Максим Тесли
«ЩЕНКИ и к чему это приводит. ***ный рок-н-ролл»
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
Предисловие
В этой книге два текста.
«ЩЕНКИ. Музыкальные шарлатаны» написан весной 2017-го по следам первого тура Щенков плюс включает в себя рефлексию по поводу провинциальной юности, музыкальных опытов, дружбы, секса и веществ – в общем, необходимый коктейль для дебютной книги.
«NIGREDO. Десять суток без шнурков» написан зимой 2024-го в изоляторе временного содержания, куда меня забрали практически сразу после концерта Щенков.
Замыкая круг, как говорится.
Эти тексты разделяют семь лет. За которые много чего произошло: Щенки стали популярной группой, мы отыграли на всех крупных российских фестивалях, играли за границей, собрали 3000 человек на сольный концерт, заработали денег, я дважды едва не умер. Я не склонен к преувеличениям. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО дважды едва не умер – оба раза виной были мои зависимости. Но близость смерти ничему не научила. А вот близость тюрьмы – очень даже.
Выйдя из камеры 19 января 2024-го и с удивлением обнаружив, что никаких проступков мне больше не вменяется, я посчитал это последним предупреждением, бросил вообще всё, и вот уже почти год трезв, влюблён и счастлив (да, трезвость совпала с любовью, но это другая и очень длинная история, а мы пока не об этом).
Я не жалею о том, как жил жизнь. Было и было. Возникали определенные сомнения: могу ли я сейчас, трезвый, говорить от имени себя прошлого, от имени персонажа своих песен? И я думаю, что да. Многие слушатели говорят о том, что на концертах они переживают состояния моего героя. Смекаете? Им не надо обдалбываться, драться, ненавидеть – я всё это делаю за них. По-моему, идеально. Эти песни и наркотик, и терапия одновременно.
Я не хотел включать сюда тексты песен, хотя в первом издании «Музыкальных шарлатанов» они присутствуют как часть книги, но тут мне это не казалось уместным. Однако моя уважаемая редакторка настояла на том, что это нужно сделать. Я не стал сильно спорить, я вообще не очень умею спорить с женщинами, да и в большинстве случаев они оказываются правы, так что пусть тексты остаются. Только попрошу вас помнить, что это – не весёлые тексты, это тексты страшные, подходите к ним с таким настроем, иначе может создаться неправильное впечатление.
Впрочем, кто я такой, чтобы командовать тем, какое впечатление у вас должно создаться. Давайте-ка вы сами это определите.
«Поехали!» – как совсем по другому поводу сказал когда-то один очень талантливый человек.
Максим Тесли
Щенки. Музыкальные шарлатаны
Если меня не станет, кто сможет узнать каким я был?
Доктор Кац, сезон 4, эпизод 1
Если верить Новгородской первой летописи, в 1384 году «поставиша новгородци городъ каменъ на Лугѣ, на Ямѣ, милостiю святѣи Софѣи, а поспѣшенiемъ великаго Михаила архистратига, а благословенiемъ отца своего владыцѣ Алексѣя, толко въ 30 дни и въ 3 дни».
После Русско-шведской войны около ста лет город находился в составе Швеции, пока не был отвоёван Петром I во время Северной войны. Во время Второй мировой на три года нас оккупировали немцы (здание гестапо располагалось в нынешней зубоврачебной клинике). Наверное, поэтому кингисеппцев сильно тянет в Европу.
Через какое-то время после вышеописанных событий в Кингисеппе появился я.
Мой папа родился в деревне Мохово, в ста километрах от Кемерово, мама – в посёлке городского типа с парадоксальным названием Новый городок в 40 километрах от Мохово. Познакомились они в Кингисеппе. Почему они не могли познакомиться в Сибири, а притащились на другой конец страны, я не знаю. Моя жизнь началась с нелепого стечения обстоятельств, примерно в таком же духе и продолжается.
Поэт-эгофутрист Игорь Северянин, бывший проездом в Кингисеппе в 1918 году, написал о нем следующее:
Всегда-то грязный и циничный,
Солдатский, пьяный, площадной,
С культурным краем пограничный,
Ты мрёшь над лужскою волной.
Еще в своём стихотворении он назвал мой город «растяпой» и «ползучим». К XXI веку мало что изменилось по сравнению с 1918 годом.
Население около 50 000 жителей. Из развлечений: сауны, бильярд и ночной клуб, за вход в который многие расплачивались не только деньгами, но и зубами – такая валюта у нас всегда была в цене.
В общем, романтичным юношам, любящим длинные волосы, пирсинг и творчество групп лейбла «Кап-кан» было сложновато. А я был именно таким юношей.
Мне очень памятна история, когда моего друга поймали гопники и вырвали ему кольцо из губы. Почему-то шилом. Засунули шило под кольцо и дёрнули.
Вообще выходя вечером на улицу в спущенных штанах, с длинными волосами (а у одного из нас даже были дреды!), с серьгой в ухе (тем более в лице) ты вполне серьёзно рисковал если не жизнью, то здоровьем, поэтому каждая вечерняя прогулка была для нас чем-то вроде вылазки партизан в стан врага.
В общем, все люди, выделявшиеся внешним видом, были обречены рано или поздно познакомиться друг с другом.
Поэтому я не был удивлён, когда в августе 2008-го в самой главной социальной сети мне написал Феликс Бондарев с предложением выпить. Посмотрев его фотографии, я вспомнил, что уже видел его на прослушивании музыкальных групп для участия в Дне молодёжи (за год это была единственная возможность хоть где-то сыграть в Кингисеппе). Я там прослушивался с группой Red rum, играли мы вещи с шедевральными названиями «Крыса», «Армагеддон» и чуть ли не кавера на Amatory. А Бондарев выступал с группой Siverski 72, играли они какой-то гаражный рок. Бондарев был потрясающе нелепо высок, в зелёных джинсах, тёмных очках в помещении, он ни с кем не говорил, даже с участниками своей группы. «Сиверской» называлась психиатрическая клиника недалеко от Кингисеппа. В общем, образ у него был замечательный, и предложение выпить я принял с радостью.
Мы пили портвейн с колой в пропорции один к трём. В Кингисеппе напиток получил название «Байкал-дегенерат» за сходность по вкусовым и цветовым качествам с напитком «Байкал» и способность превращать любого человека в тупое бревно в случае неправильной дозировки продукта. Потом мы звонили по телефону девушке Бондарева и хором пели в трубку: «Вчера ты дала мне и думаешь, я в долгу». Не помню точно, чем закончился вечер, но расстались мы довольные собой и друг другом.
С того августа мы поддерживали дружеские отношения. Я ходил на концерты уже созданного проекта Red Samara Automobile Club, Бондарев в ответ приходил на Never Trust Hippie, где я кричал оголтелый маткор, а после развала группы – на концерты Он Юн.
Музыкально мы не пересекались, кроме каких-то курьёзных случаев, как, например, моё участие в записи «Волк-альбома» RSAC с исполнением подделки под белогвардейский роман. А так в общем было как-то незачем, и мы даже не рассматривали возможность совместного сотрудничества.
А потом в 2014-м неожиданно для меня закончились мои отношения с К., длившиеся четыре с половиной года. И я плотно занялся саморазрушением. В нашей семье так принято справляться со стрессом: мой дедушка по папиной линии погиб, когда пьяный упал со стрелы башенного крана, куда залез, чтобы подтягиваться.
Собственно, первым текстом Щенков стал просто задокументированный день из жизни:
Я съел полтора колеса,
боялся, сердце взорвётся,
но я сделал свой выбор сам,
я орал во дворах-колодцах
о том, что мне нужны санитары
или хотя бы пол-литра водки,
а потом в переполненном душном баре
девочка в красных колготках
сказала: «Мы вроде знакомы»,
я трахнул её в туалете,
потом решил двигаться к дому,
но выйдя из бара я встретил
пацанов в синих футболках,
назвал их всех мудаками,
они меня били недолго,
зато били ногами,
доктор в приёмном покое
зашивал мне губу и щеку,
нас было тогда хотя бы двое,
я не чувствовал себя одиноким.
Веселье! Музыка! Танцы!
Карнавал! Праздник! Салют!
Это все просто сублимация.
Я всё ёщё тебя люблю.