Смерть моя была не самой приятной.

      Да и может ли быть гибель приятной? Не знаю, я с такой никогда не сталкивался. Хотя подарил её многим людям и в самых разных проявлениях. Были там и "передозы", и удушения во время оргазма, и смерть от переедания: у человека буквально лопнул желудок. Но никто не показал, что чувствует удовольствие, умирая, а после смерти все выглядели мерзко. Увы, прекрасен только краткий миг смерти, после, только мерзость и уродство.

      Поймали меня ночью, на стройке, где я держал кое какие "инструменты", которые опасно было хранить дома.

      Их было трое, все рослые и плечистые, со свежим запахом алкоголя.

      Едва их увидев, я сразу всё понял.

     — "Похоже, этот раз был последний"!

      Решительно обступили, отрезая пути отступления, в руках у каждого стальная труба.

      Видимо, давно выслеживали, не боялись ошибиться. Накинулись молча, без предупреждения, били без жалости с явной целью убить. Но в темноте часто промахивались, да и били куда попало.

      — "Скорее всего какие-то родственники моих "клиентов", решившие отомстить".

      Их злость я ощущал даже лёжа на ледяном бетоне в луже собственной крови. Я знал, что рано или поздно, что-то подобное со мной произойдёт. Уж слишком беспечен я стал в последнее время.

      Впрочем, никогда не боялся ни боли, ни смерти. В силу некоторых психических особенностей я вообще ничего не боялся, все эмоции, которые я мог испытывать, были сильно урезаны и как бы приглушены.

      — "Похоже, сломали рёбра и ногу, как-то слабовато для яростных мстителей".

      Ещё через минуту мужики выдохлись, так и не забив меня насмерть, но, похоже, к этому они тоже подготовились.

      Звякнула об бетон железная канистра, моих ноздрей коснулся резкий запах бензина. Холодная жидкость потекла по лицу и волосам, отодвинув тошноту в сторону.

      — "Сотрясение".

        — Спички! Дай спички!

      Хриплый голос мужчины срывался дрожа от ярости и страха. Эти эмоции я могу буквально чуять.

      Со стоном, оторвал избитое тело от ледяного пола и привалился спиной к квадратной колонне. Даже не пытаюсь разглядеть своих палачей.

      — "Зачем? В этом нет смысла. Какая разница кто меня убьёт? Вернуться и отомстить я все равно не смогу".

      Непослушной рукой достал из внутреннего кармана пальто мятую пачку сигарет.

      — "Любители".

      Мелькнула презрительная мысль.

      —"А если бы у меня там был ствол?"

      Каждую секунду ожидаю удар трубой, что выбьет у меня из рук сигареты, но его не последовало. На секунду мужики замерли в нерешительности, не так-то просто впервые, осознанно убить человека, тем более сжечь его заживо.

      Воспользовавшись паузой, достал сигарету.

      Похоже, что в темноте они просто не заметили моих действий.

      Меж тем мужики старательно разжигали в себе злость для последнего акта моей пьесы. Тихо но очень яростно убеждая друг друга, что делают святое дело избавляя мир от такой мрази как я.

      - Мужики! Огоньку не найдётся?

      Мой вопрос, заданный негромким, немного одышливым и хрипловатым после избиения голосом, подействовал на них, как выстрел. На секунду они замолкли.

      — Счас! Сука! Ты у меня прикуришь.

      Темная плохо различимая фигура передо мной трясущимися руками стала чиркать сразу несколько спичек.

      С третей попытки спички вспыхнули, осветив изрезанное глубокими морщинами лицо мужчины лет сорока, с бледно-голубыми запавшими глазами и седой недельной щетиной. Дав спичкам разгореться мужчина бросил их мне на грудь. Бензин вспыхнул мгновенно, объяв меня пламенем.

      Прикуриваю сигарету от огня на груди, зажав её зубами. Успеваю сделать только одну глубокую затяжку, как боль выбивает меня из созерцательного настроения.

      Боль от огня особая, к ней невозможно привыкнуть, приспособиться или как-то обмануть, её можно только терпеть. Через полминуты, так и не издав ни звука, я умер. Уловить момент своей смерти не получилось.

      — "Досадно"!

      В сознание пришел легко, как будто проснулся, первые секунды даже испытывал эйфорию от отсутствия боли. Хотя даже, если каким-то чудом я и выжил, то должен сейчас корчится от боли, ожог ста процентов от площади кожи — не та травма, что легко переносится. Ещё через несколько секунд я заметил, что меня избивает группа детей, причём судя по тому что я лежал на асфальте, а меня со всех сторон пинали, это была последняя стадия избиения. После аутодафе от мстителей, детские пинки ощущались расслабляющим массажем.

      Ещё через мгновение вернулся слух. Мои "массажисты" совсем не берегли дыхание и постоянно что-то азартно вопили.

      Внезапно понял, что кричали "детки"

      — Получай, урод!

      — Говнюк!

      — Дад! Давай ещё раз!

      — "Похоже, я знаю английский"!

      Это было тем удивительней, что раньше мои познания в этом языке ограничивались затасканным "факью". Но по сравнению с чужим телом, в котором я находился, неожиданное знание английского языка как-то меркло.

      Пнув меня ещё пару раз, хулиганы, вспугнутые далёкой полицейской сиреной, убежали.

      Не спешу подниматься с земли, в данный момент меня не волнует инородный детский организм, что ощущается, как будто я его "отлежал". Пытаюсь разобраться, кто ещё есть в голове этого туловища, кроме меня. На краткое мгновение где-то в "глубине" себя ощутил чужие эмоции и едва уловимые мысли. Возможно, кто-нибудь другой на моём месте этого бы даже не заметил, приняв эти эмоции и мысли за свои. Но я практически не испытывал никаких чувств и мыслил настолько по-другому, что чужие мысли как и эмоции были для меня словно маяк в ночи. На свет этих эмоций я и "пошел", провалившись в глубокую медитацию, причём сделал это неожиданно легко и без всякой подготовки.

      Внутренний мир мальчика оказался на удивление пустым, ни одного чётко прорисованного образа или границы. Так бывает у запуганных, сломленных или неуверенных в себе людей. Побродив немного в этом слабоструктурированном мире, я все же нашел убежище хозяина тела.

      Единственное место где, он чувствовал себя в относительной безопасности, была кладовка под лестницей. Выглядело это странно: в пустом белом пространстве находилась лестница, что никуда ни вела, под ней располагался чулан, где и прятался мальчик.

      — "Что-то эта стрёмная хрень мне напоминает!"

      У дверей кладовки стоял рыцарь в мятых и исцарапанных доспехах со сломанным мечом в руке.

      -"А это, похоже, охранник".

      При моём приближении фигура, закованная в сталь, шевельнулась, угрожающе поведя обломком меча в мою сторону. В прорезях шлема клубилась тьма, заставляя выглядеть рыцаря порождением бездны.

      Играть в игры разума с маленькими ребёнком не трудно, даже в его собственной голове. Конечно, каждый в своем собственном внутреннем мире всесильный бог, но только если знает об этом, а что может знать ребёнок? Походя возвращаю рыцаря в его обычное состояние, в игрушку. Если бы мальчик воспротивился этому, я бы ничего не смог сделать, но он просто не знает, что в этом месте можно, а что нет.

      Пригибаясь, вхожу в комнатку с косым потолком. На топчане, забившись в угол, свернувшись в позу эмбриона, лежит мальчик.

      — "Мать моя женщина! Всё-таки Поттер"!

      Молча сажусь рядом. Не тороплюсь начинать разговор. Мальчик первым не выдерживает молчания.

      - Дядя! А ты кто?

      Улыбаюсь ему как можно ласковее.

     — Я твой лучший друг!

      Здесь, во внутреннем мире, возможен любой гротеск, даже вот такое заявление от незнакомого мужика малолетнему тинейджеру.