Это был законный вопрос. Менедем задал бы его, если бы Соклей не опередил его. На этот раз Пиксодар без колебаний вскинул голову. “Нет, ты первая”, - ответил он и хитро улыбнулся. “Может быть, мне следует взять с тебя больше, потому что я знаю, что там ты заработаешь больше”.

Соклей подскочил, как ужаленный осой. “Это не просто!” - воскликнул он.

“Он шутит, моя дорогая”, - сказал Менедем. “Он хотел напугать тебя, и ему это удалось”.

Улыбка Пиксодароса стала шире, обнажив крепкие белые зубы - он не выглядел так, как будто был из тех, кто с возрастом будет страдать из-за этого. “Я знаю, что это несправедливо, друзья мои, и я бы не стал этого делать. Но время от времени пугать друга - вы бы видели выражение вашего лица”. Он громко рассмеялся.

“О”. Соклей выглядел глупо. Но затем ему удалось издать тихий, самоуничижительный смешок. Он не разозлился или, по крайней мере, не выказал гнева, чему Менедем был рад. По-своему, Соклей был хорошим торговцем, но он мог забыться. Но не здесь.

“Теперь посмотрим немного шелка?” Спросил Менедем небрежным тоном. “Если это соответствует вашим обычным стандартам - а я уверен, что так и будет, - заключим ли мы такую же сделку, как два года назад?”

“Думаю, да”, - ответил карианский вольноотпущенник. “Я заработал на этом деньги, и я полагаю, вы, джентльмены, тоже”. Он повысил голос. “Ибаноллис! Родосцы уже готовы взглянуть на шелк. Привозите лучшее, что у нас есть ”.

“Я верю”, - сказал Ибаноллис. “Ты подожди немного”.

Шелк был очень хорош, одни из самых тонких и прозрачных тканей Коан-ткачей. Но он не мог сравниться с восточной тканью, которую Менедем получил от Закербала Сидонянина. Торговцы всегда выглядели разочарованными качеством предлагаемых им товаров: это было частью той роли, которую они играли. Здесь, однако, Менедему и Соклеосу не составило труда казаться невозмутимыми, и Менедем знал, что им было бы трудно притворяться пресыщенными этим шелком, если бы они не видели другого.

Пиксодар почувствовал, что они тоже не напускают на себя безразличия. Он сказал: “Вы напоминаете мне мужчин, возвращающихся домой к уродливым женам из дома прекрасной гетеры. Этот восточный шелк действительно настолько великолепен?”

“Боюсь, что это так, о наилучший”, - серьезно сказал Менедем. “Однако для своего рода то, что у тебя здесь есть, превосходно”. Он чувствовал себя мужчиной, хвалящим некрасивую жену за то, как она ведет домашнее хозяйство.

Пиксодарос со вздохом сказал: “Что ж, я могу надеяться, что восточный шелк останется на востоке до конца моей жизни”. Внезапно он встревожился. “Ты все еще хочешь заключить эту сделку, не так ли?”

“Мы бы не приехали сюда, если бы не сделали этого”, - заверил его Соклей. “На данный момент шелк Коан - самая лучшая ткань, которую мы можем достать, и у нее будет готовый рынок сбыта в Афинах”.

“Пока”, - пробормотал карианин себе под нос. Менедем пожалел, что его кузен упомянул об этом, даже если это было правдой - возможно, особенно потому, что это было правдой. Пиксодар заставил себя расправить плечи, как мог бы сделать эллин. “У меня все еще есть лучший шелк, производимый во Внутреннем море”. Он говорил так, словно напоминал себе, а также родосцам.

“Конечно, знаете”, - успокаивающе сказал Менедем. “Мы всегда рады иметь с вами дело. Соклей так сказал - вот почему мы здесь”. Пиксодарос улыбнулся. Несмотря на это, ему, должно быть, было интересно, как долго он и его семья смогут оставаться процветающими. При жизни его сына? При его собственной? Или только еще год или два? Менедем думал, что это займет больше времени, но он не знал. Он бы не хотел вести бизнес с таким риском, нависающим над ним. По всем признакам, Пиксодарос тоже не беспокоился. Но он не беспокоился об этом, а вольноотпущенник беспокоился.

Когда они вышли из дома Пиксодароса, возможно, это чувство облегчения было частью того, что заставило Менедема посмотреть через улицу. “Ты знаешь, что я собираюсь сделать?” - сказал он. “Я собираюсь заглянуть в тамошний бордель для мальчиков. Хочешь пойти со мной?”

“Нет, спасибо”, - сказал Соклей. “Мне не очень нравятся мальчики”.

“Обычно я тоже этого не делаю”, - сказал Менедем. “Хотя сегодня мне этого хочется”.

“Веселитесь. Тогда увидимся в гостинице”, - сказал Соклей.

Содержателем борделя был толстый финикиец с курчавой бородой. В его греческом слышался гортанный акцент. “К вашим услугам, мой господин”, - сказал он. “Выбирайте сами”. Он помахал молодым людям в главном зале. Будь это женщины, они бы пряли, чтобы заработать ему дополнительные деньги. Некоторые из них были одеты в шелковые туники, какие могли бы носить женщины (Менедем подумал, не шелк ли это Пиксодара). Другие были обнажены.

Менедем указал на юношу лет пятнадцати, у которого на лице было меньше краски, чем у большинства мальчиков. “Я думаю, он”.

“Внимаю и повинуюсь”, - сказал хозяин шлюхи с поклоном. “Садьяттес, иди с этим человеком”.

Лидиец, подумал Менедем, когда раб поднялся на ноги. “Пойдем со мной”, - сказал мальчик, звуча скорее смиренно, чем соблазнительно. Комната, в которую он привел родосца, была маленькой и мрачной, без мебели, кроме кровати, табурета с маленьким кувшином на нем и ночного горшка. Там пахло потом. Садьяттес снял через голову хитон. Он оказался немного полнее и немного волосатее, чем ожидал Менедем. Совершенство - для богов, подумал Менедем. Он подойдет. Все еще звучащим смиренно, Садьятт спросил: “Чего ты хочешь?”

“Ничего особенного - все как обычно”, - сказал Менедем.

“Хорошо”. Вместо того, чтобы сразу наклониться, раб потянулся за кувшином. “Не добавишь ли ты сначала немного оливкового масла? Так... проще”.

Менедем снял свой собственный хитон. “Ну, почему бы и нет?” он ответил. “Давай, нанеси немного на меня”. Мальчик из борделя подчинился, осторожно отодвигая крайнюю плоть, когда он поднимался. Пальцы Садьяттеса были умелыми и знающими. “Теперь повернись”, - сказал Менедем через некоторое время. Мальчик повернулся. Менедем получил удовольствие. Садьяттес не подавал никаких признаков того, что берет что-то свое, но мальчики редко это делали. Менедем похлопал его по заду, затем дал ему оболос. “Вот. Тебе не нужно говорить этому парню с модной бородой, что ты получил это ”.

“Благодарю тебя, благороднейший”. Раб положил маленькую серебряную монету в рот.

Насвистывая, Менедем покинул бордель для мальчиков, что было больше, чем мог сделать Садьяттес. Когда он вернулся в гостиницу, Соклей спросил: “Как все прошло?”

Он на мгновение задумался, затем пожал плечами. “Ничего особенного”, - сказал он. “Просто как обычно”.

“Риппапай!" - Позвал Диокл. - Риппапай! Риппапай! Гребцы согнули спины; некоторые из них кряхтели от усилия при каждом гребке. Соклей посмотрел в сторону анатолийского материка, который медленно проползал по правому борту. Затем, намеренно, он снова посмотрел по левому борту.