“Ты абсурден”, - сказал он своему кузену.

“Спасибо”, - ответил Менедем, что по какой-то причине рассмешило их обоих больше, чем когда-либо. Наконец Менедем сказал: “Тогда на Лесбос”.

“Дальше на Лесбос”, - согласился Соклей. Через некоторое время он спросил: “Сколько предположительно будут стоить трюфели? У тебя есть какие-нибудь идеи?”

Менедем покачал головой. “Сколько бы нам ни пришлось заплатить, в Афинах мы берем больше, вот и все. Насколько я знаю, там не выращивают трюфели, так что они заплатят”.

“Ну, да, конечно”, - сказал Соклей. “Но я никогда раньше не обменивал их. Я хотел бы иметь некоторое представление о том, как отличить хорошие оценки от плохих, и сколько я должен платить за каждую оценку. Чем больше я знаю заранее, тем более выгодные сделки я могу надеяться заключить ”.

“Спросите на некоторых наших остановках по пути в Митилини”, - предложил Менедем. “Чем ближе мы подъезжаем к Лесбосу, тем больше вероятность, что торговцы на рыночных площадях имели с ними дело”.

“Это имеет смысл”, - сказал Соклей. “Да, это имеет очень хороший смысл. Как тебе это пришло в голову?”

“Талант”, - беззаботно сказал Менедем. “Чистый талант”.

Мало что раздражало Соклея больше, чем то, что его кузен отказался ответить на одну из его насмешек. “Вместо этого должно быть рациональное объяснение”, - сказал он.

Менедем послал ему воздушный поцелуй. “Ты такая милая”, - промурлыкал он. “Сладкий, как уксус”.

“О, лесбиянка”, сказал Соклей. Глагол, происходящий от предполагаемой склонности женщин-лесбиянок к подобным вещам, заставил его и Менедема - и Диокла, и некоторых гребцов тоже - снова расхохотаться.

Менедем направил "Афродиту " к гавани Митилини. Часть полиса располагалась на маленьком острове посреди гавани. Остальные располагались на самом Лесбосе, к северу от острова. Современная стена из серого камня защищала часть Митилини на материковой части Лесбии. Как и на Родосе, эта часть города была построена в виде сетки; Менедему хватило одного взгляда, чтобы понять, что улицы на маленьком острове, старой части Митилини, разбегались во все стороны.

“Я продолжаю ждать, когда оттуда выскочит военная галера и спросит, что мы здесь делаем”, - сказал Соклей.

“Это произошло на Самосе, но не на Хиосе”, - сказал Менедем. “Я предполагаю, что мы достаточно далеко от владений Антигона, чтобы люди не так сильно беспокоились об одинокой галере”.

“Люди во владениях Антигона тоже не так сильно беспокоятся о том, не пираты ли мы”, - сказал Соклей. “Возможно, они захотят нанять нас, если мы окажемся рейдерами, но они не заботятся о том, чтобы потопить нас”.

“Из всего, что я видел и слышал, старый Одноглазый заботится в первую очередь о себе, в последнюю очередь и всегда, а также о воронах во всем остальном”, - сказал Менедем. “Если он может извлечь какую-то пользу из пиратов, он полностью за них. Если он не может, он не беспокоится ни о том, ни о другом”.

Диоклес указал на причал недалеко от моста, соединяющего старую часть Митилини с новой. “Там есть хорошее место, чтобы пришвартоваться, шкипер”, - сказал он.

“Да, я вижу это”, - согласился Менедем и слегка повернул торговую галеру влево. Он подвел ее к выступающему пирсу, затем склонил голову к гребцу.

“Весла назад!” Крикнул Диокл. Пара гребков погасила толику инерции, которая оставалась у "Афродиты". Келевстес удовлетворенно хмыкнул. “Уп!” - сказал он, и гребцы отдохнули. “На весла!” - добавил он. Повинуясь приказу, матросы бросили веревки ожидавшим грузчикам, которые пришвартовали "акатос" к пирсу.

“Какое судно? Какой груз?” - спросил один из мужчин на причале. В манере айолика он делал ударение на каждом слове настолько сильно, насколько это было возможно.

“Мы на "Афродите    , с Родоса”, - ответил Менедем. Его дорическое произношение казалось здесь еще более чуждым, чем в городах, говорящих на ионическом языке, которые посетила торговая галера по пути на север. “У нас есть родосские духи, папирус и чернила, шелк Коан, малиновая краска, пчелиный воск, бальзам и вышитое полотно из Финикии - все в таком роде”.

“И что вы здесь ищете?” спросил местный житель.

“Вино, конечно”, - сказал Менедем, и парень опустил голову.

Соклей добавил: “И трюфели. Не могли бы вы назвать нам имена пары дилеров?”

Митиленянин выглядел нарочито безучастным. “Клянусь богами, эллины - жадный народ”, - пробормотал Соклей. Он вынул изо рта оболос и бросил его грузчику.

Как только парень поймал его, его поведение изменилось. “Я могу дать тебе один глоток прямо сейчас”, - сказал он. Глоток? Менедем задумался, а затем вспомнил, что Айолик использовал s вместо t перед i. Портовый грузчик продолжал: “И это значит держаться подальше от Аполлонида. Он фальсифицирует то, что продает”.

“Спасибо, друг”, - сказал Соклей. “Знать, от кого держаться подальше, так же важно, как знать, к кому обратиться”.

“Попробуйте Онетора”, - предложил местный житель, - “а за ним Неон. Брат Онетора, Онисимос, продает вино. Neon и Onetor оба более или менее честны, но у Onetor больше шансов получить лучшие трюфели, чем у Neon ”.

Теперь Менедем подарил ему оболос. Грузчик был неистощим в своих благодарностях. Тихим голосом Соклей сказал: “Мы проведем еще кое-какую проверку, прежде чем заключать сделку. Этот парень может не знать, о чем говорит, или же он может быть двоюродным братом Онетора или Неона и получать долю от любого бизнеса, который он приносит ”.

“Я знаю это”, - также тихо ответил Менедем. “Мы поспрашиваем на агоре. Тем не менее, нам есть с чего начать”.

Подобно воробьям, разбегающимся при виде сойки, слетевшей поклевать семечки, грузчики отступили назад, когда чванливый солдат в развевающемся красном плаще зашагал по причалу к "Афродите    ". Он был широк в плечах, по крайней мере, такого же роста, как Соклей, и казался выше из-за украшенного гребнем и ярко отполированного бронзового шлема, который он носил. Его глаза были серыми; в его коротко подстриженной бороде виднелись большие рыжие пряди. Когда он говорил, македонский, лившийся из его уст, по сравнению с айольским казался простым. диалект.

Менедем стоял ошарашенный, не зная, как сказать ему, что он говорит на тарабарщине. Соклей взялся за работу: “Мне очень жаль, о наилучший, и я не хотел тебя обидеть, но я не могу понять, что ты говоришь”. Он постарался, чтобы его собственная речь звучала как можно аттически: это был диалект, которому люди, изучавшие греческий, скорее всего, следовали и которым пользовались.

После непонятной македонской клятвы солдат попробовал еще раз. На этот раз он справился с разборчивым греческим языком, спросив: “На каком корабле вы здесь? Откуда вы? Что вы можете взять с собой?” Менедем сказал ему. Он примерно понимал дорический греческий, а также почти аттический язык Соклея и задал другой вопрос: “Куда ты направляешься?”