Фалгар еле заметно махнула рукой, приглашая следовать за ней. Медленно развернувшись, она неспешно двинулась к каменной лестнице с широкими периллами, которой пользовалась прислуга. Владыка, по-прежнему слегка покачиваясь на нетвёрдых ногах, ненавязчиво пристроился слева от неё, готовый в любой момент подхватить мать, если той вдруг станет дурно. Он хмурил кустистые брови и недоверчиво фыркал, однако молчал: покои Госпожи находились на шестом этаже, и Владыка справедливо опасался, что она не дойдёт. Ему не нравилось, когда мать заставляла себя что-то делать через силу, когда скрывала от него плохое самочувствие, и бодрилась, желая показать, что она в полном порядке. Владыка этого не понимал и считал совершенно неуместным.
На втором этаже Госпожа смертельно побледнела. На третьем уже не могла скрывать сбившееся дыхание. На четвёртом она едва не упала, совершенно обессилев. И всё это время она тратила драгоценные силы на пустой разговор! Спрашивала, как дела, рассказывала о всех событиях в замке, произошедших за время отсутствия Владыки, говорила о погоде и прочей чепухе, чем сильно злила Зверя. Нет, он любил слушать мать и делал это с превеликим удовольствием, но только когда она сидела в кресле с очередной чашкой отвара, а не когда пыталась так глупо подняться по лестнице! Сейчас он злился не неё и даже не на её глупые разговоры, он злился на её болезнь и на собственное бессилие. Увидев, что мать пошатнулась, готовая упасть, он, не проронив ни слова, вцепился в её предплечье, ненароком распоров рукав острыми когтями. Тихо выругавшись на собственную неуклюжесть и с превеликой осторожностью оплетя мать серебристыми щупальцами, Владыка взмыл ввысь, легко прошёл через толстые каменные перекрытия, метнулся вперёд и влево и мягко опустился перед огромным мягким креслом в покоях Госпожи. Смущённая Фалгар не успела скомкано поблагодарить его, как ей на колени опустился безразмерный саквояж с лекарствами, а сын, ушёл в соседнюю комнату за специальным столиком, оставив мать рыться в склянках, пузырьках, баночках и мешочках.
Внезапно небо почернело. В следующий миг всё заволокла густая, непроглядная тьма. Фалгар дотронулась пальцем до ресниц на правом веке и поняла, что пальца не видит даже с такого расстояния. Тьма была… никакой. Ни удушающе горячей, ни душной, на обжигающе холодной, ни промозглой. Она просто была. Бархатистыми лапами касалась щёк, лба и рук, ластилась к боку и вилась в ногах. Когда глаза привыкли, Фалгар смогла различить завихрения. Тьма была живой. Она скручивалась в столбы и изгибалась в причудливом танце. У Неё не было глаз, но Она бросала на Фалгар тысячи взглядов. У Неё не было тела, но Фалгар явственно ощущала её присутствие. У Неё не было голоса, но Она говорила тысячами голосов, раздающихся во всех уголках мира.
– Приветствую Вас, Всематерь, – склонила голову Фалгар. – Пришли поздороваться?
Тьма не ответила, но Фалгар и не ждала ответа. Она и сама его знала, как знала и то, что Всематерь не отвечает на пустые вопросы.
– Не желаете принять более, – Фалгар покрутила рукой в воздухе, подбирая слово, – Материальную форму?
Тысячи ртов зубасто оскалились в диких усмешках – Тьме понравилась шутка. Фалгар тоже позволила себе слабую улыбку. Тьма безбрежна и ей незачем брать чью-то личину. Но Тьма, насмеявшись, пришла в движение. Она почти отступила, разлетевшись по углам, и только слабая дымка в воздухе напоминала о Её присутствии. Затем она заклубилась в том углу, что был справа от Фалгар, задымила, зашипела, зазвенела стёклами. Безбрежная Тьма перебирала обличья, и почему-то Фалгар заранее знала, кто вышагнет к ней из дымного клуба. Всемать складывалась в фигуру, с каждой секундой приобретающую всё более знакомые черты. Без золотых искр глазницы выглядели пустыми и мёртвыми, но Фалгар не стала удивляться причудам Всематери, когда на неё из дымных клубов смотрел старший сын: голова чуть склонена на бок, руки плетьми висят вдоль тела, а серебряный хвост лениво бьёт по ногам.
– Ты пришла? Что-то сслучилоссь? – тихий, шелестящий голос с лёгким присвистом непостижимым образом наполнил собой покои.
В дверном проёме стоял, в точности копируя позу Всематери, Владыка. Тьма рассыпалась, взметнулась, осклабилась радостно, зашептала на непонятном языке и вихрем кинулась к Владыке, обнимая сотнями дымных рук. Снова стало темно, воздух сгустился, но Фалгар ясно увидела, как приветливо скалится в ответ её сын, как ласково гладит ближайший дымный клубок. Что-то тёмное и мерзкое всколыхнулось в душе, и ей стоило больших трудов подавить зависть к Всематери. А Всемать гневалась. Она мать всех гердов! Кто посмел тронуть её драгоценное дитя?! Тьма оскалила бессчётное число зубастых ртов и припала ими к ранам Владыки. В тот же миг даже самые глубокие раны начали срастаться. Мрак сгустился и снова отступил.
– СПУТНИК!!! – внезапно гаркнула Тьма тысячами голосов. – ОТНЫНЕ ТЫ НЕ ОДИН!!!
Она ластилась к Владыке, обнимая его чёрными дымными клубами, но что-то изменилось в ней. Тьма беспокоилась. И это беспокоило Фалгар. Вдруг Тьма отпрянула, и втянулась в другое, только что возникшее тело. Тело очень красивого юноши с длинными чёрными волосами и мягкой улыбкой. Он протянул руки навстречу Владыке, словно прося себя обнять, и вновь грянули тысячи голосов: «ТЕБЕ! ПОДАРОК!». Зверь недоверчиво склонил голову набок и подался вперёд, но видение истаяло так же быстро, как возникло. Всемать вернулась в Загранный мир.
– И что это было?
Фалгар вымученно улыбнулась и прикрыла глаза:
– У Неё было хорошее настроение, и Она желала тебя видеть.
– Ты же зснаешь, что я не об этом, – с мягким укором проронил Владыка, подходя к окну и всматриваясь вдаль, туда, куда унеслась Всемать.
– Разумеется. Но меня слишком радует твоя вернувшаяся способность говорить целыми предложениями, чтобы думать о чём-то другом. Однако, – в волнении Госпожа подалась вперёд, впиваясь в обивку кресла острыми ноготками, – Насколько вы близки с Ней?
Владыка неопределённо передёрнул плечами и задумался над ответом. Следующие его слова вылетели легко и певуче, несмотря на протягиваемую Владыкой букву “с”, и сильно удивили Фалгар:
– Унганд зссанял только малую чщасть загранных зсемель. Зсса Гранью мир огромен и всссь укрыт Ею. А Она не любит его, – не любит Унганда, как поняла Фалгар, но уточнять не стала, – Поэтому не пусскает. А насс любит. Она прятала насс. Сначала наши ссаркофаги, а потом и нассамих. Кормила и взсращивала… Чудессный край… Кажетссся, что там ничщего нет, но там точщно ессть – я чувсствовал лапами, – трава, чщёрная и ссскрытая в клубах темноты. И холмы есть. И степи. И горы. Там ессть вссё. И нет ничщего. И Она там ессть. Её много. Вкуссно. Ссытно. Хорошшшо…
Фалгар слушала его восторженную речь лишь краем уха, напряжённо раздумывая над её смыслом. С одной стороны, она была рада, что сын не просто смог произнести нечто настолько длинное, пусть и крайне путаное, но и вообще заговорил. С другой стороны, её настораживала, хоть и не удивляла, его любовь к Всематери. С третьей, она думала, что любовь сына к Ней неплоха и вреда не несёт, но во что может вылиться Её любовь к нему? С четвёртой она заинтересовалась его словами, ведь и сама нередко бродила в Загранном мире, однако ничего там не увидела и не ощутила. Обо всём этом определённо стоило подумать. А ведь ещё оставался странный юноша, которого Тьма прочила её сыну в друзья. Прищурившись, Фалгар одарила своё дитя взглядом, полным сомнений. Если она что и знала точно, так это то, что слово «друг» не могло стоять в одном предложении с любым упоминанием о её сыне. Он никому не доверял, кроме Тьмы и, пожалуй, своей безумной сестрицы.
У Фалгар была дочь, да, к тому же, не одна. Обе девицы были спесивы и вздорны, но каждая по-своему: старшая творила, что хотела и некого никогда не слушала, для младшей же не существовало никого, кроме её драгоценного младшего брата-близнеца, которым и являлся Владыка. Она помешалась на нём, посвятив ему всю свою жизнь. Вспыльчивая сверх всякой меры, гордая и грубая, разнузданная Мэридалла больше всего на свете (помимо драгоценного брата) обожала вид горячей крови, вытекающей из очередной её жертвы. Вспомнив о своём главном разочаровании, Фалгар недовольно прищёлкнула языком и поморщилась, чем заслужила короткий подозрительный взгляд Владыки. Вспомнив о присутствии сына, королева отослала его спать, а сама погрузилась в раздумья. Может ли случиться такое, что Мэриди уступит своё место подле Влалыки кому-то ещё? Нет, конечно нет! Фалгар даже помотала головой. После ссоры брата с Мегулой, эта бестия, не раздумывая, убивала любого, кого мало-мальски сближался с Владыкой. Колдунья объясняла это так: «Чтобы моего дорогого братика больше никто не смел разочаровывать». Если брать в расчёт тот факт, что Владыка к себе никого не подпускал и ни с кем не желал общаться, гибли в основном ни в чём неповинные существа. В голове против воли опять промелькнули слова Всематери.