Монолог в жизни, обращенный не к самому себе, не прочитанный в комнате без посторонних глаз, а обращенный к другому человеку – драгоценная редкость, немыслимая роскошь. Готовы ли мы слушать сейчас этот монолог? Имеет ли человек, произносящий его, забирающий у нас время, на это право?

Важно помнить, что это все лишь напутствие перед дорогой. Все ответы на вопросы будут чуть позже, они в пути.

Вера Бабичева (Вера – для своих). Заслуженная артистка России и Армении.

Текст печатается в минимальной редакции.

«…Особые люди… Особые люди в моей жизни, в жизни моих учеников, которые вместе со мной играют в этом спектакле, особые люди в этом мире, который чем дальше, тем сложнее справляется с тем количеством детей, которые рождаются с этим… я не могу сказать «диагнозом». С этим состоянием души, с состоянием, в котором их привели в этот мир. Ведь это… Не хочу говорить слово «болезнь». Это просто другое ощущение мира и себя в этом мире. Мы совсем не знаем, что они видят и как они к этому относятся. У них свой мир, свое видение – это понятно.

Наш спектакль… Я все-таки начну с того, как все возникло. Катя Дубакина и Артемий Николаев поехали в лагерь для детей с особенностями развития. Почему это вдруг произошло? Случайное знакомство, случайные люди, случайные мысли о том, какой спектакль ставить дальше. Когда возникла мысль о новом названии для ТОМа (Творческое объединение мастерских С. Голомазова), была некоторая растерянность. Должно было что-то стукнуть сверху. Вот оно и стукнуло.

Катя и Артемий вернулись из лагеря, и одно из самых сильных их потрясений были не дети, а родители, которые первыми узнают о диагнозе. Дети ведь этого пока не знают, это все возникает не сразу, через года два, у всех по-разному.

Родители проходят все стадии. Сначала им говорят: у вашего ребенка аутизм. А потом следует отрицание, гнев, депрессия, принятие. Многие отказываются от таких детей. В нашем спектакле тоже есть эта тема.

Родители начинают более подробно узнавать обо всем этом. Часто доктора сами не всегда могут понять с точностью, что происходит с ребенком. Аутизм – это состояние духа, некоего пребывания в ином мире. Это нужно представить. Ребенок видит каждую вашу ресничку, каждый волосок на бровях, а мир вокруг шумит, кричит. Почему они закрывают ушки и глазки? Они не могут связать воедино весь этот хаос вокруг. Ведь мы тоже не можем это сделать. А для них это нарушение чего-то. Видишь, я все время говорю «чего-то». Потому что ни в одном форуме в сети, ни в одной книжке, ни в одной беседе с врачами я не услышала конкретно, что же это такое. Кому-то советуют изменить питание, и вдруг происходят чудеса. Я не буду в это внедряться, мы сейчас говорим с тобой не о способах лечения, а о людях, о взрослых людях, которые девять месяцев ждали ребенка. Некоторые боролись за его рождение. И вдруг. Это все непросто…

Потом возник драматург Игнашов. Он написал пьесу, тоже горел темой. Шли репетиции. Я не была занята в этом спектакле. Показали черновой вариант. Он был очень сентиментальным, бытовым, в нем все замечательно играли. Но стало понятно, что говорить об этой теме надо как-то иначе, не через быт. И тут режиссер С. Голомазов остановил репетиционный процесс. Я тоже видела тот первый показ. Я понимала, что ребята куда-то заглянули, в пропасть. Эта пропасть, наверняка, может быть и прекрасна. Вдруг на самом ее дне бегут чистые ключи, может быть, туда даже время от времени заглядывает солнце, но мы в ней ничего не увидели. Тогда все взяли паузу. Сергей Анатольевич поехал в Центр Лечебной Педагогики, провел там два дня, а потом молчал еще неделю после этого.

Он придумал, что в спектакле должны быть три детских персонажа. Их играли взрослые актеры, наши студенты – Сергей Кизас, Полина Некрасова и Егор Барановский. Это были прекрасные актерские работы.

Если твоя душа функционирует правильно, ты в состоянии помочь этому ребенку и этому миру. Есть у братьев Стругацких замечательная повесть «Дикие лебеди». Когда я вошла в спектакль, я часто вспоминала о ней, перечитывала. Она о детях, которые не захотели жить в нашем с вами мире и ушли в свой собственный мир. Наш мир, который никак не может остановиться, опомниться… а эти дети, они приходят, чтобы нас остановить… чтобы мы попробовали понять, что они нам хотят сказать.

Записалось ли все, что я тебе наговорила? Напиши мне.

…Персонаж, которого я играю, сотрудник фонда, она существует в реальной жизни. Это нам рассказал Игнашов. По слухам, она была на спектакле, приезжала в Москву. Она не подходила к нам, нет. Я только знаю, что ей было горько. И она даже спросила: я правда такая? Она занималась передачей детей в приемные семьи за границу, и в ее же семье родился внук с особенностями развития. У него был синдром Дауна. Мы ведь в спектакле не только говорим об аутистах. Катя Дубакина играет маму ребенка с ДЦП.

Мы пытаемся исследовать, понять, очутиться в ситуации, когда…

…что я буду делать, если мне это вдруг скажут… Мы с самого начала играли в своих костюмах. В этом спектакле нет оформления. Только синие кубы и маленькие кубики. То ли это маленькие дети, там так много кубиков… у них: раз, два, три, четыре, пять, шесть… у них шесть стенок, они в них как будто замурованы. Ты помнишь их? Синий – цвет аутизма. И 2 апреля каждого года – Международный день информации о детях с особенностями развития. Россия подключилась к этому как обычно позже.

…Да, это 24 на 7. Ты выгораешь, теряешь веру, пишешь в интернете: помогите, кто это проходил? Ищешь поддержки.

Я состою во многих закрытых группах, меня туда пустили. Я читаю комментарии людей, которые справились, которые не справились. Наш спектакль – единственный, который говорит о родителях, конкретно о них. Что ты способен сделать для этого мира? Такие дети приходят к нам не случайно. У Господа не бывает программных ошибок – говорю я в своем монологе. Эти дети приходят научить нас безусловной любви. Без амбиций, без условий. Они любят просто, глядя нам в глаза. И это чудо, я убеждена, что это чудо, которое пришло на землю. И та геометрическая прогрессия, которая наблюдается в рождении этих детей, на самом деле устрашающая. Кто-то говорит, что причина в вакцинации, экологии, генетике, кто-то говорит еще что-то…

Я сейчас отвечу на звонок. И продолжу.

…Аутизм – это способ существования, другой взгляд на жизнь. И мы его не знаем. Это люди из другого мира. Кто-то говорит, нет, нет, они больные. У них лишняя хромосома, и, может быть, эта лишняя хромосома – их преимущество в этом мире. Кто знает? Они умеют любить, они ждут любви. Аутизм не лечится… Может быть, это никакое не нарушение, может быть, это мы все – нарушение.

Когда мы делали этот спектакль, мы плакали, ссорились, дико боялись, что нас упрекнут в спекулятивности, особенно нервничали, когда к нам пришли люди из Центра лечебной педагогики. Они сказали нам после просмотра, что мы честны. У нас не было спонсора, мы зарабатывали на спектакль сами, переводили какие-то деньги в Центр лечебной педагогики.

Потом на нас посыпались предложения о гастролях. Сначала мы поехали в Екатеринбург. Там есть объединение, которое создала Татьяна Флеганова – мама особого мальчика. Ее ребенок сейчас уже юноша. Ее фонд называется так же, как и спектакль. Она и взяла на себя организацию первых гастролей. Мы сыграли при полном зале на 700 мест. Оказалось, что спектакль звучит и на большой сцене, даже сильнее, чем на камерной. У нас было 18 гастролей. Челябинск, Озерск, Тула, Иваново, Воронеж, Германия, Латвия, Абхазия… В Фейсбуке есть группа «Особые люди. Благотворительный спектакль». Я не знаю, есть ли там. Мы даже летали в Хабаровск. Я вспомнила! В твоем городе Екатеринбурге мы были аж два раза.

Этот спектакль сделал нас лучше и актерски, и человечески. Сергей Голомазов просил, чтобы мы ничего не играли. Это были мы, которые примерили на себя чужие судьбы. А у многих актеров даже не было детей.