Поднявшись, я подошел к своему стеллажу с наградами. Там висела целая стопка старинных, еще советских медалей. Их я заработал еще в школе, пока покорял юношеские спортивные разряды. Однако, были там и другие медали.

Взяв одну из них, я осмотрел ее. На маленьком золотистом кругляшке был изображен мужчина, воздевший над головой штангу. Под фигурой мужчины была надпись: «Первенство ДСО «Ударник». Ее я заработал после школы, практически за две недели до ухода в армию. Вместе с этой медалью я получил и «Кандидата в мастера спорта».

На миг, в душе моей даже зазвучали отголоски того волнения, что я чувствовал на соревнованиях в молодости. В груди потеплело от воспоминаний о моем прошлом, о победах, проигрышах, тяжелой работе и, после нее, новых победах.

Я пробежался взглядом по медалям, заработанным в армии, когда я выступал за сборную части. На глаза сразу попалась весящая на верхнем уголке стеллажа медаль за первое место в соревнованиях первенства Белорусского военного округа. Тогда, служа в армии, я взял первое место и звание мастера спорта. Эх… были времена…

Тогда, в СССР, чтобы покорять вершины, нужны были только желание и трудолюбие. Все остальное даст тебе страна. А сейчас, без денег, даже в нормальную спортшколу не попасть…

Было там и множество других наград: медали, почетные грамоты, кубки первенств края, медали за второе и первое место на первенстве РСФСР. С этих соревнований у меня, молодого двадцатиоднолетнего штангиста начался путь в по-настоящему большом советском спорте.

А потом взгляд упал на памятные фотографии. Я, молодой, крепкий и сильный, с моим тренером по тяжелой атлетике, Николаем Владимировичем. Он готовил меня к первенству СССР. В те времена, будучи горячим, наивным молодым человеком, не раскусил я, что меня вгоняют в перетренированность, что Владимирович тренирует меня не ради моих побед, а ради собственных тренерских амбиций.

– Вернуть бы то время, – прошептал я, погрузившись в собственные мысли. – Уж сегодняшний я бы вывел тебя на чистую воду, Николай Владимирович Черенков…

От этих мыслей заныла левая кисть, пальцы будто бы вспомнили тяжелый разрыв сухожилий, после которого путь в большой спорт стал мне закрыт.

Из мыслей меня вырвал телефонный звонок. Смартфон вибрировал на рабочем столе. Я сел на стул, ответил. Звонила бывшая жена.

– Вася, – раздался в динамике ее голос. – Ты не забыл?

– И тебе привет, Таня, – сказал я. – Если ты звонишь по поводу денег Лене на обучение, я уже перевел их ей.

На том конце провода на секунду повисла тишина.

– Почему ты отправил их ей? Мы договаривались, на мою карточку.

– Если деньги предназначены моей дочери, пусть она их и получает.

– Вася… Мы же договаривались… Ты же знаешь, какое у нас положение сейчас…

– Поэтому я и перевел деньги сразу Лене. Я не собираюсь гасить долги твоего мужа, как получилось в прошлый раз.

– У Коли сейчас проблемы в бизнесе… Но…

– А в девяностые был такой перспективный. «Новый русский», – проговорил я. – Ты сама сделала этот выбор.

– Вася, тогда, на своих трех работах, ты совсем про семью забыл! Мне было тяжело!

– Я работал, чтобы содержать тебя и наших детей, Таня. В девяностые всем было тяжело. Не одной тебе.

– Ну, хватит! – Разозлилась Татьяна, – я уже сто раз слышала и про твои сложности, ты еще про свое больное сердце начни мне рассказывать!

– Больное сердце, которое я посадил, стараясь прокормить вас, – напомнил я. – Я все сказал. Деньги Лена будет получать от меня напрямую. Разговор окончен.

– Вася! У нее семь пятниц на неделе, она…

– Все, пока, – перебил ее я и положил трубку.

Отложив телефон, я тронул прикрытые веки. Обернулся, снова взглянул на свои медали.

«Будь у меня шанс на вторую жизнь, – подумал я, – я не допустил бы всех тех ошибок. Все было бы по-другому».

В субботу стояла привычная уже серая погода. Всю ночь лил обильный весенний дождь. Старенький школьный автобус ПАЗ-4234 немного натужно тарахтел своим поношенным двигателем. У открытой кабины стоял старичок-водитель Степаныч. Вместе с молодой классной руководительницей Мариной Ивановной они наблюдали, как дети грузятся в машину, готовятся ехать в Невинномысск.

В то утро сердце у меня шалило с самого утра. Наевшись таблеток и решив, что мне все же полегче, я собрался и поехал в школу на велосипеде.

– Василий Николаевич, – позвала меня Марина Ивановна, когда я подошел к автобусу, – у меня тут недобор по ученикам. Пятерых нету.

– Не пришли? – Спросил я.

– Да нет, бегали тут где-то, – пожала она плечами. – Да только в автобус не сели. Вы их нигде не видели?

Я глянул на свои старенькие часы «Луч», которые ходили у меня еще с советских времен. До отправки оставалось минут двадцать.

– А кого нет? – Спросил я.

– Так, – учительница заглянула в свой смартфон, в котором, видимо, хранила список учеников, – Нет Никиты Трофимова, Сергея Барышникова, Артема Сиренко, Вадима Мельникова и Федя Островного. Я пробовала звонить мальчика, но не берут. Наверное, телефоны на беззвучный поставили.

Понятно. Значит, у ребят очередные разборки. Ну ладно. Щас уладим.

– Постойте здесь, – сказал я. – Я их поищу. Наверняка где-то тут, на территории школы балуются.

– Я с вами, Василий Николаевич, – выступила вперед классная руководительница.

– Будьте здесь, – возразил я.

– Я догадалась, в чем тут дело, – не унималась девушка. – У этих пятерых снова драка! Я наблюдала за Никитой и Федей. Они явно не дружат.

– Надеюсь, вы не вмешивались? Не читали им нотации и не воспитывали? – Нахмурился я.

Девушка хотела что-то сказать, даже открыла рот, но замолчала. Опустила взгляд.

– Будьте здесь. Я все улажу сам, – сказал я.

Ребят было найти несложно. Я почти сразу наткнулся на них у приземистого здания старого уличного туалета, которым никто не пользовался уже много лет. Пацаны собрались в кучку за ним, и галдели, выясняя отношения.

Я аккуратно подкрался со стороны задней, дальней от мальчишек стены, стал слушать их звонкие голоса. Хоть и не совсем разборчиво, но кое-что уловить я мог.

– И что ты сделаешь, сопля? – Надменно проговорил Федя Островной, – Опять заплачешь?

Окруженный четверыми мальчишками Никита, опустив голову, стоял у стенки.

– Что вы стоите? – Прошептала мне неизвестно откуда взявшаяся у меня за спиной Марина Ивановна. – Вы же видите, они его щас побьют! Что, боитесь вмешаться?! Тогда я сама!

Девушка попыталась было выйти из-за стены, но я остановил ее.

– Я велел вам оставаться у автобуса.

– Но я…

– Не вздумай ходить туда, девочка, – покачал я головой строго. – Если ты вмешаешься, то Никите не будет жизни в этой школе. Он должен разобраться сам.

– Я… да вы что?…

– Все будет хорошо, – заверил я. – Если что-то пойдет не так, я вмешаюсь.

– Да его же щас побьют… – пискнула девушка.

– Я много лет работаю с мальчишками. Своим вмешательством ты только навредишь Никите. Навредишь так, что всю оставшуюся жизнь он будет трусом. Будет самой жизни бояться.

Удивившаяся девушка молчала.

– Просто доверься мне, – добавил я.

Отвернувшись, Марина Ивановна кивнула.

– Хорошо, – кивнул я в ответ. И глянул на ребят, которые, занятые своими делами, даже и не замечали нас.

– Отойди от меня, – решился сказать обидчику Никита.

Слова мальчика заставили меня улыбнуться. Сам факт, что он пришел, не побоялся Островного, многое говорил об этом пацаненке.

– А то что? – Хмыкнул Федор.

– А то я тебя ударю.

– Что?! – Рассмеялся он, и его дружки поддержали своего лидера мерзковатыми смешками. – Ты? Меня?

Он толкнул Никиту в грудь.

– Ну, давай. Бей. Чего ты?

Толкнул второй раз.

– Чего не бьешь?

– Василий Николаевич… – Обеспокоенно шепнула мне на ухо учительница.

– Тихо, – Шикнул я на нее.

– Ну?! Чего ж не бьешь?! – Распалялся Островной, в очередной раз, пихая Никиту. – Че? Трусишь?