"Да, ваше величество. Как вы и сказали". Лагопус был ничем иным, как исполненным долга. Он отсалютовал и вернулся в свое убежище. Он сделает так, как скажет ему Грас. Бори-Барс уйдет. И тогда… они увидят то, что они увидят.

Принцесса Лимоза сделала реверанс королю Ланиусу, когда подошла к нему в коридоре дворца. Служанка позади Лимозы несла маленького принца Маринуса. "Здравствуйте, ваше величество", - сказала Лимоза. "Как у тебя дела сегодня?"

"Довольно хорошо, спасибо", - ответил Ланиус. "Сам?"

"Я в порядке", - сказала она. "Я очень рада, что у вас с королевой будет еще один ребенок". Она действительно говорила так, как будто имела это в виду. Возможно, она была слепа к политике вокруг нее. Или, может быть, она просто думала, что с принцем Крексом преемственность — по крайней мере, если она проходила через Ланиуса — уже обеспечена.

"Спасибо. Я тоже. Конечно, Сосии придется выполнить эту работу", - сказал Ланиус.

Лимоса рассмеялась. "Это правда!" - воскликнула она. "Я думаю, женщины забывают, как тяжело бывает после каждых родов. Если бы они этого не сделали, у них не было бы больше одного ребенка, и тогда где бы мы были?"

"Ушел", - сказал Ланиус, что снова заставило Лимозу рассмеяться. Он прошел мимо нее и протянул руки. "Дай мне увидеть Маринуса".

Служанка передала ребенка ему на руки. Маринус уставился на него. Ребенок был в том возрасте, когда он улыбается чему угодно. Судя по тому, как он посмотрел на Ланиуса; король сделал его самым счастливым ребенком в мире просто своим существованием. Его маленькие розовые ручки протянулись…

Ланиус поспешно отдернул голову назад. "О нет, ты этого не сделаешь, маленький негодяй! Ты не получишь пригоршню моей бороды. Мои дети уже сделали это, и я знаю, как это больно ". Все, что он говорил в присутствии Лимозы, могло обернуться неловкостью, даже что-то столь безобидное, как это. Она наслаждалась болью. Он поспешно продолжил: "Я думаю, он больше похож на тебя, чем на Орталиса".

"Да, я тоже", - ответила Лимоза. Если другая мысль и пришла ей в голову, она не подала виду. Она продолжила: "Орталис не так уверен. Он думает, что у Маринуса его нюх."

Ланиус посмотрел вниз. Нос ребенка был маленьким, по большей части бесформенным комочком, характерным примерно для восьми младенцев из десяти. "В таком случае, где все остальное?" - поинтересовался король, что вызвало у Лимозы и служанки приступ хихиканья.

"Я заберу его обратно, если хотите, ваше величество", - сказала женщина. Он протянул ей Маринуса. Личико ребенка омрачилось. Он начал плакать. Ланиус не думал, что это свидетельствует о его собственной личности. Маринус казался суетливым и капризным. Служанка начала укачивать его на руках. Конечно же, его веки начали опускаться. "Я подожду, пока он крепко уснет, затем положу его в колыбель", - сказала женщина Лимозе.

"Это будет прекрасно, Пика", - сказала Лимоза.

Они с Ланиусом поболтали. Большую часть беседы вела она, поскольку король не был перегружен светской беседой. Он не возражал; большинство людей говорили больше, чем он. Через пару минут Пика унес Маринуса прочь. К тому времени ребенок не заметил бы ничего, кроме падения на него потолка.

Через некоторое время после этого Лимоза сказала: "Я действительно продолжаю и продолжаю".

"Нет", - сказал Ланиус, что было не совсем правдой. На самом деле, она продолжала и продолжала, но он не возражал. "Это очень интересно". Это было правдой — она узнавала большинство сплетен до того, как они доходили до него.

"Вы добры, что так говорите". Лимоза огляделась. Ланиус понял этот взгляд, он сам использовал его много раз — она проверяла, был ли кто-нибудь из слуг достаточно близко, чтобы подслушать. Удовлетворенная тем, что никто не возражал, она продолжила: "И вы добры, что не считаете меня более странной, чем я есть". Теперь ее взгляд опустился на мозаичные плитки на полу.

"Более странный, чем ты?" На мгновение Ланиус был озадачен. Во всех отношениях, которые он мог придумать, кроме одного, Лимоза была достаточно обычной. Когда он вспомнил об исключении, конечно, это компенсировало многое из остального. Ему самому захотелось посмотреть в пол. "О. Это".

"Да. Это". Лимоза вызывающе вздернула подбородок. "Ну, это так, потому что ты этого не делаешь". Она сделала паузу, как будто проверяя, действительно ли это она имела в виду. Ланиусу нужно было сделать то же самое. Примерно в одно и то же время они оба решили, что она все сделала правильно. С облегчением в голосе она продолжила: "Ты не ведешь себя так, будто считаешь меня каким-то монстром или что-то в этом роде".

"Я не знаю", - сказал Ланиус, что было правдой. Он сказал бы то же самое об Орталисе, и звучало бы это так же искренне — и он бы солгал сквозь зубы. Что касается Лимозы, то он действительно имел это в виду. Несмотря на ее мужа, несмотря на ее отца, он вообще ничего не имел против нее. Он попытался выяснить почему и выразить это словами. Лучшее, что он мог сделать, было: "Тебе просто нравится то, что тебе нравится, вот и все".

"Да, это действительно все". Ее глаза загорелись. "Видишь? Ты действительно понимаешь. О! Я могла бы просто поцеловать тебя!"

Он мог сказать, что она говорила серьезно. И, если выражение ее лица означало то, что он думал, все могло легко пойти своим чередом после поцелуя. В идее наставить рога рогоносца своему нелюбимому шурину было определенное восхитительное искушение. Но Ланиус был слишком безжалостно практичен, чтобы пойти дальше искушения. Интрижка со служанкой не раздражала никого, кроме Сосии, и с этим могли справиться и он, и королевство. Роман с принцессой требовал гораздо большего багажа. Он также не думал, что Орталис будет изящно носить рога. Наоборот.

И поэтому, так мягко, как только мог, Ланиус сказал: "Я благодарю тебя за мысль, но, возможно, это не очень хорошая идея".

Глаза Лимозы распахнулись. Возможно, она впервые увидела, к чему может привести этот поцелуй. Ее щеки приобрели цвет железа, только что вынутого из кузницы. "О!" - сказала она снова, совершенно другим тоном. "Ты прав. Возможно, это не так".

Все так же мягко Ланиус добавил: "Кроме того, то, что тебе нравится, это не ... то, что нравится очень многим людям".

Она покраснела еще сильнее, чему он бы не поверил, если бы не видел этого. Слегка сдавленным голосом она сказала: "Это не все, что мне нравится".

Ланиус был готов поверить ей. Она не родила бы Капеллу и Маринуса, если бы не делала других вещей, и это были вещи, которые ей, вероятно, понравились бы, если бы она их сделала. Но то, что именно ей нравилось и не нравилось, на самом деле не его дело, и никого другого, кроме нее и, возможно, Орталиса.