На этот раз помрачнел стражник.

— Старый Кивод уже лет пять как в болото ушёл. Симар его лично упаковывал. Теперь вместо него Венак, и Яца к нему ушла, что ей хомяки?

— Родители? — с затаённой опаской спросил Огль.

— Живы, и даже… впрочем сам узнаешь.

Огль выдохнул. Сотр замолчали думая о своём.

— Так сколько с нас? — наконец разорвал молчание Огль.

— Со своих не берём, так что два зуба. С твоего ученика, и… последователя.

— Так достал? — непонятно спросил Огль.

— Не представляешь как.

Огль подошёл к Утёсу, порылся в сумке и достал зелье.

— Держи, — вложил он глиняный пузырёк в руку стражника.

— Да ты что! Сколько он стоит?!

— Я от самого великого леса его вёз, там ему гнутый зуб цена, так что не обижай.

Стражник посмотрел на Огля, потом на бутылку, и бережно прижал к груди.

— Сыну отдам. Мне уже поздно, а ему в самый раз.

— Сыну?

— Ага, — улыбнулся мужик, — скоро одиннадцать лет как Вака родила, а дочке семь.

— Хвостик?

— Этот хвостик через год как ты уехал так расцвёл, — Сотр попробовал одной левой изобразить пышные женские формы, правая крепко прижимала зелье к груди, — И вообще, она лучшая жена лучшего стражника лучшего города. Так что никакой она не Хвостик.

— Понял, если смогу — в гости зайду. Ты в родительском доме?

— Куда ты денешься, не придёшь сам — силком приведу. И про этот приёмчик низовский не забудь.

Стражник отошёл в сторону давая нам провести лошадей, и прижимая зелье к груди. Огль достал ещё одно, и проходя мимо, сунул во вторую руку счастливому стражнику.

— Для дочки, — шепнул он, и повёл нас вперёд.

Я молча пристроился рядом. Огль шёл вертя головой во все стороны. В какой-то момент он остановился, и решительно свернул в сторону. За поворотом, на взгорке оказалась таверна. Оставив коней у коновязи, мы зашли внутрь. Китаф порывался что-то сказать, но я его остановил видя, что другу нужно помолчать. В таверне, которая называлась «На вершине». Заказав местных бобовых с мясом, естественно хомячьим, Огль сидел и внимательно вслушивался в разговоры. Был обед и тут было многоместных. С разных иногда раздавались взрывы смеха, где-то тихо переговаривались. Нам принесли еду. Огли положил в рот пару ложек, откусил хлеб, и замер. Выражение лица его не поменялось, но из глаз потекли слёзы. Китаф снова хотел что-то сказать, но я снова его остановил. Я понюхал свой кусок, откусил, и ничего не понял. Ну вкусный, мягкий. За последние месяцы я столько разного хлеба перепробовал, что не отличу один от другого. Медленно прожевав первый кусок, Огль аккуратно продолжил есть. При этом слёзы периодически падали в тарелку. Он доел свою порцию, подозвал паренька, который тут был в роли официанта, и спросил где они берут хлеб. Тот странно посмотрел на Огля, и объяснил как пройти к булочнику. Видно было что объяснения он не слушал, а просто кивал. Мы вышли, спугнули стайку ребятни от наших коней, и пошли в указанном направлении. Через минут десять неспешного шага, по узкой улице мы поднялись до магазинчика, с вывеской в виде калача. Огль остановился, и с удивлением посмотрел на ещё одну вывеску слева от дверей. Там был нарисован меч, перечёркнутый большим чёрным крестом. По выцветшей краске было видно, что вывеска тут уже давно. Из лавки вышла молодая девушка с корзинкой, прикрытой чистой тряпицей. Чуть не наткнувшись на нас, она остановилась. Удивлённо посмотрела на Огля, потом скептически осмотрела с ног до головы каждого из нас, и выдала.

— Если хотите хоть что-то купить у Секи, вам придётся все ваши ковырялки оставить снаружи. Ему отец запретил торговать с теми у кого оружие. Даже ножны.

Она протиснулась между нами, и гордо пошагала вверх по улице. Я засмотрелся на виляющие ягодицы, прикрытые просторной юбкой со складками простого платья. Метров через двадцать она обернулась, застала меня за этим занятием и улыбнулась, после чего стала идти медленнее и… выразительнее. От зрелища меня отвлёк странный звук. Я оглянулся. Огль снимал с себя портупею, на которой сейчас крепилась шпага с кинжалом. Я поспешил сделать то же самое. Мимо нас, стрельнув в мою сторону глазками, протиснулась ещё одна красавица, пришедшая с противоположной стороны от ушедшей. Как и все местные она была кареглазой, черноволосой и смуглой. Им что там, мёдом намазано?

— Постоишь тут? — попросил я Китафа, сунув ему свою сбрую с уздечками Звёздочки и Буцефала.

Огль минутой раньше молча сделал то же самое, и теперь длинный напоминал столб опутанный проводами. Я шагнул в лавку. Ну-у-у, теперь понятно почему тут такой ажиотаж. Симпатичный молодой мужчина в фартуке, испачканном мукой, поверх обычной одежды, стоял у прилавка. И хочу заметить, если я, который в мужской красоте не понимает ничего, считаю мужчину симпатичным — скорее всего он тот ещё красавчик. Впрочем немного портили впечатление широко открытые глаза, и приоткрытый рот. Девица зашедшая чуть раньше, тоже широко раскрыла глаза, а вот рот прикрывала двумя руками. Ну да, я бы тоже удивился если бы ко мне зашёл человек, который выглядит как я, только лет на двадцать-тридцать старше.

— Это шутка? — наконец отмер продавец.

— Думаю ты мой брат, — развёл руками Огль.

— Оте-е-ец?! — прокричал мужчина.

Из-за шторки, отделявшей пекарню от «торгового зала» послышалось кряхтение, и через какое-то время в комнату вошёл сгорбленный старик.

— Отец? — сглотнув произнёс Огль.

Старик подслеповато щурясь посмотрел на фехтовальщика. Оглянулся на мужчину за прилавком, и молча пошёл обратно.

— У меня только один сын, — наконец произнёс он, и задёрнул шторку.

Стараясь не шуметь, я подошёл к покупательнице, и коснулся плеча. Она вздрогнула, и продавец обратил на нас внимание. Быстро заполнив её корзинку пирогами и булочками, он вышел из-за прилавка, и мы проводили её до двери. Он вопросительно глянул на меня, и я кивнув тоже вышел. Огль всё это время стоял не пошевелившись.

— Как его зовут? — спросил мужчина почти закрыв дверь.

— Огль, виртуоз и мастер меча.

— Сека, — мне протянули руку.

— Тимур, — ответил я тем же.

Мы быстро пожали руки и дверь закрылась. С той стороны послышался звук засова. Я постоял смотря по сторонам.

— Это что, у сеньора Иказа ещё один сын есть?! — раздалось с боку, — Ой, мамочки!

Девушка посмотрела на меня оценивающе.

— А ты получается племянник Секи?

— Нет, я ученик, а не сын.

— Ученик? А чему учишься? Грамоте, или ремеслу какому?

— Фехтованию, — ответил я, забирая у Китафа свою портупею, и привычно одевая.

— Ой мамочки! — девушка снова прикрыла рот руками, — ты должен мне всё рассказать!

Она схватила меня за руку и прижала к груди. Весьма упругой надо сказать, у меня аж дыхание перехватило. Твёрдая двоечка. С плюсом.

— Брат Тимур, а что произошло-то? — влез в разговор Китаф, на местном он говорил очень плохо, но понимал, хотя и не всегда успевал.

— Произошло то, что нам нужно искать где заночевать, и на всякий случай троим.

— А у нас и заночуйте, — обрадовалась девица, отпуская мою руку, — я в доходном доме сеньоры Януд служу, это лучший доходный дом в городе.

— Он давно работает? — уточнил я на всякий случай.

— Да лет сто уже, — она всплеснула руками, чуть не уронив корзинку, — это недалеко, идёмте.

Думать было тяжко, кровь устремилась явно не к самому трезвомыслящему органу. Дышать, дышать, Тёма. Сообразив, я залез в сумку, достал оттуда сумку с писчими принадлежностями, из неё карандаш с листочком, и крупными буквами на русском написал «Доходный дом сеньоры Януд». Девица заглядывала через плечо, при этом наклонилась так, что почти касалась грудью моего уха. М-да буквы из-за этого вышли ещё корявее. Закончив шифровку, я сложил всё обратно, сложенный лист бумаги воткнул поглубже в щель между дверью и косяком, и повернулся к девушке.

— Веди, красавица.

— А мастер Огль? — спросил Китаф.

— Я записку оставил, — показал я пальцем на едва видневшийся бумажный уголок, и забирая поводья Утёса с Буцефалом.