Иезекииль являлся в Израиле не менее страстным обличителем, чем Иеремия, он продолжает и «брачную» тему своего великого предшественника. Господь обращается к Израилю:
«…при рождении твоем … пупа твоего не отрезали, и водою ты не была омыта для очищения, и солью не была осолена, и пеленами не повита. Ничей глаз не сжалился над тобою … ты выброшена была на поле, по презрению к жизни твоей, в день рождения твоего. И проходил Я мимо тебя, и увидел тебя, брошенную на попрание в кровях твоих, и сказал тебе … живи! Умножил тебя как полевые растения; ты выросла … достигла превосходной красоты; поднялись груди, и волоса у тебя выросли, но ты была нага и непокрыта. И проходил Я мимо тебя … это было время твое, время любви; и простер Я воскрилия риз на тебя, и покрыл наготу твою; и поклялся тебе, и вступил в союз с тобой; и ты стала Моею. Омыл Я тебя водою, и смыл с тебя кровь … и помазал тебя елеем… и нарядил тебя в наряды и дал … на голову твою прекрасный венец… украшалась ты золотом и серебром … и достигла царственного величия … Но ты понадеялась на красоту свою. И пользуясь славой своей, стала блудить … и раскидывала ноги свои для всякого мимоходящего … Всем блудницам дают подарки, а ты сама давала подарки … любовникам твоим, и подкупала их, чтобы они со всех сторон приходили блудить с тобою» (16, 1-34; далее пророк доказывает, что и Содом и Самария куда менее грешны, чем дщерь Израильская). Забвение богопознания и духовный блуд, отражающийся во всех сферах жизни, приводят к отвержению евреев от Бога и гибели их страны — таков приговор Иезекииля.
Но главной темой, интересующей Иезекииля и связанной с призванием его, священника, на пророческое служение, оказывается видение славы Божией. Книга пророка как раз и начинается с этого описания, выполненного в совершенно необычной манере: «Я видел … вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня … и подобие четырех животных … облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла … и руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их … крылья их соприкасались одно к другому; во время шествия … они не оборачивались. А шли каждое по направлению лица своего … Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны лице тельца … и лице орла … куда дух хотел идти, туда и шли. И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными … и молния исходила от огня … на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их … казалось, будто колесо находилось в колесе … ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз. И когда шли животные, шли и колеса подле них, а когда животные поднимались от земли, тогда поднимались и колеса. Куда дух хотел идти, туда шли и они, ибо дух животных был в колесах … Над головами животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла … когда они шли, я слышал шум крыльев их, как бы шум многих вод, как бы глас Всемогущего … как бы шум в воинском стане … А над сводом … было подобие престола по виду как бы из … сапфира, а над (ним) было как бы подобие человека вверху на нем. И видел я … как бы вид огня внутри него … и сияние было вокруг него … Таково было видение подобия славы Господней» (1, 4 — 2, 1). Остановимся, пораженные величественным и таинственным описанием пророка. Это описание отличается от всего, что было у пророков раньше. Налицо признаки особого литературного жанра, характерного для апокалиптической литературы. Этот жанр возник в Израиле задолго до написания Откровения св. Иоанна Богослова. Многие из «апокалипсисов» не вошли в ВЗ, но тем не менее были популярны в Израиле. В книгах Иезекииля, Даниила, 3 Ездры мы встречаем целые апокалиптические фрагменты. Итак, «апокалипсис» — это разновидность пророчества, которой присущи следующие особенности:
— они написаны особым языком, включающим символы, гиперболы и фантастические образы
— они писались в моменты величайших страданий, катастроф, гонений на веру
— они передают атмосферу ожидания скорейшего конца истории, суда Божия над народами и зримого воцарения Ягвэ «на земле, как и на небе».
Т. о., то что одни пророки высказывали в виде прямых обличений и предупреждений, в виде намеков, притч и «юродства», другие могли передать описанием грандиозных картин борьбы Божиих сил со слугами тьмы, зашифровывая важные идеи (не исключено, кстати, что как раз ради шифрования от «внешних» и были придуманы апокалиптические аллегории).
Что же видит Иезекииль? «Слава Господня» у него — не просто сияние или облачный столп, даже не просто небесная колесница, а огромный движущийся механизм на живых и всевидящих колесах. Прот. Александр Мень считает, что Иезекииль, как и многие иудеи, был поражен интерьером Вавилонского храма, по убранству и размерам многократно превосходившего еврейский, в котором как раз и были всевозможные изображения божеств, животных и колесниц; и в видении пророка вся эта картина ожила и вписалась в представление о Ягвэ, Который на самом деле является Богом не только для иудеев. Мы не знаем, чем были для Иезекииля четыре таинственных крылатых существа, а пророк вряд ли понимал, какими они предстанут в НЗ-ном сознании, но мы ясно видим, что пророк-священник разглядел в Божественном сиянии черты льва, тельца, человека и орла. Эти существа в христианстве станут символическими знаками евангелистов Матфея, Марка, Луки и Иоанна соответственно, ибо они напоминают о разных аспектах служения Спасителя, Который и есть «сияние славы Ягвэ». (Так, для Матфея Иисус прежде всего обетованный евреям царь Израиля, «лев от колена Давидова»; для Марка — добровольная жертва, невинный телец или агнец; Лука подчеркивает Его человеческую природу, а Иоанн особое внимание обращает на Его Божественность). Но более всего удивительно другое — над этими животными, над сводом и над престолом, т. е. в максимально возможной степени проникновения духовным взором в глубины Сущего — «подобие человека вверху». За шесть веков до Р. Х. Иезекииль провидит Человека в глубинах Бога, «человечность» Бога! Неудивительно, что после этого по слову Ягвэ пророк съедает (символ пропускания через нутро) свиток со словами «плач, и стон, и горе», но при этом на устах его было «сладко, как мед» (3, 1-3).
В сознании Иезекииля видение славы Господней пересекались с тем обстоятельством, что он, будучи священником, гораздо болезненнее, чем Иеремия или Варух, переживал гибель Иерусалимского храма. Ведь этот храм являлся на земле единственным местом обитания истинного Бога, а теперь он разрушен. Иезекииль описывает в 10-й главе, как слава Господня покидает храм (в котором тоже к тому времени находились идолы) — за грехи всего народа, вернее за его нераскаянность, и город остается беззащитным перед врагом. Но именно поэтому грядущее возвращение из плена Иезекииль связывал прежде всего с восстановлением храма, с возвращением славы Господней к скорбящим чадам Израиля. Но подробное описание в 40-48 главах книги устройства нового храма дано в явных апокалиптических тонах. Пророк вовсе не мечтает о реставрации или реконструкции допленной жизни. Он вообще связывает свои видения не столько с возвращением людей в Иудею, сколько с грядущим судом Божиим и Его вечным царствованием. При этом будет «новая святая земля», новый Иерусалим (имя городу будет иное — «Господь там»), а в нем новый храм, в который и вернется слава Господня. В этом храме и в этом святом городе взамен неверных пастырей, которые «ели тук, откормленных овец заколали, а стада не пасли … больной овцы не врачевали и пораненной не перевязывали, и потерянной не искали … а правили ими с насилием и жестокостью» (34, 3-6), будет один Пастырь, Мессия, «Давидов сын» (см. 34, 11-24). А жить в этом городе грядущего царства Божия будут те, которые во все дни испытаний и скорбей сумели остаться верными Богу, те, на челах которых ангел Господень поставил особый знак (9, 4). Этим «знаком» в евр. Оригинале является буква «тав». Она напоминает нам о крестном знамении, которое первые христиане-мученики как раз и изображали пальцем на лбу, и мы не можем еще раз не поразиться глубине Откровения, явленной ВЗ-ному апокалиптику.