Литмир - Электронная Библиотека

- Да, слушаю.

- Здравствуйте! Извините за беспокойство. - В голосе женщины испуг. Это говорят из школы, классный руководитель вашего сына. В последнее время Гунтис стал себя плохо вести, а сегодня произошел и вовсе некрасивый случай: он подрался со своим одноклассником. Вы не смогли бы подъехать?

- Простите, но ведь еще в школу не ходят, - недоумевает Озолниек.

- Да, занятия еще не начались, но мы приводим все в порядок после ремонта. Вчера, кстати говоря, ваш сын не явился. Он очень неаккуратно приходит на работу и на школьный участок.

- Вот что! - ворчит Озолниек.

Неприятное известие неожиданно выбивает его из колеи. В напряженной атмосфере колонии ему в эти дни было не до семьи, не до детей, не до школы. С той ночи, когда сбежала эта четверка, он ни разу не был дома, ночевал у себя в кабинете на диване и ни о чем другом не помышлял, кроме как изловить Зумента.

- У нас тут в колонии небольшое происшествие.

Вы не могли бы позвонить моей жене?

- Звонила. Она сказала... - Учительница в нерешительности умолкает, потом, собравшись с духом, говорит: - Она сказала, позвонить вам, поскольку, мол, Гунтис не только ее, но и ваш сын тоже.

- Да, наверно, так и есть, - усмехается Озолниек, но на лоб ложится крутая складка. - Только в самом деле у меня сейчас нет ни минуты времени.

Разве мое присутствие столь уж необходимо?

- Разумеется! Правда, Гунтис тоже сказал, что зря стараемся - вам все равно будет некогда. - К голосу классной руководительницы примешивается не то горечь, не то плохо скрываемая ирония.

- Хорошо, я приеду, - отрывисто говорит Озолниек и кладет трубку.

Распорядившись, что делать с Бамбаном, которого тем временем привезли, посадив в свой кабинет заместителя и наказав ему в случае чего звонить в школу, Озолниек садится в газик и нажимает на стартер.

Машина летит как сумасшедшая. Начальник любит скорость, и сидеть рядом с ним могут лишь обладатели крепких нервов. Резкие повороты, стремительные рывки и визг тормозов - это едет Озолниек., Машину начальника колонии летом она всегда без тента - знают все шофера района и при встрече заблаговременно притормаживают и прижимаются к обочине.

Комья грязи громко барабанят по крыльям, встречный ветер треплет выбившуюся из-под фуражки прядь и приятно холодит лоб. Озолниек пытается вспомнить, когда он в последний раз был в школе.

Гунтис тогда ходил в четвертый, значит, год тому назад. Уборка школы, опытный участок - он слышит об этом впервые. До сих пор никаких особых жалоб вроде бы не поступало. Впрочем... Озолниек вспоминает - весной произошла какая-то неприятность. Тогда в школу, по обыкновению, ходила жена.

Озолниек убавляет скорость. Начинается город.

Школу слышно издалека. "Дисциплина слабовата", думает Озолниек, въезжая на школьный двор. И нечему удивляться. Насколько ему известно, в восьмилетних школах работают одни женщины. Ах, нет, - вон есть и мужчина, похоже, физкультурник. Впрочем, в средней школе мужчин тоже раз, два и обчелся.

Трое ребят тащат через двор какой-то стеллаж, двое других просто носятся кругом без толку, еще двое держатся за метлу, стараясь ее вырвать друг у друга, а в открытую дверь вываливается пестрая ватага с ведрами и охапками бумаги, обрывки которой рассыпаются во все стороны.

Те редкие случаи, когда Озолниеку доводилось бывать в обычной школе, он вспоминает без особого восторга. Шум, гам, беготня по лестницам, ребята скачут и толкаются, бестолково доказывают что-то друг другу, а над всей этой кутерьмой сиренами "скорой помощи" несется истошный девчоночий визг.

"Слава богу, что в колонии одни мальчишки", - думает Озолниек, проталкиваясь через гурьбу ребят. На полу в коридорах возле свежепокрашенных стен еще лежат кучи опилок и бумага, на окнах потеки масляной краски. Их отскабливают девчонки, стоящие на стульях с ведрами и тряпками в руках.

Добравшись до учительской, Озолниек здороваотся и ищет глазами, кто бы мог быть классным руководителем его Гунтиса? Выясняется, что ее сейчас тут лет, и одна из учительниц уходит на поиски коллеги. Две другие с нескрываемым интересом смотрят на Озолниека. В их взорах мелькает выражение едва ли не ужаса - ведь он явился "оттуда". Тут тоже ходят всевозможные россказни про колонию.

- Меня всегда удивляет, как вы там можете работать, - говорит одна из учительниц. - Очевидно, для этого нужны железные нервы и выдержка, - голос переходит на шепот.

- Все не так страшно, - с улыбкой говорит Озолниек и прислушивается к шуму и гомону за дверью.

- Говорят, у вас там есть даже убийцы.

- Попадаются, - вынужденно соглашается Озолниек.

- Нет, это кошмар! - Женщины переглядываются между собой. - Мы там не стали бы работать ни за какие деньги.

- А здесь разве легче? -в свою очередь спрашивает Озолниек, и учительницы не понимают - человек шутит или просто оговорился.

- Есть, конечно, свои трудности, но ведь тут - нормальные дети. А у вас...

- А что у нас? Тоже две ноги и две руки.

- Ну а головы-то, головы!

Озолниек взвивается:

- А чем плохи головы? Разве что волосы острижены под нуль, но, с точки зрения воспитания, это, может, и проще - не надо бороться с разными прическами "под тарзана", "под битлов". Хотя лично я стою за волосы.

- Однако вы шутник... - Учительницы смеются понимающе и вежливо Допустим. Но откуда берутся эти чудовища?

Это же ваши нормальные дети, из ваших нормальных школ. Может, это они сейчас бегают по коридору, - Озолниек делает жест в сторону двери, - один потенциальный грабитель, два вора, три хулигана, четыре уличных девчонки...

- Как вы можете! - Одна из учительниц затыкает уши, другая машет руками.

Они крайне недовольны подобной постановкой вопроса. Они-то рассчитывали послушать страшные истории из жизни колонии, а вместо этого Озолниек позволил себе высказать столь недостойное предположение.

- А если даже и так? Что мы можем поделать?

Бесконечные разговоры, и все. Тут говорят, в другом месте говорят, и все равно никакого послушания; чуть что случится - все упрекают... Учительницы наперебой выкладывают свои печали. - А папаши и мамаши? Что делают они? - Поглядев на Озолниека, женщины переглядываются и умолкают.

Неловкая, нудная пауза. Озолниек, подергав себя за нос, откашливается.

- Наверно, этот камушек в мой огород? - говорит он.

- Ваш сынок тоже, прямо скажем, далеко не ангел.

Открывается дверь, и входит стройная девушка в перепачканном известкой переднике. На вид ей года двадцать три, двадцать четыре. "Наверно, прямо из института", - думает Озолниек. Слегка зардевшись, учительница подает руку и называет свою фамилию и, быстро овладев собой, переходит на деловой и решительный тон. Ей есть о чем порассказать. И Озолниек узнает о "художествах" своего сынка. Гунтис лодырь, держится вызывающе, непослушный и дерзкий. Чуть что не по нему - кулаки в ход. И вот сегодня утром опять учинил драку.

- На уборке школы мне трудно за всеми уследить, - говорит девушка. Каждому надо дать задание, проверить, а Гунтис сегодня вдруг отказывается пол мыть. Он, видите ли, хочет парты носить. Я ему говорю, парты - потом, когда группы поменяются, а он не слушает. И как только я отошла подальше, началась драка. Гунтис оттолкнул своего товарища и сам ухватился за парту. Тот не дает, а Гунтис взял мокрую тряпку и давай его охаживать. Сцепились так, что и растащить было трудно. Когда сказала, что вызову отца, он только рассмеялся. "Мой отец не придет, - сказал он, - у отца есть дела и поважней".

Быть может, вы с ним поговорите?

- Что ж, можно и поговорить.

Учительница уходит и возвращается с Гунтисом.

- Видишь, твой отец приехал.

Она легонько подталкивает мальчика вперед, а сама отходит в сторону.

Озолниек безмолвно смотрит на сына. Гунтис смущен чувствуется, что на встречу с отцом здесь он никак не рассчитывал. И перед мысленным взором Озолниека вдруг возникают сотни воспитанников, прошедших через его кабинет. Они стояли, потупив головы, так же как сейчас стоит его сын. Правда, тут всегонавсего учительская, но, очевидно, все начинается именно так. И в то же время Озолниек сознает, что не знает сына, что он ему так же чужд, как вновь прибывший в колонию воспитанник. Правда, знакомые черты лица, знаком купленный весной темно-синий школьный костюм, но вот что таится в склоненной набок голове, в застывшем взгляде, Озолниеку неведомо.

59
{"b":"9234","o":1}