На самом деле, улицы Родоса были не такими уж тихими, в конце концов. Хотя утренний серый свет только начинал проникать в небо на востоке, со стороны храма Аполлона на юго-западе доносились звуки пьяной песни. Несомненно, это были участники симпозиума, возвращающиеся домой после ночи - долгой ночи - разврата. Менедем улыбнулся и усмехнулся. Раз или два он приходил домой в этот час и будил всех домочадцев своими песнями. Он снова рассмеялся, вспомнив, в какой бешеной ярости был его отец.

Ночной сторож с факелом патрулировал военно-морскую гавань. “Прости меня, о наилучший, но в каком корабельном сарае находится Дикаиозина?” - Спросил Менедем.

“Кто хочет знать?” - спросил сторож. Менедем тоже почувствовал запах вина в своем дыхании, хотя и не провел ночь в разгуле.

“Я Менедем, сын Филодема, и я его капитан в этом рейсе”. Гордость, которую он почувствовал, когда Эвдем назвал его капитаном, прозвучала в его голосе.

Ночной сторож указал на один из сараев на западной стороне гавани. Это были узкие здания, в которых размещались триремы, а теперь и трихемиоли. Корабельные ангары на южной стороне гавани были шире, чтобы вместить пятерки и другие более крупные и лучеметные военные галеры. Галера с сухими бревнами была легче и, следовательно, быстрее, чем затопленный корабль, и поэтому военно-морским судам требовалось как можно больше времени, чтобы вытащить ее из моря и поместить в ангары.

Трое или четверо мужчин с веслами и подушками направились к этому сараю, не потрудившись спросить сторожа. Менедем потрусил за гребцами. Ему не обязательно было быть там первым, но он хотел попасть туда раньше большинства членов команды.

Его желание исполнилось. Всего пара дюжин человек поднялись на борт Dikaiosyne. Это было бы большой частью дополнения к Aphrodite , но было лишь частью дополнения к trihemiolia. Подобно триреме, она перевозила 170 гребцов плюс отделение морской пехоты, хотя ее гребцы в задней части таламитовой отмели присоединятся к контингенту морской пехоты, как только их скамьи будут убраны.

Дородный мужчина с лысой макушкой подошел к Менедему. “Ты собираешься быть капитаном в этом рейсе?” он спросил. Когда Менедем наклонил голову, лысый мужчина продолжил: “Рад познакомиться с вами. Я Филократ, сын Тимократа, и я ваш келевстес. Это правда, что именно вам принадлежала идея создания корабля такого класса?”

“Да, это верно”, - ответил Менедем.

Филократ протянул руку. Менедем пожал ее. Гребец сказал: “Должно быть, какой-то бог вложил эту идею тебе в голову, потому что она гладкая и милая, как поросенок”. Его ухмылка показала отсутствие переднего зуба. Менедем улыбнулся в ответ; Филократ напомнил ему Диокла. Мужчина постарше спросил: “Ты когда-нибудь раньше был капитаном чего-нибудь такого большого?”

“Нет. Последние несколько лет я был капитаном "Афродиты    ": по двадцать весел на борту”.

“О, конечно. Я знаю ее”. Филократ стукнул себя тыльной стороной ладони по голове, раздраженный тем, что забыл. “Ну, хорошо. Большая разница между этим кораблем и тем в том, что не все на Дикаиозине могут услышать вас, когда вы кричите - он слишком большой, и многие его гребцы внизу. Мы будем использовать трубы и барабаны, чтобы задать ритм, и вы захотите положиться на своих товарищей в передаче приказов. Помните о них и рассчитывайте на них. Они оба хорошие люди ”.

Менедем встретил их мгновением позже. Ксенагор был высоким и худым, со сломанным носом. Оказалось, что Менедем уже знаком со вторым помощником, Никандросом: они сталкивались друг с другом, и Менедем обычно одерживал верх.

К тому времени гребцы заполнили корабельный ангар и высыпали на мостки с обеих сторон. Наступил настоящий рассвет. Вскоре восходящее солнце должно было осветить вход в ангар. Филократ сказал: “Похоже, мы готовы”. Менедем склонил голову. Гребец подождал, затем щелкнул пальцами. “Верно, ты раньше этого не делал. Отданная вами команда звучит так: ‘Уберите ее!“"

“Сбейте ее!” - Крикнул Менедем и стал ждать, что произойдет дальше.

С ревом гребцы и морские пехотинцы столкнули "Дикайосину" вниз по наклонному трапу корабельного сарая в воду. У команды Афродиты возникли проблемы с рукоприкладством. Из-за скопления моряков на "трихемиолии" это казалось легким. По пути, которым она шла, в воду военно-морской гавани. Они вскарабкались на борт. Помощники капитана, келевстес и Менедем не отставали.

У "Дикаиозины " был более высокий надводный борт, чем у торговой галеры. Стоя на корме с рулевым веслом в руках, Менедем чувствовал, что способен видеть так же далеко, как бог. “Ты справишься с ней сам?” Спросил Филократ.

“Да, клянусь собакой”, - ответил Менедем. “Я хочу узнать, как она себя чувствует. Я не какой-нибудь позолоченный попугай- я знаю, как управлять”.

“Хорошо. Тогда поехали”. Филократ отбил гребок. Гребцы начали тянуть. Дикаиозина скользила через гавань к выходу на севере.

Обдуваемый свежим ветерком, Менедем широко улыбнулся. Он чувствовал себя человеком, который всю свою жизнь ездил на ослах и вдруг оказался на спине нисейского скакуна. Этот корабль двинулся. Он был создан для скорости и доставил ее.

Как только они покинули вход в гавань, он повернул "трихемиолию" на восток, намереваясь совершить круиз вдоль побережья Кариана в поисках пиратов - или кораблей, которые могли быть пиратами. “Это первый раз, когда я командую одним из таких патрулей”, - сказал он Филократу. “Каковы правила, если мы увидим пентеконтера или гемиолию, идущую по своим делам?”

“Примерно то, чего вы ожидали”, - ответил гребец. “Мы подходим к кораблю, расспрашиваем его команду и топим его, если нам не понравятся ответы, которые мы получим. Капитан или владелец судна, который считает, что мы допустили ошибку, может пожаловаться правительству Родоса ”.

“Если он, конечно, не утонул”, - сказал Менедем.

Филократ опустил голову. “Ну, да. Это так”.

Менедем сразу заметил одно различие между Афродитой и Дикаиозиной. Рыбацкие лодки и круглые корабли сторонились "акатоса", опасаясь, что он может оказаться пиратским кораблем. Но моряки всех мастей махали в сторону "трихемиолии". Трехбортный весельный корабль должен был быть военной галерой, "гончей", предназначенной для охоты на морских волков.

“Ты же не хочешь подходить слишком близко к суше и позволять толстозадым катамитам, играющим в сторожа пиратских экипажей, хорошенько тебя рассмотреть”, - сказал Филократ.

“Я понимаю”, - ответил Менедем. “Знаешь что, о наилучший? Было бы забавно отправить круглое судно или торговую галеру достаточно близко к побережью, чтобы их было легко заметить, при этом Dikaiosyne достаточно далеко, чтобы увидеть приманку, но слишком далеко, чтобы ее можно было заметить с берега. Затем, когда пираты нападут на ближайший корабль, этот может ворваться и напасть на них ”.

Гребец обдумал план. Медленная усмешка расползлась по его обветренному лицу. “Забавно, говоришь, да? Клянусь трезубцем Посейдона, мне нравится твое представление о веселье. Тебе следует поговорить с адмиралом Эвдемосом, когда мы вернемся на Родос. Он тот, кто должен был бы отдавать приказы осуществить что-то подобное. Не забывай сейчас, потому что я думаю, что это может сработать ”.