Я подумал, что ей повезло не только с хорошим обменом веществ. Сообразительность, очаровательное лицо, высокая изящная фигура: в ней не было ничего заурядного.

В основном за столиками вокруг нас сидело по два-четыре человека, которые негромко разговаривали между собой. Львиную долю шума производила большая компания, разместившаяся у дальней стены.

— Они все время смотрят сюда, — сказала Джосси. — Вы их знаете?

— Похоже, спиной к нам сидит Хворостина Элрой.

— Неужели? Празднует свою победу?

Хворостина Элрой, прозванный так за необычайно тощие ноги, старательно избегал меня в раздевалке в Таустере и, наверное, совершенно расстроился, обнаружив, что я обедаю в его местном пабе. Он был моим клиентом из числа жокеев, но останется ли он им и дальше, вызывало сомнения. В настоящий момент он не особенно меня жаловал.

Однако источником шума был не он, а хозяин вечеринки, суровый с виду человек, от природы обладавший громким голосом.

— Перестаньте их гипнотизировать, — сказал я Джосси.

Большие глаза уставились на меня поверх бифштекса с салатом.

— Страусиная позиция? — полюбопытствовала она.

Я кивнул.

— Если мы спрячем, головы в песок, возможно, буря нас минует.

Но буря, по-видимому, только набирала силу. Слова типа «ублюдок» слышались все громче сквозь общий гул, и многие посторонние посетители начали проявлять интерес.

— Неприятность, — сообщила Джосси без заметного сожаления, — встала на ноги и двигается в нашу сторону.

— Черт.

Она усмехнулась:

— Трусишка.

Неприятность приблизилась нетвердыми шагами подвыпившего человека.

Под пятьдесят, определил я. Рост около пяти футов восьми дюймов, короткие темные волосы, раскрасневшееся лицо и воинственный взгляд. Он был настроен решительно и полностью проигнорировал Джосси.

— Мой сын говорит, ты и есть тот самый ублюдок Рональд Бриттен. Помимо того, что он орал, у него еще слегка заплетался язык.

Не обратить на него внимание значило напроситься на драку. Я положил на стол нож и вилку и откинулся на спинку стула. Я сделал вид, будто он задал мне вежливый вопрос.

— Хворостина Элрой ваш сын?

— Верно, черт побери, — сказал он.

— Он красиво выиграл сегодня, — заметил я. — Здорово.

Секунды на две Элрой-старший лишился дара речи.

— На черта ему сдалось твое «здорово».

Не ответив, я спокойно ждал. Элрой-старший нагнулся, дохнул винным перегаром, и нацелился мне в лицо указательным пальцем.

— Не трогай моего сына, ясно? Он никому ничего плохого не делает. Он не хочет, чтобы какой-то ублюдок, вроде тебя, доносил на него проклятой налоговой ищейке. Иуда, вот ты кто. Делаешь свои делишки у него за спиной.

Стукач, вот ты кто.

— Я не сообщал о нем.

— Не выйдет. — Он с угрозой затряс пальцем. — На тебя с твоим проклятым инспектором он тратит сотни, не так ли? Таких, как ты ублюдков, надо сажать в тюрьму. Это пойдет тебе на пользу.

Из-за плеча Элроя возник невозмутимый метрдотель.

— Простите, сэр, — начал он. Элрой набросился на него, как разъяренный бык.

— Двигай отсюда. Мне плевать, кто ты такой. Двигай. У меня есть собственное мнение, и когда я его выскажу, я сяду, ясно? Не раньше.

Метрдотель малодушно ретировался, и Элрой вернулся к своему основному объекту. Джосси не сводила с него осуждающего взгляда, но это не изменило его намерений.

— Я слышал, кто-то недавно продержал тебя под замком около десяти дней, а ты выбрался. Чертовски жаль. Ты заслуживаешь, чтобы тебя упрятали, ей-Богу. Ублюдок, вроде тебя. Кто бы тебя ни запер, хорошо придумал.

Я ничего не ответил. Элрой развернулся в пол-оборота, но он отнюдь не закончил. Просто обратился к более широкой аудитории.

— Знаете, что этот ублюдок сделал моему сыну?

Аудитория старательно отводила взгляд с чисто британским смущением, но, независимо от собственного желания, они получили ясный ответ.

— Льстивый, угодливый ублюдок пополз на брюхе к налоговому инспектору и донес ему, что у моего сына есть денежки, с которых он не заплатил налогов.

— Я этого не делал, — сказал я Джосси.

Элрой круто повернулся ко мне и ткнул в меня пальцем:

— Лжец проклятый. Для ублюдков, вроде тебя, и тюрьма слишком хороша.

Появился управляющий, за ним маячил метрдотель.

— Мистер Элрой, — любезно обратился управляющий. — Бутылка превосходного вина для ваших гостей, поздравление администрации. — Он поманил пальцем метрдотеля, который проворно подал бутылку кларета. Управляюший был молод, одет с иголочки и напомнил мне Вивиена Иверсона. Его елей неожиданно сотворил чудо, умаслив бурю, которая пошла на убыль, выдав напоследок еще несколько «ублюдков», и возвратилась к своему столу, бормоча себе под нос.

Люди за другими столиками украдкой следили за развитием событий, прикрываясь оживленной беседой, а тем временем метрдотель откупорил бутылку для Элроя и налил ему щедрую порцию. Управляющий непринужденно продрейфовал назад к нашему столику.

— Ваш обед пойдет за счет заведения, сэр. — Он тактично помолчал.

— Мистер Элрой — ценный посетитель. — Он едва заметно поклонился и медленно удалился, не дожидаясь ответа.

— Какой бесчувственный, — возмутилась Джосси, готовая взорваться.

— Какой профессионал.

Она уставилась на меня.

— И часто вы спокойно сидите и позволяете обзывать себя ублюдком?

— Раз в неделю и два раза в день по воскресеньям.

— Бесхребетный.

— Если бы я встал и поколотил его, наши бифштексы остыли бы.

— Мой и так остыл.

— Возьмите другой, — предложил я. Я принялся за еду, начав с того, на чем остановился, и через пару секунд Джосси последовала моему примеру.

— Объясните, — потребовала она. — Я сгораю от нетерпения. Из-за чего весь сыр-бор? — Она окинула взглядом ресторан. — Вы стали теперь главной темой разговоров, и общественное мнение склоняется не в вашу пользу.

— Как правило, — сказал я, подцепив вилкой салат-латук, — клиентам не стоит рассчитывать, что их бухгалтер поможет им нарушить закон.

— Хворостина?

— И бухгалтеры, к сожалению, не вправе обсуждать дела своих клиентов.

— Вы серьезно?

Я вздохнул.

— Клиент, который хочет, чтобы бухгалтер посмотрел сквозь пальцы на его попытку уклониться от уплаты налога с очень солидной суммы, навряд ли запрыгает от счастья, когда бухгалтер откажется это сделать.

— М-м. — Джосси энергично жевала. — Теперь понимаю.

— И бухгалтер, — продолжал я, — который советует своему клиенту указать в декларации всю сумму и заплатить налог, иначе противные финансовые инспектора наверняка выявят сокрытый доход и клиенту придется заплатить штраф вдобавок к налогу, и со всех точек зрения он кончит очень плохо, так как получит по шее не только за это конкретное нарушение, но и в дальнейшем каждую его налоговую Декларацию будут изучать под микроскопом, и его вечно будут трясти из-за каждого пенни, и инспектора будут обшаривать все щели в его доме в два часа ночи... — я перевел дыхание, — такой бухгалтер может не пользоваться популярностью.

— Неразумно.

— И бухгалтер, который отказывается нарушить закон и говорит, что, если его клиент настаивает на этом, пусть решает свои проблемы где-нибудь в другом месте, такого бухгалтера вполне могут назвать ублюдком.

Она доела бифштекс и отложила нож и вилку.

— А этот гипотетический бухгалтер доносит налоговому инспектору?

Я улыбнулся.

— Если данный клиент больше не является его клиентом, бухгалтер понятия не имеет, уклоняется бывший клиент от налогов или нет. Так что нет, он не доносит. — Следовательно, Элрой все понял не правильно.

— Э... — сказал я, — именно он придумал систему, благодаря которой Хворостина добывал деньги. Вот почему Элрой-старший так разъярен. А мне не следовало вам все это рассказывать.

— Вас теперь обезглавят, или повесят, или что?

— Вознесут до небес. — Я отпил глоток вина. — Просто поразительно, как много людей пытаются заставить своих бухгалтеров помочь им смошенничать с налогами. Я считаю, если кому-то взбрело в голову мошенничать, последний человек, кому об этом следует рассказывать, — его бухгалтер.