“Я имел в виду не как торговца, о наилучший, не как торговца, - сказал Аполлодор, - а как солдата, воительницу, воина”.

“Для Антигона?”

“Конечно, для Антигона”, - ответил наемник. “Великий человек, величайший в этот печальный век. Для кого бы ты предпочел размахивать мечом?”

“Я бы с радостью сражался за Родос, как любой человек, у которого есть яйца под зубцом, сражался бы за свой полис”, - сказал Менедем. “Но я никогда не думал наниматься”. Этого было бы достаточно, пока не появилось большее преуменьшение.

“Ах, моя дорогая, нет жизни, подобной этой”, - сказал Аполлодор. “Еда и кров, когда не в кампании - и плата тоже, имейте в виду - и все эти шансы на добычу, когда бьет барабан и вы отправляетесь на войну”.

“Нет, спасибо”, - сказал Менедем. “Я миролюбивый человек. Я ни с кем не хочу неприятностей и не ввязываюсь в драки ради удовольствия”.

“Клянусь честью, тем больше ты дурачишься!” Воскликнул Аполлодор. “Как лучше показать миру, что ты лучший человек, чем твой враг?”

“Забрав домой серебро, которое он должен был сохранить”, - ответил Менедем. “Зная, что ты сделал из него дурака”.

“Дурак?” Наемник презрительно махнул рукой. “Сделай его рабом или трупом. Если тебе нужно серебро, возьми его, продав негодяя, которого ты победил”.

“Эта жизнь подходит тебе”, - сказал Менедем. “Это ясно. Однако я не смог бы жить так, как живешь ты. Это не то, чем я хочу заниматься”.

“Жаль. Из тебя мог бы получиться солдат. Я вижу, ты сильный и быстрый. Это значит больше, чем размер, и никогда не позволяй ни одному существу говорить иначе ”.

“Хотят они этого или нет, я не хочу носить копье, меч и щит”, - сказал Менедем.

“На, выпей еще вина”, - сказал Аполлодор и махнул трактирщику, чтобы тот снова наполнил кубок Менедема, хотя он был еще на четверть полон.

Менедем уже выпил достаточно, чтобы слегка одурманиться, да, но его разум все еще работал. Он пытается меня сильно напоить, действительно очень напоить, подумал он. Зачем он пытается это сделать? Подошел ухмыляющийся разливщик с кувшином для вина. “Подожди”, - сказал Менедем и приложил руку ко рту своей чаши. Он повернулся к наемнику. “Ты думаешь, что сможешь напоить меня в стельку и превратить в солдата, прежде чем я приду в себя и пойму, что со мной произошло?”

Аполлодор изобразил шок и смятение. В ходе многих, многих стычек Менедем часто видел, как это делается лучше. “Почему я должен совершать столь гнусный поступок, как этот, благороднейший?” - спросил парень голосом, источающим невинность.

“Я не знаю почему, но я могу сделать несколько предположений”, - ответил Менедем. “Какую большую премию вы получаете за каждого нового рекрута, которого приводите?”

Он внимательно следил за солдатом из Пафоса. Конечно же, Аполлодор вздрогнул, хотя и сказал: “Я не знаю, что ты имеешь в виду, мой друг, ибо, по правде говоря, я думал только о том, чтобы выставить нас обоих напоказ, чтобы мы могли веселиться весь день напролет. Я и не думал, что встречу такого замечательного компаньона в таком глубоком погружении, как это ”.

“Звучит очень красиво, ” сказал Менедем, “ но я не верю ни единому слову из этого”. Он осушил свой кубок, затем поставил его обратно на стол. “Я больше не хочу вина”, - сказал он трактирщику по-гречески. Затем, для пущей убедительности, выпалил два слова на арамейском: “Вина? Нет!” Соклей гордился бы мной, подумал он, вставая, чтобы уйти.

“Подожди, друг”. Аполлодор положил руку ему на плечо. “Клянусь честью, ты действительно ошибаешься во мне, и, ошибаясь, причиняешь мне зло”.

“Я не хочу ничего ждать”, - сказал Менедем. “Прощай”.

Но когда Менедем собрался уходить, Аполлодор крепко вцепился в него. “Останься”, - настаивал наемник. “Останься и выпей”. Его голос больше не звучал так дружелюбно,

“Отпусти меня”, - сказал Менедем. Солдат все еще цеплялся за него. Он использовал борцовский прием, пытаясь освободиться. Аполлодор предпринял самую очевидную контратаку. Менедем думал, что так и будет - в Аполлодоре было мало утонченности. Еще один поворот, внезапный рывок, захват…

“Oк!” Аполлодор взвыл, когда его запястье выгнулось назад. Менедему требовалось лишь немного больше давления, чтобы сломить ее, и они оба это знали. Аполлодор говорил очень быстро: “Ты просто неправильно понимаешь мои намерения, друг, и...”

“Я думаю, что воспринимаю их просто отлично, спасибо”. Менедем чуть сильнее согнул запястье наемника. Что-то там подалось под его хваткой - не кость, а сухожилие или что-то в этом роде. Аполлодор ахнул и побледнел, как рыбий живот. Менедем сказал: “Я тоже умею обращаться с ножом. Если ты придешь за мной, ты очень, очень пожалеешь. Ты мне веришь? А?” Еще большее давление.

“Да!” Прошептал Аполлодор. “Фурии забери тебя, да!”

“Хорошо”. Менедем отпустил. Он не повернулся к солдату спиной, но Аполлодор только опустился на табурет, баюкая поврежденное запястье. “Прощай”, - снова сказал Менедем и покинул таверну.

Это место не взорвалось в драке у него за спиной. Выйдя, он оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что Аполлодор не передумал и не решил прийти за ним, и что у пафианина нет здесь друзей, которые могли бы захотеть выполнить за него эту работу. Никто не вышел из винной лавки. Менедем ухмыльнулся. Держу пари, у Аполлодора нет друзей, подумал он.

За углом от таверны он прошел мимо винной лавки другого типа, той, где вино продавалось в амфорах, а не в кубках. Вспомнив о прекрасном вине "Закербал", которым угостил его торговец тканями, он просунул голову в заведение и позвал: “Кто-нибудь здесь говорит по-гречески?”

Владельцем был мужчина примерно возраста его отца, с густой белой бородой, еще более густыми черными бровями и огромным крючковатым носом. “Говори немного”, - сказал он и свел большой и указательный пальцы вместе, чтобы показать, как мало это значит.

Для того, что имел в виду Менедем, этому человеку не нужно было хорошо знать его язык. Он спросил: “У вас здесь есть вино из Библосы? Хорошее вино из Библоса?”

“Из Библоса? Вино?” Финикиец, казалось, хотел убедиться, что правильно расслышал. Менедем опустил голову. Затем, вспомнив, что находится в чужих краях, он вместо этого кивнул. Финикиец улыбнулся ему. “Вино из Библоса. ДА. Я обладаю. Ты-?” Казалось, он не мог вспомнить, как сказать "попробовать" или "попробовать. Вместо этого он изобразил, что пьет из чашки.

“Да. Спасибо”. Менедем снова кивнул.

“Хорошо. Я даю. Я Маттан, сын Маго”, - сказал виноторговец. Менедем назвал свое имя и имя своего отца. Он наблюдал, как Маттан открывает амфору, и обратил внимание на ее форму: в каждом городе были кувшины своего особого стиля, одни круглые, другие удлиненные. Когда финикиец протянул ему чашу, он понюхал. Конечно же, у вина был богатый цветочный букет, который поразил его в доме Закербала.