Итак, решено: она должна принести в жертву самое святое, свою Богом данную жизнь, во имя избавления человечества от страшного зла. На душе у нее стало удивительно легко. Пусть она погибнет с ними вместе, но что такое смерть в сравнении с вечным блаженством, ожидающим ее на небесах!
Коллеги Марии были немало удивлены вдруг пробудившимся живым интересом девушки к проблемам гематологии. Все с удовольствием помогали начинающей медсестре, которая готовилась присовокупить к своему диплому диплом лаборантки. Марии хотелось знать, как лучше простерилизовать инструментарий и жидкость, как правильнее перекачать жидкость из одного сосуда в другой и, наконец, как вычислить концентрацию соли в веществе. Однажды Мария удивила своих наставников вопросом о том, какова максимально допустимая концентрация соли в растворе, который можно ввести человеку при помощи инъекции. Мария вскоре овладела и этими премудростями, но тут увлечение ее остыло столь же внезапно, как и пробудилось. Она забросила свои занятия, объяснив это тем, что экзамены сдать не удалось.
Непостоянство девушки изумило всех, кто работал с ней, но каково было бы изумление святых отцов, доведись им проследить за передвижениями Марии по всем католическим соборам Амстердама. Захватив с собой бутыль и резиновую грушу, Мария обошла городские церкви, выбирая для своих посещений часы затишья между службами. Она положила себе за правило вначале удостовериться, что поблизости никого нет и случайным свидетелем ее ухищрений не окажется святой отец, задержавшийся в исповедальне, или набожный прихожанин, преклонивший колена у иконы. Затем сестра Мария как ни в чем не бывало приближалась к чаше со святой водой и наполняла свою бутыль.
«Да, эта вода драгоценнее крови», — думала Мария, принося бутыль в свою комнатку и убирая ее в шкаф. Ей хотелось упасть на колени и благоговейно молиться подле своей реликвии.
Настало время, когда литровая бутыль наполнилась. Марии предстояло сделать себе инъекцию святой воды, а для этого необходимо определить концентрацию соли в жидкости и, конечно, простерилизовать ее: в чаше, куда бессчетное число раз опускались грязные руки, наверняка расплодились микробы. Таким образом, чтобы довести свой план до конца, Марии был нужен литр стерилизованного физиологического раствора, изготовленного на святой воде.
По счастью, концентрация соли в святой воде не превышала физиологически допустимую норму, и Марии не пришлось, как она того опасалась, выводить из жидкости лишнюю соль. Мария боялась ослабить чудодейственную силу святой воды, ибо верила: точно так же, как крепкий рассол сохраняет припасы от порчи, соль, содержащаяся в святой воде, защищает души праведников от дьявольских сетей.
Оставался последний, решающий шаг. До сих пор огромным напряжением всех сил Мария заставляла себя участвовать в каждом субботнем сборище, как они ни претили ей. Нельзя сказать, чтобы вампиры не замечали состояния девушки, хотя толковали его на свой лад, объясняя сдержанность Марии гордым презрением свободного вампира-одиночки к своим выродившимся собратьям. Осквернив свой древний промысел консервированной кровью, они сознавали собственную неполноценность и даже испытывали чувство вины. И хотя Мария стремилась обращать на себя как можно меньше внимания, вампиры относились к девушке с явным почтением. Понятно, с каким жадным любопытством обратились к ней взоры присутствующих, когда Мария поднялась и смущенно попросила слова.
Хороша была Мария в эту минуту — глаз не оторвать! Юная женщина, сильная и страстная, радующая глаз своей горделивой красотой, ничуть не поблекшей от поста и молитв. Глубочайшая уверенность в своих словах придавала ей величавое достоинство, глаза Марии ярко блестели, жаркий румянец покрывал щеки. Глядя на нее, вампиры понимали, что никогда им, изможденным и худосочным, не преобразиться в такое же цветущее, полное жизни существо, и с удвоенным вниманием прислушивались к тому, что говорила Мария.
Сказанное ею в тот вечер никак не могло само собой родиться в душе простой девушки из народа, эту речь, достойную Орлеанской девы, нашептало ей божественное вдохновение.
— Братья и сестры! — начала она. — Я уже достаточно знаю вас, чтобы откровенно сказать вам, что я думаю о вашем образе жизни. Имейте мужество выслушать мой приговор, он будет суров.
Неужели вы не смогли придумать ничего лучше? Как безработный, который, смирившись со своей жалкой долей, тащится на биржу за пособием, так вы привыкли являться сюда за протянутым питьем. От вас не требуется никаких усилий, разве что только доехать сюда, зато и получаете вы по заслугам — пьете старую, прокисшую кровь. Я могла бы понять вас, если бы вы делали это изредка, восполняя нехватку свежей крови. Единственное, на что годится этот убогий рацион — ненадолго продлить ваше жалкое существование.
Посмотрите на меня. Видите разницу между мной и вами? Неужели нужны еще какие-то доказательства? Как по-вашему, почему я так хорошо выгляжу? Взгляните на эти волосы, блестящие и мягкие, как у ребенка. А фигура, нравится вам моя фигура? Какие плавные изгибы, стройная шея, соблазнительные плечи! А теперь переведите взгляд на свое тело. Влюблялся ли в вас кто-нибудь хоть раз в жизни? Желал ли вас кто-нибудь? Можете не отвечать, я и так знаю, что нет. А мне, признаюсь вам, мужчины проходу не дают.
Всему этому есть только одно объяснение: я с детства питаюсь свежей, теплой кровью, вы же довольствуетесь второсортным питьем, утратившим полезные свойства, бр-р-р, холодным, точно кровь пресмыкающихся.
Я спрашиваю вас: достойна ли вампиров такая жизнь? Нет, и еще раз нет. Вы опустились на самое дно. Лучше уж умереть, чем жить так, как живете вы. Судьба не зря привела меня к вам. Я помогу вам вырваться из трясины, засосавшей вас.
Однажды мне пришлось солгать вам. Испытывая глубочайшее отвращение к вашему пойлу — думаю, не заметить этого вы просто не могли, — я дома выливаю его в раковину — ни на что оно все равно не годится. Я-то уж всегда сумею достать себе кое-что получше. Я же прячусь от людей, как вы. Пусть люди меня боятся, как ведется исстари. Итак, я уже сказала вам, что источник моей красоты и здоровья — свежая кровь. Но это еще не все. Вы сами знаете, как трудно нам сегодня подобраться к человеку. Мой путь к жертве тернист и опасен, и вся моя жизнь — цепь головокружительных приключений, закаляющих тело, укрепляющих дух.
О, как вы обедняете себя, добровольно отказываясь от несравненного, пьянящего чувства власти над спящими, ничего не подозревающими людьми. Под покровом ночи я ощущаю себя всемогущей, я — божество для этих ничтожных людишек, с которыми поступаю как мне заблагорассудится. А вы, подумать только, влачите постыдное, никчемное существование, которое я, познавшая вкус настоящей жизни, называю прозябанием. Может быть, суровая нужда толкает вас на эго? Нет и еще раз нет! Природа наделила вас умением добывать себе хлеб насущный. Я не нахожу оправдания вашей трусости и лени.
Знайте же, я пришла сюда, чтобы разжечь в ваших душах угасшее пламя гордости за наше древнее и славное прошлое, чтобы пробудить вас от спячки. Пусть вспыхнет факел свободы и озарит вам путь из душной кельи в новую, вольную жизнь, достойную настоящих вампиров. Понимаю, для многих из вас такой путь не по силам, и потому хочу помочь вам, привыкшим отхлебывать холодную жидкость из стеклянной колбы и не знающим, какую бурю чувств вызывает одно прикосновение к теплой человеческой коже. Мне кажется, я нашла выход, но об этом чуть позже.
А знаете ли вы что-нибудь о сладчайшем поцелуе смерти? Задумывались ли вы над тем, почему люди так обожают целоваться? Да они и сами не подозревают, что их поцелуи — жалкое подобие наших ласк, смутное воспоминание о ночном поцелуе вампира.
О, этот поцелуй! Легкой тенью ты подкрадываешься к спящему, боясь встревожить его случайным шорохом еще до того, как твои губы прильнут к его устам. Но вот я приникаю к своей жертве — теперь сопротивление бесполезно. Человек сам прижмется ко мне, трепеща от желания. Моя жажда вошла в него. Нет более изысканного наслаждения, чем улыбка удовлетворения на лице спящего.
