Владимир Беленко
Нас погубят наши дети
Предисловие от автора
Привет, тот самый, решившийся ознакомиться с этой работой. Хочу заранее поблагодарить тебя за терпение и твой вклад как читателя. Это моя первая полноценная работа, хоть с драматургией у меня нет проблем, я всё равно страдаю от невероятной скудности в своих текстах и временами от до нельзя глупых ошибок. Поэтому я желаю тебе терпения, усидчивости и, самое главное, внимательности, чтобы уловить все сюжетные перипетии, задуманные мной.
Я не хочу дальнейшим текстом кого-то оскорбить, обидеть или, тем более, саботировать. Это просто история, возникшая в моей больной голове, история, которую я захотел вам рассказать, чтобы каждый подчеркнул из неё что-то для себя. И так как данная история для некоторых людей будет очень трудна, я напомню вам: курение убивает, алкоголь убивает, и радикальность убивает. Но я со всей искренностью разрешаю вам, за прочтением этой работы, курить, выпивать и принимать любую теорию из этой книги для себя за незыблемую истину.
Жаркие будни
Детство Виктора было как у всех: тихая, ничем не выделяющаяся юность. После развода родителей он потерял брата, который был для него главным другом. После этого его нелюдимость и замкнутость только нарастали, постепенно приходили личностные качества, которые в обществе принято называть заболеваниями. В маленькой несмышлёной голове была долька надежды на то, что мама привезёт его брата хотя бы на денёк, и они с Антоном снова встретятся. Каждый день в безрезультатном ожидании наслаивался на другой, и Виктор, постепенно зачерствев разумом и духом, окончательно забыл о брате. Столь быстрым изменениям помогали и регулярные избиения со стороны отца.
Он громко общался сам с собой, хлопал дверью, рыдал без причины. Впрочем, его отцу не требовался повод для того, чтобы выбить душу из ребёнка; побои прекращались только тогда, когда Виктор почти прекращал дышать. Он любил жизнь: каждый удар, он хватался ртом за воздух. Каждый раз, стоя над пьяной тушей, он сдерживал зверя, готового разорвать своего обидчика на клочья; он сдерживал монстра, готового окропить кровью своё тело и тело своей жертвы. Он держался каждый день так, как смог бы держаться не каждый взрослый.
Свет его души был маленьким черно-белым рябящим телевизором, и пусть он из-за тысячи поломок больше не работал, чем работал, всё равно его свет в темноте дарил каплю надежды. Фильмы, мультфильмы и, конечно, его любимая передача «Новости» – как ведущий, будто выплясывая, прыгал из стороны в сторону, с прекрасной улыбкой и непревзойдённой мимикой. Отсутствие звука в телевизоре нисколько не мешало Виктору: он сам был звуком, додумывая, что мог бы говорить. Выплясывая, этот артист он тихо проговаривал под нос: «Знаете, друзья, каждый раз удивляюсь воле нашего правителя: сколько его ни гни, сколько ни ломай, а всё равно он дойдёт до своей цели. Сквозь самые высокие заборы в мире он перепрыгнет, и не увидев ожидаемого, он, не унывая, пойдёт дальше, прогибая под себя горы, реки, леса и даже небеса… Он способен на всё, так чем же ты хуже?»
И вот шёпот разбудил отца, который со всего маху отправил в полёт стеклянную бутылку, жутко вопя в сторону ребёнка. Стеклянная бутылка не треснула, как и детский череп.
1
В юношестве Виктор хватался за любую возможность достичь своей цели – стать телеведущим. Первое время, еще не в состоянии официально работать, он занимался раздачей листовок, откладывая деньги на микрофон и пудру для грима, которую он нелепо наносил на себя, становясь похожим более на мима, чем на телезвезду. Но, без остановок идя к цели, он всё-таки добился небольшого успеха в своих начинаниях: его пригласили на подростковые новости, где самые умелые ребята показывали свои ораторские навыки. Виктор выделялся среди них активной мимикой и чересчур счастливым видом на фоне серого мира; в его движениях был лучик безумной надежды. Он пробивался через мрачность мира благодаря своей белоснежной улыбке и искренне счастливым глазам.
Шаг за шагом он достигал немыслимых успехов. Неизвестно, был ли это рост от неблагоприятной среды, в которой он рос, или от отсутствия друзей, отвлекающих на ненужные вещи, – для себя он давно решил, что такие успехи ему даются от упорства и дисциплины; впрочем, отчасти он прав. Перескакивая от работы к работе, на тридцатый год он дорос до телеведущего федерального канала, на котором из-за той же мимики и счастливой улыбки ему удалось стать невероятно популярным. Для кого-то он даже стал идолом: любой сальный мужик или сонная дама, приходя домой и включая телевизор, хватались за речи Виктора как за источник счастья и непоколебимой истины. В конце концов Виктор был невероятным источником харизмы, излучаемой во все стороны; блеск, кивок в сторону – и вот через камеру он заглядывает вам в глаза, оголяя все зубы, зачитывает речь, то и дело резко раскрывая глаза, подчеркивая свою славу. Также в дело шли кивки, броски всех пальцев в камеру и, конечно, его фирменное закатывание глаз, после которого он опускал взгляд на зрителя и говорил: «Люблю вас, до следующей пятницы! Хороших выходных».
2
Телеканал “Фаворит11” был для Виктора не только местом работы, но и неким убежищем от внешнего мира, зачастую жестокого к нему. Коллеги относились к нему как к обычному парню, не вешая на него звездную корону; впрочем, он и сам звездой себя не считал и почти не пользовался своим статусом второго лица страны после правителя.
Когда камера затухала, вместе с ней затухала и харизма Виктора: вне объектива его мимика превращалась в безразличную физиономию, а словарный запас сокращался до "Ага" и "Возможно".
Ещё мокрый асфальт после холодного дождя разогревался и испарял воду; от этого в воздухе стояла обжигающая духота, хотя солнце было закрыто облаками. Виктор, безуспешно пытаясь ухватиться за холодный воздух, едва дышал. Свернув с тротуара, Виктор завернул в небольшой лесок, выбиваясь своим строгим пиджаком и компактным чемоданом из природной красоты леса. Лес был небольшим, и для многих бродяг он предоставлял возможность сократить невероятно длинный путь от окраины города к ближайшему селу, в котором стоял дом Виктора.
Бетонный ухоженный дом с двумя этажами был окружён ветхими загнивающими домами. Грязные тропинки, усеянные бытовым мусором, переходили в длинную бетонную полосу, разделяющую деревню пополам. Эта полоса была жестом доброй воли губернатора, который, по его словам, должен был облегчить жизнь села в сотни раз. Вряд ли эта дорога была нужна жителям, так как у никого в селе не было машины, а лошади давно были изъяты у каждого гражданина по причине недавней эпидемии конского гриппа.
Виктор подошёл к своему дому и окинул взглядом камеру на противоположной стороне дороги, которая торчала из столба и смотрела прямо на входную дверь. Её поставили полицейские в качестве сдерживающего фактора: несмотря на тихий нрав Виктора, в один из периодов своей жизни он взбунтовался против самого себя и в свободное время сочинял протестантские лозунги, а иногда даже организовывал митинги. От юношеских ошибок он страдает до сих пор: вечные обыски, порицание, страх, что прошлое всплывёт на телевидение, и эта проклятая камера – как глаза Бога, заглядывающие в душу.
Каждый день, оглядываясь на камеру, у Виктора появлялось невероятное желание пойти к ней, вырвать из земли и закопать в лесу, чтобы некогда больше с ней не встречаться. Но будучи разумным человеком, он понимал, что как только он подойдет к ней на расстояние одного шага, к его дому отправится отряд, который выбьет из него последние силы, а затем закроет в карцер. Не пару недель, пару недель – это много, это целых два эфира, которые пропускают Виктору недопустимо. Он отворачивается, открывает дверь и делает шаг за порог.