— Расскажите о музе, вдохновившей вас на создание такой невероятной героини.
В такие моменты Марек ощущал, как между ним и Вандой словно пробегает электрический разряд, невидимый, но ощутимый, заставляющий вздрагивать и отстраняться друг от друга. Каждый комплимент его таланту, каждое восхищенное слово о героине романа словно вбивало клин между ними, расширяя трещину, которую оба старались не замечать.
В ночной тишине Марек лежал без сна, прислушиваясь к ровному дыханию Ванды. Он смотрел в потолок, где тени сплетались в причудливые узоры, напоминающие лабиринт его мыслей, каждый поворот которого вел в тупик сомнений и страхов. Успех, о котором он так долго мечтал, теперь казался горьким на вкус, словно спелый плод, внутри которого притаилась гниль.
Он протянул руку, желая коснуться Ванды, почувствовать тепло ее кожи, убедиться, что она рядом, что она все еще его якорь в этом море безумия. Но она отодвинулась, оставляя между ними пропасть непонимания, такую глубокую, что, казалось, никакие слова не смогут ее заполнить.
Утро застало Марека у окна. Он смотрел на пробуждающийся город, на людей, спешащих по своим делам, каждый со своей историей, своими надеждами и разочарованиями. Солнечный свет, пробивающийся сквозь утреннюю дымку, окрашивал все в нежные пастельные тона, словно пытаясь смягчить острые углы реальности. Внезапно его охватило странное чувство: будто он смотрит на финальную сцену романа, который еще не написан, но уже живет где-то в глубинах его подсознания.
Он повернулся и увидел Ванду, стоящую в дверях. Ее волосы, растрепанные после сна, золотились в лучах восходящего солнца, создавая ореол вокруг ее головы. В этот момент она показалась ему неуловимо далекой, как воспоминание, которое постепенно стирается из памяти, оставляя лишь легкий привкус грусти.
— Мы должны поговорить, — тихо сказал Марек, ощущая, как слова, которые так долго копились внутри, наконец нашли выход.
Ванда молча кивнула и подошла ближе, ее глаза были полны тревоги и ожидания. Марек вдохнул, готовясь произнести то, что, возможно, станет началом конца их истории:
— Я больше не могу писать.
Неугомонные поклонницы
Тяжелые капли дождя барабанят по крыше, словно пальцы неведомого существа, пытающегося пробиться внутрь. Марек написал свой первый роман, и с того дня его жизнь словно вырвалась из липкого омута серых будней, растекаясь многокрасочной реальностью везде, куда бы он ни посмотрел. Волшебные перемены ворвались в его жизнь, наполняя каждое мгновение новыми ощущениями и радостными предчувствиями.
Но тут, словно вспышка молнии, его пронзает одно воспоминание: "Поздравляю, твой роман имеет грандиозный успех", — сказал издатель несколько дней назад. Эти слова, произнесенные им, эхом отдаются в сознании. "Но тогда почему мне никто не пишет?" — думает он. Марек смотрит на свои руки, лежащие на столе, и ему кажется, что они принадлежат не ему, а кому-то другому. Да кто же он теперь? Успешный писатель или все тот же неуверенный в себе мечтатель?
Звук шагов Ванды в коридоре вырывает его из задумчивости. Он слышит, как она открывает входную дверь и выходит на лестничную площадку. Скрип почтового ящика. Шелест бумаги. Тихий вздох. Марек закрывает глаза, и перед ним возникает образ: Ванда, стоящая у мусорного бака, рвет на мелкие кусочки письма от его поклонниц. Ее пальцы дрожат от ярости и ревности, а глаза наполнены слезами.
Он чувствует, как время растягивается, словно резиновая лента. Каждая секунда длится вечность. В этом бесконечном мгновении Марек видит параллельные миры, где все могло быть иначе. Мир, где он никогда не писал роман. Мир, где Ванда поддерживает его творчество. Мир, где...
В это же время его супруга Ванда, с ее тонкой, как паутина, чувствительностью действительно начала замечать в их домике на окраине города что-то необычное. Каждый раз, когда она выходила проверять почтовый ящик, ее сердце замирало в ожидании чего-то неизведанного. Письма — много писем. Они, казалось, дышали, как живые существа, когда она открывала их, пробежавшись взглядом по обрывкам чужих чувств, по вязким, никчемным мыслям.
Ванда, ревнивая и взволнованная, не могла справиться с волной эмоций, которая накрывала ее каждый раз, когда она видела тонкие, неровные строчки на листах бумаги. Она сжимала письма в своих хрупких руках, чувствуя, как они будто бы бились, как живое сердце, и, не выдержав, выбрасывала их в мусор. Ее ревность становилась тем тяжелее, чем больше она ощущала, что каждое письмо — это частица души неизвестной женщины, обращенная к ее Мареку.
И вот внезапно в один из дней он поднял глаза от рукописи и спросил Ванду:
— Ты случайно не знаешь, почему никто из читателей мне не пишет?
Эти слова, словно ледяной ветер, проникли в душу Ванды, заставив ее замереть на мгновение. Она молча кивнула и ушла в другую комнату, где ее ждала очередная пачка писем. Она снова выбросила их в мусор, но на этот раз взяла одно, первое попавшееся, и принесла его Мареку. Ее лицо — ледяная маска спокойствия, но Марек чувствует бурю эмоций, бушующую под этой поверхностью. Она протягивает ему конверт:
— На, читай.
— Я не могу, — говорит он, отводя взгляд. — Мне только что пришел в голову новый поворот в сюжете. Прочитай вслух сама.
Ванда начинает читать, и ее голос звучит словно издалека, искаженный и нереальный:
"Дорогой, обожаемый, несравненный Марек!!!!!!!!!
О БОЖЕ МОЙ!!! Я не могу поверить, что пишу ВАМ!!! Мои руки дрожат, сердце колотится как безумное, а в животе порхают миллионы бабочек!!! Ваш роман — это НЕЧТО НЕВЕРОЯТНОЕ!!! Я прочитала его 42 раза подряд и каждый раз рыдала взахлеб!!! Вы — ГЕНИЙ!!! БООООООЖЕЕЕЕ, как же Вы пишете!!!
Я не спала 72 часа, потому что не могла оторваться от Вашей книги!!! А потом еще неделю ходила как зомби, потому что все время думала о Вашем главном герое!!! Он такой идеальный, такой глубокий, такой НАСТОЯЩИЙ!!! Я влюбилась в него по уши!!! А потом поняла, что на самом деле влюбилась в ВАС!!!
Умоляю, ответьте мне!!! Я не смогу жить дальше, если не получу от Вас хотя бы словечко!!! Я готова на все — переписать от руки Ваш роман сто раз, выучить его наизусть, набить татуировку с Вашим портретом во всю спину!!! ПОЖАЛУЙСТА, заметьте меня!!!
Ваша самая преданная, самая восторженная, самая ЛЮБЯЩАЯ поклонница, Глория.
P.S. Я назвала свою кошку, хомячка и кактус в Вашу честь!!!"
Марек слышит восторженные слова какой-то девушки, но они сливаются в его сознании в неразборчивый поток. Вместо этого он видит, как комната наполняется густым, переливающимся туманом. Из тумана выступают фигуры — персонажи его романа, ожившие и готовые рассказать свои истории.
— А ты знаешь, что на все эти письма надо отвечать? — голос Ванды прорывается сквозь туман видений.
Марек моргает, и комната снова становится обычной.
— Пожалуйста, ответь сама. Я очень занят, — говорит он, чувствуя, как новая история уже рождается в его сознании.
Эти слова, произнесенные так равнодушно, словно перевернули мир Ванды. Она поняла, что ее место — не просто быть тенью рядом с гениальным писателем, а стать частью его истории. Ее ревность превратилась в нечто другое, более глубокое, непонятное даже ей самой.
Она села за стол и начала писать ответ. Ее рука, казалось, двигалась сама по себе, выплескивая на бумагу язвительные, жесткие строки.
"Уважаемая Глория,
Марек глубоко тронут Вашим искренним восхищением его скромным литературным опытом. Ваше письмо вызвало у него неподдельное волнение, которое, к сожалению, усугубило его хроническую мигрень и вынудило на время отложить работу над новым романом.
Позвольте от имени Марека выразить признательность за Ваш энтузиазм. Однако мы вынуждены с прискорбием сообщить, что Марек в настоящее время не имеет возможности лично отвечать на письма поклонников. Его время полностью посвящено заботе о наших троих детях-близнецах с синдромом гиперактивности и уходу за престарелой тещей, страдающей деменцией.
