Подошел Касс.

– Что тут у вас происходит?

Вид руки Джерри объяснил ему все без слов. Он взглянул поверх нижней части двери в стойло Микки, потом повернулся к Джерри и сказал:

– Его ноги слишком плохи, чтобы их можно было вылечить морской водой. Ветеринар сказал, что тут нужен жгучий пластырь, и наложил его сегодня днем, когда Микки вернулся. Поэтому он такой нервный. Будешь нервным, если тебе ноги припекает. Так что перестань трястись, иди и позаботься о нем. А ты, Дэн, займись своей лошадью и не суй нос в чужие дела.

И он пошел дальше по проходу.

– Я не могу, – прошептал Джерри, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.

– Ты справишься, – ободрил я его.

Он повернул ко мне искаженное страхом лицо.

– Он меня снова укусит.

– Я уверен, что нет.

– Он все время пытается. И лягается страшно. Я не пойду к нему…

Он стоял весь сжавшись, вздрагивая от ужаса, и я понял, что вернуться в стойло действительно выше его сил.

– Ладно, – сказал я, – я займусь Микки, а ты иди к моей охотничьей. Только сделай все хорошо, Джерри, очень хорошо. Мистер Эдамс приедет за ней завтра, и я не хочу провести еще одну субботу, ползая на карачках.

Он был потрясен.

– Никто никогда не делал для меня такого…

– Услуга за услугу, – резко сказал я. – Но если ты не вылижешь мою. лошадь, я тебя укушу похуже, чем Микки!

Он перестал дрожать и улыбнулся, чего я и добивался, с трудом натянул свитер на больную руку, подхватил мои щетки и открыл дверь стойла, где стояла охотничья лошадь.

– А ты не скажешь Кассу? – с беспокойством спросил он.

– Нет, – заверил я его и вошел к Микки.

Он был привязан достаточно надежно, а на шее у него был специальный длинный хомут, который не давал ему опускать голову и сдирать зубами повязки с передних ног. По словам Касса, под повязками был жгучий пластырь – специальная едкая паста для укрепления и сокращения сухожилий. Только вот ноги Микки вовсе не нуждались в лечении – на мой взгляд они были крепки, как скала. Но сейчас они явно болели, может быть, даже больше, чем должны были болеть от пластыря.

Как и говорил Джерри, Микки был явно не в себе. Его не успокаивали ни голос, ни поглаживание – как только я приближался, он выбрасывал задние ноги или норовил укусить. Стараясь не подходить к нему сзади, хотя он и делал все, чтобы достать меня, я привел в порядок соломенную подстилку у дальней стены стойла, принес ему сена и воды, к которым он остался равнодушен, и поменял попону, поскольку старая промокла от пота и ночью он мог замерзнуть. Смена попоны отчасти напоминала скачки с препятствиями, но, отражая все его атаки вилами, я вышел из этого трудного испытания живым и невредимым.

Я позвал Джерри, и мы пошли за кормом. Касс сам выдавал корм отдельно для каждой лошади, в зависимости от ее рациона, и, вернувшись к стойлам, мы торжественно обменялись ведрами. Джерри счастливо ухмыльнулся. Это было так заразительно, что я ухмыльнулся в ответ.

Пища Микки тоже не интересовала: единственное, что он, видимо, съел бы, это кусочек-другой меня. Но этого он не получил. Я крепко привязал его на ночь и поспешно убрался из стойла, прихватив с собой Джеррины щетки. Хотелось надеяться, что к утру Микки поуспокоится.

Джерри вылизывал чуть ли не каждый волосок на шкуре вороной охотничьей лошади, немузыкально напевая себе под нос.

– Закончил? – спросил я.

– Я все правильно сделал? – заволновался Джерри. Я вошел в стойло и оглядел его работу.

– Лучше некуда, – честно признал я.

Джерри отлично чистил лошадей, так что на следующий день, к моей радости, Эдамс прошел мимо меня без замечаний. Он торопился на соревнования, к тому же, кажется, мне удалось убедить его в том, что я слишком жалкая тварь, чтобы меня стоило мучить.

Наутро Микки стало гораздо хуже. Когда Эдамс ушел, мы с Джерри заглянули в стойло. Несмотря на хомут, бедняге удалось сорвать одну из повязок, и нам была видна большая рана над связкой.

Микки злобно поглядывал кругом, уши его были прижаты, шея агрессивно вытянута вперед, все мышцы дрожали крупной дрожью. Не помню, чтобы мне приходилось видеть лошадь в таком состоянии, и я подумал, что он опасен.

– Он свихнулся, – прошептал пораженный ужасом Джерри.

– Бедняга…

– Ты не собираешься входить? Похоже, он и убить может.

– Сходи за Кассом, – сказал я. – Нет, я не собираюсь туда входить – по крайней мере, пока Касс не знает, как обстоит дело. Да и Хамбер тоже. Пойди и скажи Кассу, что Микки взбесился, это заставит его прийти и посмотреть на него.

Джерри умчался и вернулся вместе с Кассом, на лице которого, когда он приближался, было написано беспокойство пополам с презрением. При виде Микки верх взяло беспокойство, и он пошел за Хамбером, приказав Джерри ни в коем случае не открывать дверь.

Хамбер неторопливо пересек двор, сопровождаемый низкорослым Кассом. Он долго смотрел на Микки, потом перевел взгляд на Джерри, который снова начал трястись при мысли о том, что ему придется иметь дело с обезумевшей лошадью, и дальше – на меня, стоящего у двери в соседнее стойло.

– Это стойло лошади мистера Эдамса, – сказал он мне.

– Да, сэр, и сейчас ее нет – мистер Эдамс забрал ее, сэр.

Он оглядел с головы до ног сначала меня, потом Джерри и, наконец, произнес, обращаясь к Кассу:

– Роуку и Уэбберу лучше поменяться лошадьми. Конечно, одна размазня другой стоит, но Роук все же старше и сильнее.

К тому же, догадался я, у Джерри есть отец и мать, которые в случае чего поднимут шум, а у Роука в графе «ближайшие родственники» стоит единственное слово – «нет».

– Один я туда не войду, сэр, – сказал я. – Пусть Касс придерживает его вилами, пока я буду его чистить.

Да и тогда, подумал я, нам просто повезет, если он не лягнет никого из нас.

Касс тут же засуетился, что меня немало позабавило, и вызвался сходить еще за одним конюхом, если уж я боюсь входить к Микки один. Однако Хамбер продолжал мрачно смотреть на Микки, не обращая на нас ни малейшего внимания.

Наконец он повернулся ко мне и сказал:

– Возьми пустое ведро и подойди к конторе.

– Пустое ведро, сэр?

– Да, – раздраженно бросил он, – пустое ведро.

И, развернувшись, медленно похромал к длинному кирпичному строению. Я взял ведро и стал ждать Хамбера у входа в контору.

Он появился, держа в одной руке маленький аптекарский пузырек со стеклянной пробкой, а в другой – чайную ложку. Пузырек был на три четверти заполнен белым порошком. Жестом приказав мне подставить ведро, он насыпал в него пол-ложки порошка.

– Налей треть ведра воды, – распорядился он, – и поставь в кормушку Микки, только чтобы он его не перевернул. Он выпьет и успокоится.

Он унес склянку и ложку обратно в контору, а я взял со дна ведра хорошую щепоть порошка и высыпал его в тот кармашек моего потайного пояса, где уже лежал список хамберовских лошадей. Потом я лизнул пальцы – прилипшие к ним крупинки имели горьковатый вкус. Пузырек этот я уже видел в аптечке на стене ванной комнаты, наклейка на нем гласила «растворимый фенобарбитон», и единственное, что казалось странным, было количество, которое Хамбер держал под рукой.

Я наполнил ведро водой, размешал ее рукой и вернулся в стойло Микки. Касс уже испарился. Джерри на противоположной стороне двора чистил свою третью лошадь. Я огляделся в надежде попросить кого-нибудь о помощи, но все предусмотрительно держались вне моего поля зрения. Я выругался. Не идти же мне туда в одиночку – это просто идиотизм.

Ко мне снова подошел Хамбер.

– Пошевеливайся, – поторопил он меня.

– Я все разолью, сэр, пока буду от него увертываться.

– Хм-м…

Копыта Микки яростно били в стену.

– Скажи уж лучше, что у тебя просто кишка тонка.

– Надо быть последним кретином, сэр, чтобы войти туда одному, – хмуро настаивал я.

Взглянув на меня, он, видимо, понял, что настаивать бесполезно, вдруг взял прислоненные к стене вилы, переложил их в правую руку, а трость – в левую.