– Ты? Заходи.

Я прошла в дом с уверенностью в своих правах старой знакомой. В гостиной нагло села на диван. Он остановился напротив, удивленно глядя на меня.

– Ты знаешь, что сегодня в «Потерянные души» приходила прокуратура?

– Конечно. Ну и что.

Я смутилась. Действительно, ну и что.

– Значит, дела плохи?

– Не знаю, – он сел в кресло напротив. – Почему тебя это волнует? К твоей работе это не имеет никакого отношения.

– Не знаю.

Он улыбнулся.

– Ты думаешь, что это может тебя как-то коснуться?

– Нет, но, – я растерялась, не зная, что сказать, – наверное, нет. Ты думаешь, это всё ерунда? Мне не стоит волноваться?

– Это уже тебе решать. Я не могу принять решение за тебя. Каждый сам выбирает свой путь.

– Дело в том, что выбор невелик, – я поднялась и прошлась по комнате, остановилась около окна, глядя на безлюдную улицу.

Как здесь было тихо и спокойно. За этим окном, за этими стенами можно было скрыться от непонятного и пугающего мира.

–Сейчас мне не хочется менять работу, но, если ты скажешь, что лучше уволиться, я так и сделаю.

Он молчал.

– Хотя, это действительно глупо, снова пускаться в поиск работы, проходить эти бесконечные собеседования, больше похожие на прием в психиатрической клинике. Я к этому не готова. К тому же, нет никакой гарантии, что на другой работе не будет то же самое. Я буду похожа на параноика. Так можно будет скоро начать бояться саму себя. Да, это глупо, – я обернулась к нему: – Ну, вот видишь, я приняла решение, мне стало легче. Я остаюсь. В «Потерянных душах» я не играю никакой роли и меня не должно волновать, чем они занимаются. Я слишком маленький человек, чтобы думать еще и об этом. Есть работа, которая приносит мне хоть какой-то доход – вот о чем я должна думать, если не хочу оказаться без денег, если в будущем не хочу оказаться на обочине жизни. Дай мне, пожалуйста, воды.

– Пойдем, я покажу тебе кухню.

Мы прошли по одному из темных коридоров и вошли в маленькую кухню, оборудованную очень скромно для такого большого дома. В этом доме не жила женщина и, наверное, когда он планировался, его владелец не думал о том, что для многих женщин кухня может быть одной из самых уютных комнат. Он налил мне воды и заглянул в холодильник.

– Сделать тебе бутерброд?

– Да. Пожалуй, я перекушу. Знаешь, когда я волнуюсь, мне часто хочется есть, – я села за маленький столик. – Я так нагло напросилась в гости, прости меня. Но мне не с кем было посоветоваться, а ты один из немногих разумных людей моего окружения.

Он сварил кофе и поставил чашки на стол.

– Я буду с тобой откровенна, – продолжала я в порыве доверия. – Я рада, что ты не живешь с моей тётей, рада, что вы не любите друг друга. Это просто какой-то расчет, я только еще, конечно, не знаю, какой здесь может быть расчет.

– Я люблю её.

– Ну, допустим. Тогда почему ты не уговоришь её жить вместе?

– Моя дорогая, – он мягко дотронулся до моей руки, совсем так, как это временами делала моя мама, – я не собираюсь вести с тобой психологические беседы.

Мне захотелось плакать, и я взяла с тарелки бутерброд. У меня сдавило горло, я стала есть бутерброд, стараясь принять равнодушных вид.

– Может быть, я тебя удивлю, но она тебя не любит. Это такой человек, который вообще никого не любит, – сказала я. – В нашей семье все такие. Каждый живет сам по себе.

– Но не ты.

– Что я?

– Тебе не нравится такое положение вещей.

–Не знаю. Думаю, что это скучно, жить так замкнуто, так отстраненно. Все стараются отгородиться друг от друга, как будто случайные знакомые. Мне казалось, что ты другой, но нет, видимо, я ошиблась. Знаешь… мне негде жить.

– Как это негде?

– Ну, раз уж ты стал нашим родственником, то я подумала, что ты мог бы мне немного помочь. Я не буду тебе мешать, обещаю, ты можешь даже меня не замечать. Я могу убираться в твоем доме, готовить, словом, быть экономкой. Это звучит дико, да?

Он откинулся на спинку стула, внимательно глядя на меня.

–Не смотри на меня так. Я не могу жить с тётей. Она меня пугает. Если бы мы не были родственницами, я бы подумала, что она просто ведьма. Мне с ней страшно. Она как будто всё знает, я ей рассказываю даже то, что не хочу рассказать. Однажды мне приснился кошмар, как она пришла ночью ко мне, разбудила и стала расспрашивать меня о тебе. Несла какую-то чушь, что ты преследуешь её две сотни лет. Она сумасшедшая, говорю тебе. Вдруг она меня убьет как-нибудь ночью?

– Но ведь это же и твой дом.

– Нет-нет-нет, мама продала свою долю, и я живу в нем так, из милости.

– Саша не могла так сказать.

– Я не говорю, что она так сказала. Я так чувствую. Каждый день я чувствую, что живу у неё из милости. Тётя может указать мне на дверь в любой момент, если ей так вздумается. В общем, это сложно. Мне кажется, мы ненавидим друг друга, не знаю, когда это началось… Ты мог бы заставить её ревновать. Она бы начала думать о тебе.

– Я могу оказаться не таким уж хорошим соседом, – сказал он.

– У тебя столько комнат. Ты бы меня и не заметил. Я бы вела себя как невидимка.

– Настя, ты очень доверчива.

– Неправда. Не ко всем, – я допила свой кофе, поднялась и стала мыть за собой чашку. – Тётя бы не вышла замуж за плохого человека. Если я доверчива, то она – нет. Она умеет разбираться в людях.

– Что ты ей скажешь?

– Что я напросилась, а ты согласился, – засмеялась я и, в порыве радости, обняла его за шею и поцеловала в щеку.

Тётя даже не поинтересовалась тем, где я буду жить. Я ей сказала, что буду жить у друга – этого оказалось достаточно.

– Твоя мама знает? Напиши мне адрес этого друга.

Я написала адрес дома Ивана, она его прочла, даже не повела бровью, только сказала: «А-а, понятно. Надеюсь, тебе понравится».

В субботу я укладывала вещи. Внезапно, мне стало жаль, что я покидаю эту комнату, этот дом, с которым у меня было связано столько воспоминаний. Я села на кровать, глядя перед собой на старый дубовый шкаф, который, казалось, прирос к полу этой комнаты, его никто никогда не мог сдвинуть с места, как и другую старую мебель здесь.

– Ну, что ты за человек такой, – сказала я громко, надеясь, что тётя, находящаяся в своей комнате, меня услышит. – Неужели тебе все равно?

– Нет, почему же, мне не все равно, – послышалось в ответ спустя несколько минут. – Но я ничего не могу поделать с тем, что моя племянница влюбилась в моего мужа и решила жить в его доме, а он на это согласился.

– Так поезжай к нему сама, а я буду жить здесь. Если хочешь, я даже уволюсь с работы, буду искать что-нибудь другое.

– Ты должна сама решить, что тебе делать. Не впутывай в это меня. Это твой выбор: причинять боль другим людям или нет.

– Ну, так я решила. Я буду жить с ним. Хотя, конечно, если бы ты попросила меня этого не делать, я бы этого не сделала. Если бы видела, что тебе это всё небезразлично, что для тебя это важно.

Молчание длилось слишком долго. Я вышла из комнаты и зашла в маленькую комнату тёти. Она сидела за своим письменным столом и перебирала старые фотографии. Её лицо было спокойным и приветливым. Я села рядом на старый деревянный стул.

– Саша.

– Ну?

– Ты когда-нибудь кого-нибудь любила?

– Может быть. Не знаю.

– Как это «не знаю»!

– Вот так вот, не знаю.

Я увидела, что она держит в руках какое-то фото, я вгляделось в него: на нем была изображена женщина в платье конца девятнадцатого века, в красивой шляпке с пером, у неё был грустно-задумчивый взгляд.

– Кто это?

– Я, – сказала тётя равнодушно, перевернув фото, прочитала надпись на обороте. – 2002 год спектакль «Коварная Александра».

– Не знала, что ты играла.

– В молодости я посещала драмкружок. Было интересно. Он тоже в нем играл, не так хорошо, конечно, но подавал надежды. Ему тогда было шестнадцать лет, совсем юный мальчик. Он мечтал стать актером. В семнадцать лет даже отправился в Москву, поступать в театральное училище, но в результате поступил на экономический факультет, так хотели его родители.