Но Менедем, чье зрение, вероятно, было острее, чем у него, опустил голову. “Это так, клянусь богами!” Он снова крикнул, на этот раз с радостным облегчением: “Она одна из наших, ребята!” Моряки закричали и захлопали в ладоши. Но через мгновение, почти нормальным тоном, он продолжил: “Но кто из наших она? Это не обычная трирема, иначе вы увидели бы, как морские пехотинцы топчутся на ее палубе, а ящик для весел был бы полностью обшит деревом, чтобы стрелы и болты из катапульты не разорвали гребцов. Но она слишком большая и слишком быстрая для чего-то другого. Кем, во имя богов, она может быть?”

В голове Соклея зажглась лампа. “Моя дорогая, к черту ворон со мной, если она не твоя трихемиолия”.

“Ты так думаешь?” В голосе Менедема редко звучало благоговение, но сейчас, подумал Соклей, был один из таких случаев. “Ты действительно так думаешь?”

“Кем еще она могла быть?” Спросил Соклей. “Она совсем новенькая. Посмотри, какая у нее бледная и непромокаемая обшивка”.

Кем бы она ни была, ее интересовала "Афродита    ". Когда она приблизилась, Соклей увидел, что у нее действительно было три ряда весел. Ее команда убрала задние скамьи верхнего, таламитового, борта, чтобы она могла в спешке спустить мачту, рей и грот, но они еще не были спущены. Офицер на носу корабля бросил неизбежный вызов: “На каком вы корабле?”

“Мы Афродита    , покинули Родос и направляемся домой из Финикии”, - крикнул Менедем в ответ. “А вы на каком корабле?" Ты трихемиолия, не так ли?”

“Вы, должно быть, родиец, иначе не знали бы этого названия”, - ответил офицер. “Да, мы Дикаиозины.”

“Правосудие’, “ пробормотал Соклей. “Хорошее имя для охотника на пиратов”.

Офицер с “Дикаиозины " продолжал: "Афродита    , вы говорите? Кто там у вас шкипер? Это Менедем, сын Филодемоса?”

“Это я”, - гордо сказал Менедем.

“Вы тот парень, у которого была идея создать такой корабль, не так ли? Я слышал, как адмирал Эвдемос так говорил”.

“Это я”, - повторил Менедем с еще большей гордостью, чем раньше. Он ухмыльнулся Соклею. “И теперь я знаю, каково это - смотреть на своего ребенка, а ведь от меня не забеременела даже рабыня”. Соклей фыркнул и ухмыльнулся в ответ.

12

Менедем прогуливался с Соклеем по бедному кварталу Родоса: юго-западной части полиса, недалеко от стены и недалеко от кладбища к югу от нее. Со вздохом Менедем сказал: “Это тот вид обязанностей, которого я хотел бы, чтобы у нас не было”.

“Я знаю”, - ответил Соклей. “Я чувствую то же самое. Но это только делает более важным, чтобы мы хорошо выполняли свою работу”.

“Полагаю, да”. Менедем снова вздохнул.

Тощие голые дети играли на улице. Еще более тощие собаки ссорились из-за мусора. Они настороженно смотрели на детей. Возможно, они боялись, что дети будут бросать в них камни. Может быть, они боялись, что их поймают, убьют и бросят в котел. В этой части города у них, вероятно, были причины для беспокойства. Пьяный, шатаясь, вышел из винной лавки. Он уставился на Менедема и Соклея, затем повернулся к ним спиной, задрал тунику и помочился на стену.

“О Пэт!” - Позвал Менедем, указывая на одного из детей. Он бы сказал: Мальчик! к рабу точно так же.

“Чего ты хочешь?” - подозрительно спросил мальчик, которому было около восьми.

“Где находится дом Аристиона, сына Аристея?”

Мальчик принял вид врожденного идиота. Не зная, вздохнуть ли еще раз или разразиться смехом, Менедем вытащил из-за щеки оболос, зажатый между зубами, и протянул маленькую влажную серебряную монету на ладони. Мальчик подбежал и схватил его. Он засунул его себе в рот. Его друзья взвыли от ярости и ревности. “Я! Я!” - кричали они. “Тебе следовало спросить меня!”

“Теперь ты получил свои деньги”, - дружелюбно сказал Менедем. “Скажи мне то, что я хочу знать, или я выбью из тебя дух”.

Там был язык, который юноша понял. “Пройдите два квартала, затем поверните направо. Это будет на левой стороне улицы, рядом с магазином красильщика”.

“Хорошо. Спасибо”. Менедем повернулся к Соклеосу. “Пойдем, мой дорогой.

И берегитесь собачьего дерьма там. Мы не хотим ступать по нему босиком ”.

“Действительно, нет”, - согласился Соклей.

У них не было проблем с определением красильни: запах несвежей мочи выдавал ее. Рядом с ней стоял маленький аккуратный домик, который, как и многие дома в таком районе, как этот, одновременно служил магазином. На прилавке стояло несколько горшков, ничего особенного, но все крепкие и хорошей формы. Менедем задавался вопросом, насколько вонь от красильни вредит ремеслу гончара. Это не могло помочь.

“Помочь вам, джентльмены?” - спросил горшечник. Это был мужчина лет пятидесяти, лысеющий, с тем, что осталось от его волос и бороды, совершенно седой. За исключением бороды, он выглядел как более старая версия Аристидаса.

Чтобы быть уверенным, Менедем спросил: “Ты Аристайон, сын Аристея?”

“Это я”, - ответил мужчина. “Боюсь, однако, что у тебя передо мной преимущество, лучший, потому что я не знаю ни тебя, ни твоего друга”. Менедем и Соклей представились. Измученное работой лицо Аристейона просветлело. “О, конечно! Капитан Аристейда и тойхаркхос! Клянусь богами, мой мальчик рассказывает мне еще истории о вас двоих и ваших деяниях! Я не знал, что Афродита    вернулась домой в этом году, потому что ты победил его здесь ”.

Менедем поморщился. Это было еще труднее, чем он опасался. Он сказал: “Боюсь, именно поэтому мы пришли сейчас, благороднейший”. Соклей опустил голову.

“Я не понимаю”, - сказал Аристейон. Но затем, внезапно, его глаза наполнились страхом. Он вздрогнул, как будто Менедем пригрозил ему оружием. “Или ты собираешься сказать мне, что с Аристидасом что-то случилось?”

“Мне жаль”, - сказал Менедем несчастным голосом. “Он был убит грабителями в Иудее. Мой двоюродный брат был с ним, когда это случилось. Он расскажет тебе больше”.

Соклей рассказал историю борьбы с иудейскими бандитами. В интересах отца Аристидаса он немного изменил это, сказав, что моряк получил удар копьем в грудь, а не в живот, и умер сразу: “Я уверен, что он не почувствовал боли”. Он ни словом не обмолвился о том, чтобы перерезать Аристидасу горло, но закончил: “Мы все очень скучаем по нему, как из-за его острого зрения - он был тем человеком, который заметил бандитов, преследующих нас, - так и из-за того, каким прекрасным человеком он был. Я всем сердцем желаю, чтобы все могло быть иначе. Он храбро сражался, и его ранили на фронте ”. Это, несомненно, было правдой.

Аристейон слушал, не говоря ни слова. Он пару раз моргнул. Он слышал, что сказал Соклей, но пока это ничего не значило. Менедем положил на прилавок кожаный мешок. “Вот его плата, господин, за все путешествие, которое он предпринял с нами. Я знаю, это никогда не заменит Аристидаса, но это то, что мы можем сделать”.