солнце, ложилось мягким рассеянным светом на шелковое одеяло и подушки. Ионея потянулась и шустро вскочила с кровати. Накинула халат, заколола волосы, раздернула занавески, впуская яркие лучи. Свет ударил в полную силу, радостно и беззаботно, как в детстве. Ионея улыбнулась новому дню. Впервые за долгое время она чувствовала себя выспавшейся. Захотелось рвануть раму, впустить вместе с солнцем ветер, вдохнуть его полной грудью…

В дверь постучали.

– Да! – ответила она, пряча улыбку.

Дверь распахнулась, вошла девушка из личной прислуги с подносом, поставила на столик блюдо с булочками, кувшинчик со сливками, чашку и кофейник. Налила кофе, добавила сливки – все как любит госпожа, ничего лишнего – и поспешно отступила в сторону, оставаясь рядом на тот случай, если что-то понадобится.

Ионея села к столу, сделала глоток кофе и потянулась за булочкой.

– Где свежая газета? – поинтересовалась она.

– Госпожа, вы просили подавать прессу только с материалами от Санчеса О’Гиры, а сегодня его статей не было ни в «Огнях Вероллы», ни в других изданиях.

– Вот как.

Разоблачитель молчал с их последней встречи. Она ждала от него разгромного материала и не дождалась. Причем не дождалась не только она. Материалы в «Огнях Вероллы» от Санчеса выходили, как и прежде, но становились все короче, одна тема растягивалась на несколько номеров, а в последнюю неделю и вовсе создалось впечатление, что один материал размазали на кучку крохотных заметок. И вот сегодня от О’Гиры не было никакого материала.

Если бы Ионея была журналистом, она бы подумала о том, чтобы устроить хорошую бузу вокруг исчезновения скандального борзописца. Ведь слепому видно, что редакция затыкала дыры старыми материалами в отсутствие новых. Можно было бы навернуть вокруг этого таинственности, устроить целое расследование, гуляя по ложным следам и делая сенсационные заявления. Кому какое дело, что кумир читателей заперся в своей комнатенке и беспробудно пьет? Интрига-то интереснее. Но Ионея не имела отношения к журналистике, и в происходящем для нее не было никакой интриги.

– Лорд Бруно ждет вас в кабинете, госпожа, – поделилась служанка, когда она отставила пустую кофейную чашку.

Это тоже стало своеобразным ритуалом – никаких разговоров, пока не будет выпита чашка кофе, даже если разом умерли все водопроводчики или небо упало на землю, свернув шпиль со здания Консорциума.

В кабинет Ионея вошла через четверть часа, свежая и блистательная. Лорд Бруно поднялся навстречу, поклонился:

– Прекрасно выглядите, госпожа, – отметил старик, и в его словах прозвучало нечто большее, чем простая вежливость.

– Я прекрасно выспалась. – Ионея кивнула на кресло, приглашая лорда сесть.

Бруно, по-стариковски покряхтывая, опустился на обитое плюшем сиденье:

– А я, признаться, мучаюсь страшной бессонницей. Порой бывает, заснешь, проснешься посреди ночи, лежишь, и уснуть не выходит, и голова тугая, как ватой набили, не встанешь, не поработаешь. А иной раз и заснуть не могу. У вас есть какое-то средство? Поделитесь рецептом?

– Мой рецепт вам не поможет, – улыбнулась правительница. – Ничего не замечаете? Ну, оглядитесь.

Лорд Бруно суетливо завертел головой, озираясь.

– Ящик пропал, через который с вами говорили конструкторы, – отметил он.

– Точно. А еще статуэтка от первомагов.