Безусловно, в августе 1944 года Кёнигсберг являлся вражеским городом и серьезной военно-технической целью. И все же удар по центру города, с учетом полного игнорирования в качестве целей фортов, укреплений, и иных чисто военных целей, является весьма странной операцией британской бомбардировочной авиации. Если не сказать большего. Вполне можно согласиться с неофициальной оценкой специалистов Отдела «К»: «еще та операция, вот же сволочь англичанка, гадила и будет гадить».

* * *

Москва. Расположение Отдела «К».

Наше время. 5:55

Намазанный обезболивающим гелем ушиб на голени болел поменьше, но синяк будет просто шмондец. Разглаженные инженерные документы ждали разборки, портфель вонял горелой кожей в районе замков, вино уцелело. В целом возвращение прошло благополучно.

Старший лейтенант Земляков еще раз печально осмотрел подбитую ногу, подтянул трусы, доковылял до стола и плюхнулся в рабочее кресло. Требовалось поработать, ибо, как известно, «время не ждет».

В расположении Отдела было тихо. У техников в строю оставалась единственная смена — спецы зафиксировали возвращение, встретили опергруппу и ушли на отдых, оставив двух дежурных. Робин тоже удрал домой, к семье. А вот товарищу Землякову по объективным причинам спешить было некуда. В смысле, с удовольствием бы заспешил, но нет смысла спешить. Вот такая тавтология, да. Впрочем, неудивительная.

Земляков-отец убыл из столицы еще в марте, нашлось ему и его фирме дело на территориях беспокойных, но очень важных. Мама очень ругалась и истерила, от больших нервов занялась волонтерской деятельностью, и теперь довольно внезапным образом стала проводить большую часть времени в Луганской области, по соседству с мужем. В Москву являлась наездами, похудевшая и стремительная, в шикарно-задрипанных штанах-карго и боевой рубахе с уймой патчей. Нет, с нервами у нее стало много лучше, это у охреневших от внезапности перемен сына и снохи теперь дополнительные волнения появились. Впрочем, созвоны регулярны, иной раз дома пересечься удается, как в спокойные старые времена. Опять же личные впечатления от отца привозит маманя. Можно как-то понять и отчасти привыкнуть.

Вот к тому, что с женой видеться приходится урывками, привыкнуть невозможно. Вместе в Отделе пришлось очень недолго проработать — урезали штат, перевели часть технических работников на более необходимые участки службы. Причины понятны. Теперь Ирина Землякова служит недалеко, можно сказать, в соседнем здании. Но там такое здание и степень ответственности, что о корректировке служебных смен можно и не заикаться. Хорошо, что там хоть некая предопределенность графика просчитывается.

Женька посмотрел на часы на компьютере. 6:03. Нужно думать, уже просигналил будильник побудку. Можно звонить. Старший лейтенант взял телефон:

— Проснулась? Это я.

— Что, ты опять выжидаешь? Мог бы сразу позвонить. А еще лучше — провести проверку караула. Я тут верчусь по подушкам, вся нервная и беспокойная.

— Увы, глянул на часы, понял, что не успеваю. Всего полчаса как вернулись, только из душа, едва успел трусы натянуть.

— К чему эти дразнящие подробности⁈ Ладно, как сходили? — в игривом голосе Иришки мелькнуло настоящее волнение.

— В целом нормально. Успехи посредственные.

— Хрен с ними. Всё равно додавите. Повреждения?

О давнем «пророчестве» жена отлично знала — товарищ Земляков из командировок непременно вернется, но и «сувенир по здоровью» обязательно притащит.

— Ногу слегка зашиб. Ничего страшного. Синяк типа футбольного.

Супруга с облегчением заверила, что подобные травмы не принципиальны, мелькнули намеки, понятные только им двоим. Обездоленный старший лейтенант Земляков застонал:

— Ты через двадцать минут выходишь?

— Могу чуть ускориться. Если ты в парке страстно пересечься хочешь, так там уже прохожих полно. Советами достанут.

— Догадываюсь. Ну, хоть посидим пять минут на свежем воздухе.

— Тогда выскакиваю.

Старший лейтенант счел утро неформальным по форме одежды и ограничился добавлением к трусам столь же спортивных штанов, куртки и кроссовок. Закинул на плечо совершенно не отягощающий рюкзак. Чувствовать себя легким и отчасти гражданским человеком было приятно. Хотя настроение не особо улучшилось.

— На пробежку, а? — удивились на КПП. — Вы же того… только вернулись.

— Не на пробежку, а на проскочку, — проворчал строгий товарищ Земляков. — И ты, Витков, лучше бы не выпячивал свою излишнюю осведомленность. А то тебя выкрадут коварные шпионы и будут нещадно пытать.

Дежурный сержант неуверенно хохотнул и остался бдить.

Проспект, подземный переход с прошлого раза закономерно не изменились, нога расходилась. Евгений двигался сто раз хоженой дорогой, почти не прихрамывая. Эскалатор на мосту функционировал, и это благо цивилизации было кстати — взъехал не напрягаясь.

Утренняя река за остеклением моста исправно влачила свои не очень чистые столичные воды, парк на другом берегу был полупуст. Никакой войны не чувствовалось. Хотя война была.

Ирина Землякова как раз подходила к размашистой скелетной перголе, которую так любят снимать в музыкальных клипах, репортажах и прочей ерунде. Женька в очередной раз подивился идеальности супруги: стройная, в безупречно идущей ей форме, с коротким — практически уставным — хвостом золотисто-рыжих волос. Этакая военно-изысканная. И главное, умная, понимающая и пунктуальная.

Вот вкус поцелуя чуть подкрашенных губ был каждый раз словно новым, внезапным. И это было дивно.

— В следующий раз ты, балбес, сразу по прибытии сигнализируешь-телефонируешь, — потребовала Иришка, отпуская шею мужа. — Вот как будет можно, так и набираешь. Иначе я тебе такую истерику устрою…

— Да! С придыханием, сверканием глаз и разрыванием блузки на груди, — размечтался старший лейтенант.

— Именно. У меня как раз тот дареный тельник случая ждет. Еще будут пинки и оплеухи. Хватит скалиться. Так как сходили?

Иришка не имела привычки выспрашивать о техническо-служебных деталях, но, поскольку была Отделу не чужая, общий ход событий представляла. К тому же профильные подписки и допуски сержанта Земляковой никто не отменял.

Женька рассказывал о городе с черепичными крышами и мощным ПВО, супруги спускались к реке — оставалось времени минут десять посидеть-пообщаться.

Жена выслушала общие впечатления, и кратко, чисто по-армейски, охарактеризовала итоги операции. Настроение у нее было поганым.

— Так. А здесь что? — с нехорошим предчувствием спросил старший лейтенант.

Иришка села на деревянную ступеньку спускающегося к речной воде настила, глядя на раскинувшийся на противоположной стороне набережной громадный комплекс, где, собственно, и служила, и без выражения сказала:

— Вчерашняя ночная сводка. Майор Филиков.

Женька сел рядом, поудобнее вытянул подбитую проклятым прусским креслом ногу. Помолчал.

— А как же это… они технари, вроде не передовая линия.

— Долетело. Видимо, РС-управляемыми. В сводке без подробностей. Но точно бьют, суки. В группе четверо «трехсотых», двое «двухсотых».

Молчали, глядя на реку. Потом жена сказала:

— Ладно, помянем бойцов в нужное время. Ты не расслабляйся, тебе еще работать и работать. Спать домой пойдешь?

— Нахрена? Только время терять. В Оперативной три свободных дивана и не души. Посплю.

— Вот и давай. И бодрее. Отодвинь всё. Меня перед сном можешь вспомнить. Или у вас там интересные фройляйн мелькали?

— Ну их. Совсем идиотки. Толстомясые.

— Так уж все и толстомясые? Ты, Джогнут, слишком устал и на деле зациклен. Сам знаешь — это ограничивает восприятие, сужает область версий и предположений. А вам очень нужно напрячь фантазию. И вообще увидеть картину в целом, слегка расслабиться. Вот ты из Германии. Где трофеи? Где ковры, картины, саксонский сервиз и горжетка любимой девушке? Ты опытный штабной офицер или зашуганный новобранец?