Костер почти прогорел.

Вокруг собрались люди серьезные, вдумчивые. Прошла первая неделя занятий, наступили выходные и как-то спонтанно все решили собраться и познакомиться.

Прозвища – прозвищами, но надо немного узнать и остальное.

Мясом для шашлыка никто не озаботился. Но кто-то принес пиво.

Кто-то – хлеб. Картошка пеклась под углями, в большой миске оказался салат.

Борода отломил кусок хлеба и передал по кругу. Малина взяла, тоже оторвала, щедро посыпала солью.

Сибиряк отломил, передал дальше. Достал из миски с салатом кусок огурца, положил на хлеб.

Батон шел по кругу медленно, торжественно. Творился ритуал.

Следом за батоном по кругу пошла пластиковая бутылка с пивом.

Когда она дошла до Малины, та понюхала и поморщилась.

– Ну, извини, – сказал Борода. – Тут за приличным пивом надо аж до города ехать.

– Не против? – спросила Малина и не дожидаясь ответа принялась водить руками над бутылкой. Потом понюхала, кивнула, отхлебнула. Передала дальше.

Сибиряк принял, понюхал, попробовал. Улыбнулся.

– Вот это нужная магия! – сказал он и передал бутылку.

– Да, ерунда, – ответила Малина. – Проф говорит, все прекрасно, но с таким умением мне в полевые работники никуда. На молекулярном уровне я телекинез могу, а выше – не цепляю. Не понимаю чего-то.

– А ты хотела в полевые работники? – спросил Ежик.

– Теперь уже не знаю, – ответила Малина. – Начальник моей лаборатории очень хотел всех выгнать в полевую работу, над моей способностью смеялся… А потом оказалось, что он плясал под дудку демона. Нашу лабораторию всю разогнали, долго проверяли… Я и ляпнула на разговоре, что, мол, хочу в полевую работу. Меня сюда направили. Поучиться.

– Но ведь уникальное же умение – воскликнул Трубач. – Управление процессами на молекулярном уровне – это какой простор…

– Да не, – возразила Малина. – Простор, конечно, но делать-то могу только я. И только прикосновением. А значит, ни о какой технологии на основе этого речи не идет – только о лабораторных экспериментах. И то с сильными ограничениям.

Помолчали.

Бутылка вернулась к Бороде, тот тоже попробовал.

– И все же, хороший талант, – сказал он.

– Хороший, – согласилась Малина. – Я ж не жалуюсь. Ограниченный, но неплохой.

– У всех ограниченные, – сказала Рыба. – Я вот смотрю на вещи, и не знаю порой, на что смотрю. А то, иной раз, глянешь не на то и не так, и только успевай ноги уносить!

Помолчали.

– Ясновидение? – спросил Ежик.

– Если б ясно… – вздохнула Рыба.

Снова помолчали.

– Я смотрю, все уже начали знакомиться, – сказал Борода. – А мы ведь для этого и собрались.

– А я думал, мы посплетничать о преподах хотели, – улыбнулся Ежик.

– А чего о них сплетничать? – сказала Рыба.

– Ну, тебе виднее, – ответила Берёза.

Снова помолчали.

– Ладно, – сказал Борода. – Начну с себя.

Он палкой выкопал из углей картофелину и оставил рядом на земле – немного остыть.

– Я уголовник, – сказал он. – Убийца и насильник. Немного шаман, оборотень-волк.

Он замолчал, ожидая реакции.

– А еще любитель трепаться и шокировать людей, – проворчала Рыба.

Борода расхохотался.

– Ясновидящую не обманешь, – сказал он. – Но я и правда сидел по этим статьям. Вот, как вышло…

***

Парень смотрел на тело и пытался понять, что это такое. Разум не хотел принимать случившегося, отвергал его.

Конечно, это было вовсе не тело. Манекен. Кукла.

Кукла, похожая на человека… Потерянная в лесу, пролежавшая там два дня… и теперь черви копошились в кукольном теле…

Парень поднял голову и посмотрел по сторонам. Удивился, тому, что солнце продолжает светить. Удивился, что в собственной душе нет ни горя, ни слез – только оглушенность. Отстраненное ощущение неправильности.

И запах – сквозь отвратительную вонь гниющего тела пробивался запах цветов. Совсем слабый, едва заметный. Но парень знал, что его нюх не ошибается – цветы были здесь. Не здешние, странные… неправильные.

Он вернулся в деревню, рассказал он находке. Люди сходили в лес, принесли тело Маринки. Вызвали полицию, позвали попа.

Парень сидел в своем доме и слушал.

Внутри себя он слышал тишину, вокруг – суету.

Все говорили, удивлялись, мол, как могла Маринка заблудиться в лесу, знакомом с детства. Как она умерла – ведь никаких ран не было, кроме тех, что оставили звери, добравшиеся до тела уже после смерти.

Слышал и то, что бормотали шепотом – мол, ведьма-ведьма-ведьма извела Маринку. Слишком, мол, красивая была Маринка, ведьма позавидовала… а может, сказала что-то не то… а может… а может…

Поздно вечером парень пришел к попу.

“Не вздумай! – сказал поп. – Грех это! Да и сам сгинешь! Оставь полиции, это ее дело.”

“Но ведь полиция не спросит с ведьмы, – ответил парень. – Следов нет, свидетелей нет.”

И поп вздохнул. Сказал об испытаниях, что посылает Господь.

Парень промолчал.

Ведьма жила на окраине. Была она теткой лет тридцати, красивой и горластой. И от нее нестерпимо пахло теми цветами.

Ведьма только посмотрела на парня и стала смеяться. Ведьма взмахнула руками, и парень повиновался ее жесту – вошел вслед за нею в дом. Разделся.

Ведьма пила парня, как воду, трахала его и пила… но внутри что-то оставалось. Что-то внутри смотрело на все это со стороны и шептало: “жди… еще жди…”

Ведьма говорила, что положит парня в другое место, но потом, когда его найдут, то пусть похоронят рядом с Маринкой. Что парень сам уйдет потом в лес и ляжет там, где она скажет.

А потом ведьма на мгновение отвернулась – прическу поправила, и что-то внутри сказало: “Сейчас!”

И ведьма умерла.

Парень сломал ей шею.

И уснул там же – слишком много выпила из него ведьма.

Так их и нашли на другой день – голого парня и голую тетку со сломанной шеей.

***

– В тюрьме уже, – рассказывал Борода, – вызвали меня к начальнику, а там посторонний какой-то мужик. Поговорили с ним, он меня и забрал. Поучил немного тому-другому, научил через ножик кувыркаться. Сказал, мол, способности у меня большие, только надо уметь ими воспользоваться.

Он поднял картофелину, о которой забыл во время рассказа и стал чистить.

– И то, что Маринка мне чужая была, – сказал Борода, – тот мужик за хорошее посчитал. Мол, я не ради мести, не ради любви ведьму убил, а за справедливость. А я не люблю таких слов красивых, но, мать-его, по другому и не скажешь, вроде. Нехрен ведьме просто ради прихоти людей убивать. Так и привел меня сюда. Поучишься, мол, немного, и станешь оперативником. Работать станешь, чтоб всякие уроды-колдуны, что из-за чар своих поверили, что ничего им не будет…

Он остановился, понял, что разгорячился. Помолчал.

Закончил:

– Да что говорить… и так все понятно. Соль подайте, у кого она там…

Взял тарелочку с солью, макнул картофелину, стал есть.

Сибиряк сунул ему в руку бутылку. Борода благодарно кивнул, выпил.

– И вот что, – сказал Борода. – Я ведь тогда спокоен был. Прямо, как кино смотрел со стороны. А сейчас, как вспомню – так прямо трясет.

Снова отхлебнул из бутылки, потом перевернул и жадно допил все.

– Слушай, Малина, а ты другую бутыль можешь так обработать?

Малина молча взяла из пакета ещё одну бутыль, открыла, отхлебнула немного. Погладила ее руками, сосредоточилась. Передала Бороде.

– Так что, уголовник я, – закончил Борода свой рассказ. – И судимость не снята. По документам, сижу в тюряге на особом режиме.

Он засмеялся, словно сбрасывая с себя груз воспоминаний.

– А раз вы здесь, стал быть, и вы со мной сидите!

Послышался ответный смех.

Берёза хмыкнула.

– Магия через секс, – сказала она. – Вовсе и не обязательно при этом убивать! Мы ж люди, не демоны, не вампиры! Эмоция – вполне достаточный источник силы, а секс, да ещё по любви… Я думаю, всякие волшебные существа именно поэтому порой с людьми вступают в брак.