Полдюжины рук взметнулись вверх. “Вот, иди посмотри, что у меня есть”, - кричали торговцы. Когда Соклей и Менедем пробирались сквозь толпу к прилавку виноторговца, парень, чьим основным товаром, по-видимому, были льняные изделия, сунул им что-то со словами: “Что вы об этом думаете?”

“Камень?” Спросил Соклей. В то же время Менедем спросил: “Кусок дерева?”

Это заставило их обоих остановиться и присмотреться повнимательнее. Соклей взял кусок - он был немного меньше мужского кулака - у продавца белья и взвесил его. “Это камень”, - сказал он. “Но ты прав, Менедем - это похоже на дерево”.

Посмеиваясь, Менедем сказал: “Ну, череп того грифона, который мы нашли пару лет назад, был костью, которая, казалось, превратилась в камень. Может быть, это то, чем он питался”.

Теперь Соклей не смеялся. Он опустил голову. “Может быть, так и есть”. Он повернулся к митиленянину, который показал им это. “Это пришло из западной части вашего острова, не так ли?”

“Ну да, лучший”, - удивленно сказал местный житель. “Но как вы это узнали?”

“Теофраст, с которым я учился в Афинах, родом с Лесбоса. Он рассказывает об этом дереве, превратившемся в камень, хотя я никогда раньше его не видел. Он даже написал книгу под названием Об окаменении. ”

“Клянусь собакой!” Сказал Менедем. “Я слышал о книгах о некоторых странных вещах, но эта, возможно, самая странная из всех, что были”.

“Не хотели бы вы купить этот кусок, э-э, окаменевшего дерева?” - спросил продавец белья. “Пять драхмай - это не так уж много, не так ли?”

“За камнем?” Спросил Соклей. “Ты шутишь, о изумительный”. Мысль о черепе грифона причинила ему боль, как и всегда. Но это была не та боль, которую мог унять камень, который выглядел - или, возможно, был - куском дерева.

Почувствовав это, митиленянин выглядел разочарованным. “То, как ты разбрасывался этими громкими словами, я подумал, что ты думаешь, что пять драхмай - это дешево”.

“Что ж, друг, тебе лучше попробовать что-нибудь новое вычислить”, - сказал Соклей. “Я мог бы на это купиться, если ты назовешь мне половину разумной цены. С другой стороны, я тоже могу отказаться. Кусок древесного камня - это не то, что вам обязательно иметь, если только вы не планируете вышибить мозги негодяю-продавцу белья ”.

“Ха!” - сказал Менедем. “Мне это нравится”.

Кстати, местный житель усмехнулся, ему это тоже показалось забавным. “Ты умный парень, афинянин. Что ты тогда скажешь о трех драхмай?”

“Я скажу две вещи”, - ответил Соклей. “Во-первых, я не афинянин”.

“Ты говоришь как сова”, - сказал продавец белья.

“Я там учился, но я с Родоса”. Соклей был скорее доволен, чем нет, тем, что его акцент можно было принять за аттический. Он был недостаточно доволен, чтобы заплатить три драхмы. “Еще я хочу сказать: прощайте”. Они с Менедемом отправились в путь.

“Подождите!” - сказал продавец белья. “Сколько вы заплатите?”

“Я мог бы дать тебе три оболоя, если бы вдруг почувствовал себя щедрым”, - сказал Соклей. “Я, конечно, не дал бы тебе больше этого”.

“Три оболочки!” Митиленянин выглядел так, словно только что сделал большой глоток уксуса, думая, что это вино. Он угрюмо сунул Соклею кусок дерева, который одновременно был куском камня. “Тогда возьми его, если хочешь. Приятного просмотра”.

Соклей задумался, должен ли он взять это любой ценой. Но это разбудило в нем слишком сильное любопытство, чтобы уйти. Он дал продавцу белья три маленькие серебряные монеты и взял у него камень, сделанный из дерева. Митиленянин выглядел гораздо менее суровым с деньгами в руках. “Что ты будешь с ними делать?” - Спросил Менедем, когда они проходили через агору.

“Я не знаю. Вероятно, я отвезу это обратно на Родос и сохраню как диковинку”, - ответил Соклей. “Нет особого смысла выставлять это напоказ в Афинах - как я уже сказал, Теофраст и другие натурфилософы уже знают о такого рода вещах”. Он пощипал себя за бороду, раздумывая. “Это означает, что я запишу три обола на свой личный счет, а не на счет фирмы”.

“Я беспокоился не об этом”, - сказал Менедем. “Никто не придет в восторг из-за половины драхмы”.

“О, я знаю. Но это только справедливо”, - сказал Соклей. “Если бы вы склонили женщину к трем оболоям, вы бы не стали взимать эту плату с фирмы. В любом случае, тебе лучше этого не делать ”.

“Я мог бы, если бы за мной не наблюдал кто-то вроде тебя”, - сказал Менедем.

“Лучше бы я поймал тебя, чем твоего отца”, - сказал Соклей, на что его двоюродный брат посмотрел так же кисло, как незадолго до этого продавец белья. Он продолжил: “Давайте посмотрим, сможем ли мы разузнать о виноторговцах и людях, которые продают трюфели, не так ли? В конце концов, именно поэтому мы здесь”.

Им пришлось потратить полторы драхмы, по оболу за раз, чтобы узнать то, что им нужно было знать. Это обеспокоило Соклея меньше, чем могло бы, поскольку он не ожидал ничего другого. Они также потратили несколько оболоев на жареного осьминога: парень с жаровней, издающей неотразимый запах, прогуливался по агоре.

Собрать имена было несложно. Два Соклея, о которых часто слышали, были Онисимоса и его брата Онетора. Из этого он заключил, что портовый грузчик на пристани, вероятно, делал все возможное, чтобы поговорить о людях, которые действительно могли бы помочь. Это принесло ему облегчение и немного удивило. Он провел гораздо больше двух оболоев в других местах, а добился гораздо меньшего.

Родосцы также получили еще одно имя: в честь Файния, сына Посейда, родосского проксена в Митилене. Соклей дал юноше оболос, чтобы тот пошел сказать Файнию, что они хотели бы нанести ему визит, и привез его ответ. Четверть часа спустя юноша нашел его и Менедема на агоре. Слегка запыхавшись, он сказал: “Лучшие, он уже знал, что ваш корабль здесь. Он приглашает тебя сегодня вечером на ужин и говорит, что ты можешь переночевать у него дома, если хочешь ”.

Сияя, Соклей дал ему еще одну монету. Сияя, юноша убежал. Сияя, Менедем сказал: “Он знает, как звучать как проксенос, клянусь Зевсом. Теперь посмотрим, какой стол он накроет”.

Когда один из его домашних рабов привел Менедема и Соклея во внутренний двор, Файний поклонился почти вдвое. “Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожаловать на три сайма, благороднейшие!” - воскликнул он. Ему было около сорока, его волосы на висках поредели, хотя гладко выбритое лицо помогало ему выглядеть моложе. Вероятно, он был эффектным юношей; теперь двойной подбородок и начинающийся выпирать животик говорили о том, что он недостаточно часто посещал гимнастический зал. Снова поклонившись, он продолжил: “Вы бесстрашны, вы двое. Я не ожидал увидеть родосцев так рано в сезон парусного спорта”.

“Если мы выйдем первыми, у нас больше шансов получить прибыль”, - сказал Менедем. Вежливо он добавил: “Есть ли у вас что-нибудь, что мы могли бы взять с собой в Афины?”

Файниас покачал головой. “Спасибо. Это из самых добрых побуждений, но нет. В конце концов, я торгую оливковым маслом, и нет особого смысла отправлять его туда”.