“Даже если это так, какой-нибудь кузен или генерал-лейтенант соберет свои армии, и колесо снова начнет вращаться”, - предсказал Соклей. “Такие вещи будут продолжаться до тех пор, пока есть люди и сражения”. От этого Онисимос выглядел более суровым, чем когда-либо.

Менедема это тоже не особенно обрадовало, но он подумал, что его кузен прав. Он сказал: “Хотел бы я, чтобы Антигон нравился мне больше, чем я”.

“Он лучший из македонцев, безусловно”, - сказал Файниас.

“Это могло быть, благороднейший, и я бы не стал ссориться с моим хозяином, даже если бы его доброта была намного меньше, чем ты проявил ко мне и Соклею”, - сказал Менедем. “И все же я бы солгал, если бы сказал, что был совершенно счастлив со старым Одноглазым. Он слишком дружен с пиратами, чтобы моряку было удобно его хвалить”.

“Они нас не беспокоят”, - сказал Онетор.

Это был ответ, прямо здесь, в двух словах. Менедем знал это. Митиленяне не замечали зла, которое их не касалось. Но потом он понял, что он и Соклей сделали то же самое. Он не особо беспокоился о разбойниках на суше, пока его двоюродному брату не пришлось пересечь Финикию и Иудею, чтобы добраться до Энгеди у Асфальтового озера. Размышления о неприятностях, которые обычно никого не касаются, доставляли больше хлопот, чем того стоило для большинства людей.

Через некоторое время Онисимос поднялся на ноги, сказав: “Рад познакомиться с вами, родосцы. Я надеюсь, мы сможем заключить какое-нибудь деловое соглашение. Мне лучше сейчас отправиться домой”. Немного нетвердой походкой он направился к входной двери.

Как только он оказался вне пределов слышимости, Файниас тихо сказал: “Его жена пилит его, если он засиживается допоздна”.

Один из них усмехнулся. “Жена моего брата пилит его, даже если он не засиживается допоздна. Судя по тому, что он говорит, это все, что она когда-либо делает”.

“Интересно, что бы она сказала”, - заметил Соклей.

“Кого это волнует?” Сказал Онетор. “В конце концов, она всего лишь женщина”. Он осушил свой кубок. “Впрочем, мне тоже лучше пойти домой, пока я буду помнить дорогу”.

“Должен ли я послать раба с факелом?” Спросил Файний.

“Не тогда, когда я просто объезжаю квартал. Спасибо за любезное предложение, лучший из лучших, и спасибо, что пригласил меня”, - сказал Онетор. “Вам и родосцам следует подумать о масле со вкусом трюфеля”.

“Мы сделаем”, - сказал Файний, и Менедем и Соклей опустили головы.

Как только Онетор уехал, Менедем сказал Файнию: “Я тоже не думаю, что мы продержимся долго”. Зевок Соклея показал, что он согласен.

“Вот, у нас приготовлены постели для вас, благороднейшие”, - сказал родосский проксенос. “Пойдем со мной, и я покажу тебе”. Он снял лампу с цепи, чтобы осветить себе путь в заднюю часть дома. Менедем и Соклей последовали за ним. Менедем осторожно ставил ноги, не желая наступить в яму, которую он не видел, и упасть. Файний указал вперед. “Вот эти две комнаты”.

Менедем подозревал, что это были складские помещения, пока рабы митиленейца не внесли кровати. Это его не беспокоило. Файний оказал родосцам услугу, приютив их вообще. Он не был хозяином гостиницы; у него не так часто бывали гости, чтобы держать комнаты постоянно готовыми для них.

Теперь свет ламп пробивался из-под дверей. Файний сказал: “Ночь немного прохладная, друзья мои, поэтому я надеюсь, что вы будете спать в тепле. Увидимся утром”.

Он направился к лестнице. “Какую комнату ты хочешь?” Менедем спросил Соклея.

“Я возьму ту, что слева”, - ответил его двоюродный брат и вошел.

Когда Менедем открыл другую дверь, он не был удивлен, обнаружив женщину-рабыню, сидящую на кровати. Он ухмыльнулся, обнаружив, что оказался с женщиной, которую заметил раньше. “Привет, милая”, - сказал он. “Предполагается, что ты поможешь мне согреться?”

“Так точно, сэр”, - ответила она, ее айолийский акцент был приправлен чем-то другим - она не была эллинкой по рождению.

“Как тебя зовут?” Спросил Менедем.

“Люди здесь называют меня Клейс”, - сказала она. “Сойдет. Я к этому привыкла. Они не могут произнести то, с которым я родилась”.

Она, должно быть, приехала откуда-нибудь с материковой Анатолии, предположил Менедем. У нее было круглое лицо, волевой нос, очень черные волосы и глаза, немного темного пушка на верхней губе. Он думал, что она на два или три года старше его - чуть за тридцать.

“Ну что, Клейс, ” спросил Менедем, “ все в порядке?” Некоторые рабыни ненавидели отдаваться мужчинам. Менедем знал нескольких человек, которым нравилось брать их с собой, тем более что они ненавидели это. Для него они приносили больше проблем, чем стоили.

Но Клейс кивнула - еще одно доказательство того, что она не эллинка. “Да, все в порядке”, - сказала она. “Что еще я должна сделать для развлечения?” Она встала и сняла свой длинный хитон через голову. Ее груди были полными и тяжелыми, с большими темными сосками.

Менедем снял тунику и склонил к ним голову - сначала к одной, потом к другой. Она издала тихий, бессловесный звук где-то в глубине горла. Улыбаясь, Менедем выпрямился. “Я надеюсь, это будет весело”. Он обнял ее за талию, которая была на удивление тонкой. “Давай узнаем”. Они вместе легли на кровать.

Соклею приснилось, что на него что-то упало, так что он не мог пошевелить ногами. Был ли он во время землетрясения? Мешки с зерном, сложенные в ожидании отправки на борт круглого корабля, опрокинулись и придавили его к земле? Он не знал. Он не мог вспомнить. Он только знал, что оказался в ловушке.

Он открыл глаза - и уставился в лицо спящей женщины, всего в ладони или около того от его собственного. Ее обнаженное бедро, теплое и мягкое, лежало поверх его. Неудивительно, что он не мог пошевелиться - но он и не мечтал о такой приятной ловушке.

Ее глаза тоже открылись. Они были зеленовато-голубыми, волосы, обрамлявшие ее веснушчатое лицо, лисьего цвета. Как и Треисса на Родосе, она была родом из земель к северу от Эгейского моря. “Добрый день, Гонгила”, - сказал Соклей. “Я поднял шум и разбудил тебя? Мне приснился странный сон”.

Она покачала головой. “Нет, сэр. Я так не думаю”. Она тоже говорила как Трайсса, хотя была на несколько лет старше. “Я только что проснулась, я думаю”.

“Хорошо”. Соклей поерзал на узкой кровати. Гонгила убрала свою ногу с его. Его рука коснулась ее груди. Он оставил это в покое и лениво, едва ли даже замечая, что делает, начал дразнить ее сосок большим и указательным пальцами.

“Так рано?” спросила она, слегка нахмурившись.

На самом деле он не думал о том, чтобы заполучить ее, но ему все еще было за тридцать. Ее вопрос решил его. “Да, почему бы и нет?” сказал он. У рабыни никогда не было ответа на это. Соклей сделал все возможное, чтобы согреть ее. Он не был уверен, что справился с задачей наилучшим образом, как и прошлой ночью.