Все это время Саволайнен осознавал, что поступает бесчестно, и страшно тяготился своим положением. Он понимал, что должен рассказать Нестерову, как отыскал Марию в конце войны и помог выехать из Германии. Должен сообщить, что она жива. Но страх, который Матиас испытывал при мысли, что может потерять эту женщину, буквально парализовал его волю. Уже понимая, что Нестеров сейчас уйдет и другого шанса открыть правду не будет, Саволайнен решительно повернулся к нему.

— Алексей, я хотел тебе сказать…

Но Нестеров озабоченно взглянул на часы.

— Прости, Матиас, спешу! Автобус отходит в пять. Завтра придешь на стрелковые состязания? Мы выступаем в Мальми.

Пружинистой спортивной походкой Нестеров удалялся по набережной. Саволайнен смотрел ему вслед и думал: «Так лучше. Пусть они оба ничего не знают».

Три большие белые птицы поднялись над водой и полетели в сторону заповедника.

* * *

Снова лил дождь, начинались сумерки. Шилле в рыбачьем брезентовом плаще, в резиновых сапогах, сунув руки в карманы, шагал по берегу пруда. У Мезенцевой мгновенно промокли туфли, зонт сломался и обвис.

— Охота вам гулять в такую омерзительную погоду? Меня ждет такси. Деньги  при вас?

— Кто ваш агент? Где назначена встреча? — снова спрашивал Шилле с дотошностью, наводящей скуку. — Я должен отчитаться в центр. Я отвечаю за расходование средств.

Порыв ветра пробирал до костей, Мезенцева поежилась в своей легкой накидке — она выходила из дома, не имея намерения разгуливать под дождем.

— Шут с вами, я скажу. Завтра, в четыре часа, у нас назначена личная встреча на стадионе в Мальми. Никаких паролей и посредников. Я получу документы сама, в женском туалете…

— Курьер — женщина? — Шилле резко повернул голову. — Спортсменка?

 Глафира почувствовала злость.

— Шилле, какого черта вы устраивает мне допрос? Где деньги?

Он пожал плечами.

— Глупо гулять по парку, набив карманы долларами, мадам Мезенцева. Деньги в машине. Там, у бокового входа.

— Так идемте!

Дождь усилился, но за деревьями показались огни ресторана, послышалась музыка. В зале танцевали — тени кружащихся пар виднелись сквозь стекла, залитые дождем.

— Дьявол, неужели наконец все закончится? — пробормотала Глафира. — Париж!.. Так хочется еще пожить! По утрам пить кофе на террасе с видом на Сену, завести себе любовника — араба или африканца… У вас есть любовник, Шилле? Ведь вы, кажется, не по женской части…

Мезенцева не успела договорить — ее ударили сзади по голове чем-то тяжелым. Парик смягчил удар, с ловкостью кошки она отскочила, и, увидев Кравеца с монтировкой в руке, мгновенно оценила опасность и бросилась бежать в сторону ресторана с криком:

— На помощь! Помогите!

Страх придал ей сил. Глафира стремилась под электрический свет, к ресторану, но завидев Шилле, который бросился ей наперерез, вынуждена была свернуть на боковую дорожку. Она попала в западню. Каблуки тут же увязли в глине, она поскользнулась на мокрых листьях, упала, и Кравец настиг ее, зажал рот и своими огромными ручищами умело свернул ей шею.

Пока тело содрогалось в агонии, из темноты появился Шилле. Он поддел носком ноги и поднял сумочку убитой, вытряхнул в карман своего плаща содержимое — деньги, документы, ключи.

Затем Шилле и Кравец привычно взяли труп за ноги и за руки и, раскачав, сбросили в озеро.

Все дело заняло не больше минуты. Силуэты мужчин и женщин все так же двигались в танце на веранде ресторана, звучал саксофон. Дождь усиливался.  Одежда Мезенцевой, пузырясь, набирала воду, и труп, образуя черную воронку, погружался на дно.

Глава 6. ДАМА ИЗ БАШНИ 

— Вы не имеете права снимать спортсмена с соревнований! Он же все объяснил! Хватит уже везде искать шпионов… Богом прошу!

Пожилой тренер Шимко, покрывшись краской от усилия, то и дело проводил пальцем под тугим воротом рубашки, где скапливался пот. В небольшой комнатке без окон, выделенной советским тренерам, было жарко, душно, но Бовин не давал открыть двери — а вдруг до чужих ушей дойдет их важный, политической значимости разговор?

— Бога нет! А есть — нарушение дисциплины! Побег с мероприятия! Ладно Саксонов… филуменист! А ваш Нестеров где шатался два часа? С кем встречался?  Что у него на уме?

Нестеров стоял у стеллажа с журналами, косился на корешки. Все на финском, и в основном про спорт.

— Да сказал же он: гулял, покупал жене выкройки. Оставьте вы парня в покое! — Степан Касьянович умоляюще сложил руки. — Миленькие, у вас свое начальство, у меня свое. С вас требуют шпионов, а с меня — медалей! Дайте выступить спортсмену, а потом забирайте куда хотите!..

— Что значит — куда хотите? Вы на что намекаете?

Шимко сообразил, что ляпнул лишнее и придется снова извиняться, но тут открылась дверь и в комнату зашел Серов.

— Что у вас происходит?

— Снимаем Нестерова с соревнований, — категорично заявил инструктор Бовин. — За самовольную отлучку и нарушение дисциплины.

Серов молча взял из рук Бовина бумаги, перелистал, нашел разрешение Нестерова на участие в соревнованиях. Достал из кармана перо и сделал росчерк.

— Товарищ Нестеров допущен к соревнованиям. Он отлучался в город по моей просьбе. — Серов обратился к Нестерову. — Почему вы не сообщили, Алексей Петрович?

Нестеров вздохнул.

— Да как-то не догадался…

Тренер всплеснул руками.

— Ну слава тебе, Господи!

Бовин напоследок сорвал на нем злость.

— Снова про бога?! У вас что там в команде, религиозная секта?

 Шимко потянул Нестерова за рукав, открыл дверь.

— Пойдем, Алексей. А то еще каких-нибудь грехов навешают… Подготовиться спортсмену не дают!

— Степан Касьянович, я буквально на два слова с Алексеем, — попросил Серов. — И вы, товарищ Бовин, можете идти.

Оставшись вдвоем с комиссаром, Нестеров виновато поежился.

— Как-то глупо получилось… Думал, Бовин в курсе, а тут такая ерунда.

Серов прикрыл дверь. Поправил очки.

— Алексей Петрович, хочу сообщить, что в Москве арестован шпион, который похищал сведения о наших важных военных разработках. Благодаря вам удалось вскрыть эту цепочку. Я буду ходатайствовать о представлении вас к государственной награде.

Алексей глубоко вдохнул, чувствуя нехватку кислорода, — и правда, надо бы проветрить помещение. Небось, шведам и финнам дали комнаты с окнами, а советских можно и в угол запихнуть.

— Значит, спичечный коробок?

Серов кивнул.

— Да. Шпион сознался, что пошел на преступление под влиянием любовницы. Вместе они планировали бежать из СССР.

— Значит, женщина, — Нестеров огорченно покачал головой. — Неужели это Маша Гороховская?

— Нет, — Серов выдержал многозначительную паузу. — Мы выяснили, что у нашей «дамы с крысами», Глафиры Платоновны Мезенцевой, в Петрограде оставалась младшая сестра, Евдокия. Она поменяла фамилию, поступила в медицинский техникум… Стала врачом.

— Евдокия Платоновна? Докторша?!

— Да.

Нестеров попытался уложить в голове услышанное.

— Значит, коробок… микрофильмы… Ну, хорошо. А как же Шилле? Вы докладывали о нем? Он ведь как-то связан с этим делом?

Серов помолчал.

— Пока мы ничего не сможем предпринять. Сайрус Крамп имеет дипломатический иммунитет. Нужно еще доказать, что он и Шилле — одно лицо. Или поймать его на передаче агентурных сведений… Но я обещаю, мы не оставим это дело. Отправим запрос в международные организации…

Нестеров пристально посмотрел на Серова.

— Понятно. Я могу идти?

Павел Андреевич со вздохом пожал плечами.

* * *

Примерно в то же время Мария Саволайнен в своем ателье обсуждала с продавщицей Айно новый заказ на ткани. Ее десятилетний сын с русским именем Алексей, или по-фински Алекси, сидел у стеклянной витрины и смотрел, как на бульваре дети играют с большой белой, по виду доброй собакой. Девочки обнимали, тискали пса, и он покорно давал садиться на себя верхом, но научить его скакать, как лошадь, у детей пока не получалось.