– Что?! – вскочил ювелир. – В такое тревожное время и вы носите драгоценности прямо так, с собой?..

– Именно поэтому, – улыбнулся Петро, вынимая из чемоданчика шкатулку. К ней жадно потянулись руки старика. – Вас удивить трудно, но кое-что здесь найдется…

Кремер открыл крышку шкатулки и замер, рассматривая драгоценности. Заремба щедро снабдил ими Кирилюка: партизанам удалось перехватить немецкий конвой, который вез во Львов награбленные эсэсовцами ценности. Когда наконец Ганс Кремер смог оторваться от шкатулки, то с уважением посмотрел на гостя и сказал:

– Вы, молодой человек, воистину явились сюда, как из волшебной сказки!

– О, из детского возраста я уже вышел и сказками давно не увлекаюсь, – снова улыбнулся Петро. – Меня интересуют реальные деньги!

– Оптом? – спросил Кремер.

Петро кивнул.

Минуло не менее трех часов, пока они достигли согласия. Оба остались довольны заключенной сделкой. Петро был рад потому, что выручил он значительно больше, чем рассчитывал Заремба; Кремера же вполне устраивало то, что он так выгодно вложил деньги: что ни говори, а золото всегда остается золотом!..

– Я надеюсь, – прищурился, как сытый кот, ювелир, – вы примите во внимание, что фирма немедленно рассчитаться не сможет. Сейчас во всем городе не найти коммерсанта, который располагал бы достаточной для оплаты всего этого суммой наличных денег. Я предлагаю треть наличными, а остальное гарантированными векселями.

– Господин Кремер, – твердо сказал Петро, – я деловой человек, и для предстоящих операций мне нужны деньги. Простите, но в тех кругах, с которыми я имею дело, ваши векселя расцениваются не больше, чем мыльный пузырь. – Старик принял обиженный вид, но Петро не обратил на это внимания и продолжал в том же тоне: – Да, мыльный пузырь… Напоминаю и об условии, что двадцать процентов – валютой.

– Боже! Этот человек пустит меня по миру, – схватился за голову ювелир. – Но слово есть слово, хотя вам и придется немного подождать. Такие деньги в ящике письменного стола не хранятся.

– Сколько времени вам потребуется для полного расчета?

– Примерно неделя. – Заметив, что клиент недовольно поморщился, закивал сочувственно головой: – Да-да!.. Я вас понимаю: столько дней в чужом городе… в номере гостиницы… без дел, без друзей… Впрочем, вот что, – он немного помолчал думая. – Не лучше ли вам на это время поселиться у меня? Во всем доме нас трое – я, моя дочь Лотта и экономка. Надеюсь, что ваше общество понравится Лотте…

Петро даже пристыл к стулу – он никак не мог рассчитывать на такое везение. Но и соглашаться сразу было рискованно.

Его молчание Кремер понял по-своему: колеблется, значит, опасается связывать руки, наверно, хочет позондировать почву у других ювелиров. Ну нет, не такой он, Кремер, простак, чтобы упустить драгоценности! Старик нажал на кнопку звонка и, когда появился приказчик, распорядился:

– Вызовите машину и позвоните фрау Лотте, что я еду домой с гостем. За вашим багажом заедет шофер, – обратился он к Петру так, словно все это они давно решили.

Петро поднялся и вежливо склонил голову.

– Я не хотел бы обременять вас, но, – развел руками, – по-видимому, мне ничего не остается, как с благодарностью принять ваше любезное приглашение.

– Едем, – потянулся Кремер за старомодным черным котелком. – Сегодня я хочу немного развлечься в семейном кругу…

– Ну что ж, – прервал его воспоминания Роговцев, похлопав ладонью по бумагам, – тут достаточно подробно изложено, как вы познакомились с Гансом Кремером и что сумели узнать у него и его дочери. А как вам по возвращении во Львов удалось попасть на прием к Вайгангу?

– Это было не очень легко, но все же я сумел встретиться с личным секретарем губернатора.

Кирилюк рассказывал и мысленно представлял и секретаря губернатора, и самого Вайганга, как будто это было не два года назад, а лишь вчера – помнил все до деталей, даже цвет обивки стула, на котором сидел в приемной группенфюрера.

…Секретарь Вайганга, высокий, рыжий, похожий на восклицательный знак, человек с красными веками выслушал его, внимательно ощупал быстрыми глазами. С минуту подумал и, когда Петро хотел уже нарушить паузу, спросил:

– Письмо с вами?

– Да.

Секретарь протянул руку.

– Прошу…

– Оно адресовано лично господину фон Вайгангу…

Секретарь нахмурился, едва пошевелил тонкими губами:

– Мы теряем напрасно время, господин Кремер. Я передам письмо губернатору, и он сам решит, принимать вас или нет.

Через несколько минут секретарь вернулся. Уже один его вид говорил о многом – рекомендация ювелира стоит здесь немало. Секретарь приветливо улыбался и заговорил совсем другим тоном:

– Присядьте и подождите, пожалуйста, господин Кремер. Вот вам свежие газеты и журналы. Губернатор скоро вас примет…

Петро уткнулся в газету невидящим взглядом. Так никогда в жизни он не волновался. Правда, губернатор – это точно известно – никогда с племянником Ганса Кремера не встречался, что же касается подробностей жизни ювелира, ими он запасся предостаточно. А если окажется, что чего-то Карл не знает, то ведь он был не в столь уж близких отношениях с Гансом Кремером и его семьей.

Наконец секретарь исчез за массивной дверью. Появившись, почтительно раскрыл ее.

– Господин губернатор вас ждет.

Длинный, светлый кабинет. Размеры его огромные. Стол в противоположном его конце кажется маленьким; сидящий за ним человек тоже кажется небольшим. Только подойдя ближе, Петро понял, что обманулся: за большим дубовым столом сидел высокий человек, плечистый, коротко подстриженный. Протянув через стол руку, приветливо сказал:

– Рад видеть племянника моего друга и бывшего коллеги. Вы давно видели дядю?

«Проверяет, – подумал Кирилюк, – в конце письма обозначена дата».

– Скоро месяц, как мы расстались.

– Вам так долго пришлось добираться из Бреслау?

– Немного не повезло: простудился в Кракове и чуть ли не месяц провалялся с воспалением легких, – объяснил Петро.

Губернатор помолчал, отбивая карандашом по столу в такт каким-то своим мыслям.

– А как поживает уважаемый Ганс?

– Он провел за последнее время несколько удачных операций. Что же касается здоровья, то дядюшка пока что на него не жалуется – поскрипывает.

– «Поскрипывает»?! – Уголки губ губернатора растянулись. Это, по-видимому, означало улыбку.

– Скрипит в прямом и переносном смысле, – позволил себе пошутить Петро.

Шутка была встречена благосклонно.

– У нашего Ганса даже в молодые годы голос был скрипучий, – промолвил Вайганг, полуприкрыв глаза. – А он по-прежнему собирает эти, как их?.. Ну?.. – он нетерпеливо пощелкал пальцами, как бы ожидая подсказки.

– Вы, наверно, имеете в виду страсть дяди коллекционировать ковры?

– Ха-ха-ха… Удивительная страсть…

Так как было очевидно, что губернатор собирается прощупывать его и дальше, Кирилюк решил пойти ему навстречу.

– В той комнате, в которой вы жили, когда гостили у дяди перед войной, те же самые ковры. И в окно заглядывает та же самая старая груша… – сказал он, улыбаясь.

– Тогда со мной гостил у Ганса, кажется, и ваш отец? – будто мимоходом бросил Вайганг.

– Мой отец? Вероятно… – Петро вовремя спохватился. – Вероятно, вы встречали тогда у дяди кого-нибудь другого? Моего отца уже не было в то время в живых.

Лицо Вайганга разгладилось.

– Да-да, он ведь умер в тридцать четвертом?

– В тридцать шестом, – поправил Кирилюк.

– Как бежит время! Я уже и не помню многое… – Карандаш отбивал такт марша, и Петро чувствовал: прекрасно все помнит и лишь делает вид, что забыл. – Как было бы интересно повидаться сейчас с Гансом. Постарел, наверное?

– Месяц тому назад он выглядел вот так, – Кирилюк вынул из кармана фотографию и подал ее губернатору.

Фотография была одним из его главных козырей: на фоне кремеровского особняка он снят вместе с Гансом Кремером и Лоттой. Когда Вайганг поднял взгляд от снимка, Петро понял: каверзных вопросов больше не будет – губернатор благодушно усмехнулся.