Вот, казалось бы, изложено некое предписание; но этим не кончается глава. Оказывается, редактор или переписчик Устава провел исследование и сравнил свой образец с другими списками. Он пишет далее: «Сие же ныне не бывает и во множайших Уставех не обретается», т. е. в других списках почему-то этого нет. Почему? И здесь следует уникальное объяснение, которое делается от первого лица. Он как-то попытался осмыслить, почему исчезло это предписание, и говорит: «Мнится же ми, яко за леностное наше прилежание, и зане не терпим с любовию обличения, сего ради умолчано некиими». Это предписание понимается в его духовном значении, оно не просто утерялось при переписке, редактор или переписчик Типикона ищет за этим какой-то смысл — «не терпим с любовию обличения».
Из понятных сразу и классических для начала изучения Типикона глав можно привести и такую. Она предписывает необыкновенно благоговейное и благообразное совершение богослужения и предвидит слабости и неподобающее поведение, свойственное природе человеческой, которое может быть при совершении богослужения. Это глава 28-я, «О безчинных воплех»: «Безчинный вопль поющих в церкви, не прията того к церковному пению. Тако же и прилагаяй к церковному пению не приятен есть. Да извергнутся сана своего, и паки в церкви да не поют. Подобает бо пети благочинно, и согласно возсылати Владыце всех и Господу славу, яко едиными усты, от сердец своих. Преслушающии же сия вечней муце повинни суть, яко не повинуются святых отец преданию и правилом». На виновных возлагается самая серьезная ответственность за неблагообразие в церковном богослужении.
Одной из самых прекрасных и удивительных глав Типикона, несомненно, является та, где говорится о посте. Типиконом регулируются постные дни и многодневные посты в течение церковного года. Обычно просто говорится, что день постный, или разрешение на рыбу, или разрешение на масло, или вино. Но в одном случае мы встречаем в Типиконе прекрасный вдохновляющий призыв к исполнению постного Устава. Это глава, входящая в месяцеслов (самую обширную часть Устава).
В день Усекновения главы св. пророка и Крестителя Иоанна, мы читаем такой текст: «Зри постнаго сего Устава на Усекновение честныя главы Предтечевы, древними святыми отцы в сей день завещаннаго. Суть убо неции: предают качеству быти тогда снедей, а не посту; о том бо не возмогохом ничтоже обрести написано в различных Типицех. Но паче достоит в той день всяко воздержатися постом, за истину пострадавшаго пророка, и проповедавшаго во аде Господа. Разрешению же быти точию на древяное масло, и прочая от различных овощнаго плода, и по мере единой чашице вина в славу Божию, труда ради бденнаго. Всяко бо достоит нам в той день сетованием унылым быти, а не чревоугождение имети воздержательнаго ради жития святаго, и скверноубийственнаго кровопролития его от Ирода: понеже усечена бысть глава Предтечева на пиру плясанием блудныя плясавицы, и чревоугодием, и различных животных закланием и кровопролитием. Нам же ни единаго от таковых животных, из них же кровь изливается, но ниже рыб (кровь бо имеют, аще и в воде жительствуют, и от тварей животных суть) подобает вкушати: да не сообщницы явимся Иродову чревоугодию. Како бо Крестителево честное Усекновение почтити восхощем? Мясо ли хощем ясти или от иных различных брашен многоценных? А он живяше в пустыни безводней и безтравней: ни хлеба ядяше, ни трапезы имяше. Вино ли пием? А он никогдажде пияше вина, ни инаго пития мирскаго; ни в храмех живяше, но под каменем вкопався живяше. Стол и трапеза, и одр ему бяше земля, разве нужды естественныя, единою днем вкушаше акриды и мед дивий. Чаша же ему пригорщи бяше, а питие — из камене текущая вода. Темже, братие, усердно почтим день сей молитвою и постом в целомудрии, отбежим пиянственнаго сего злаго нрава…»
Вот такое, веющее духом ревности, удивительной красоты поучение мы можем встретить в Уставе. В нем не просто предписание поститься, а стремление пробудить в нас любовь и усердие к посту.
Итак, четкие и ясные предписания, церковный канон. Что же, этот канон не оставляет места никакому церковному творчеству, не предусматривает никакого участия человека? Церковный канон является не цепью, сковывающей творца, но пространством для творчества. Определяя свои каноны, Церковь говорит человеку: «Вот пределы, вот ограда церковная — в ней твори и творчество твое будет церковным, воцерковленным». Здесь не насилие, а свобода.
Где же подтверждение этого? Может быть, это только домыслы людей, отравленных новейшей историей, новейшим восприятием и человека, и его творчества? Нужно надеяться, что это не так! В чем же это выражается? Прежде всего в церковном прославлении, канонизации песнотворцев, творцов церковных гимнов. Их очень много. Назовем лишь самых известных: Романа Сладкопевца, Иоанна Дамаскина, Иосифа песнопевца. Но, открыв книги, мы увидим творения и не святых, которые, однако, приняты к церковному употреблению. Оказывается, все люди могут внести свою лепту в создание православного богослужения, и их скудные труды и немощные усилия приемлет и благословляет Церковь. Примеры такого отношения к Уставу мы видим и во времени, более близком к нам.
Вообще выполнение Устава, всех его предписаний не может не быть творческим. Оно связано с очень многими проблемами, рожденными историей Типикона. Выполнить Устав формально совершенно невозможно, подход к нему каждый раз должен быть только творческим, тут прямолинейно действовать нельзя. Но это творчество должно быть плодом очень усердного, внимательного и любовного изучения Устава — только поняв его логику, можно затем с этой логикой подходить к различным проблемам. В этом смысле для нас может быть примером владыка Афанасий Сахаров. Для знакомства с духом богослужебного Устава можно порекомендовать его замечательную книгу «Поминовение усопших по Уставу Православной Церкви». Очень узкая и ограниченная тема, но, развивая ее, на этой теме Владыка явил пример пламенной любви к Уставу и глубокого проникновения в его смысл. Способом этого проникновения он считал внимание к самым мелким и формальным предписаниям Устава. Например, есть в его книге такое место — он сетует на то, что православные даже кутью неправильно готовят. Кутью украшают всякими конфетками, мармеладом или еще чем-то, а на самом деле кутья — это пшеница, облитая медом, украшенная различными «сладкими овощми», т. е. изюмом и т. п. Вот так, говорит он, нужно готовить кутью. Что же это такое? Неужели мелочность и буквоедство? Казалось бы, какая разница, как готовить кутью? А Владыке дорого это предписание. Он был величайшим знатоком Устава и автором службы Русским святым. И служба эта удивительна, так как написана кровью сердца.
Кроме того, Владыка Афанасий явил нам примеры, если можно так сказать, нарушения Устава: как нужно нарушать Устав. На первый взгляд, это выглядит странно, но наша жизнь такова, что мы не можем обойтись без нарушения Устава. Как же его нужно нарушать? Кромсать вдоль и поперек? Без разбора выбрасывать все, что не нравится и непонятно? Нет, не так. Нарушение Устава возможно только в духе Устава. Допустимо Устав деликатно сократить — таковы условия нашей жизни. Владыка Афанасий явился автором идеи изменения Устава чтения Псалтири для сельских храмов, в которых богослужения совершаются не каждый день. По Уставу Православной Церкви в обычное время, т. е. не во время Великого поста, за седмицу Псалтирь прочитывается вся целиком, начиная с воскресного богослужения в субботу вечером, когда поется Блажен муж (1-я кафизма) и до конца седмицы. Но в некоторых сельских храмах служба была только по субботам и воскресеньям, и получалось, что каждый раз на воскресной утрени читают одни и те же кафизмы (2-ю и 3-ю). Владыка счел, что это «буква», но не дух, потому что не прочитывается Псалтирь, все время читается одно и то же, и он сказал: «Читайте не 2-ю и 3-ю, а всю Псалтирь подряд. В одну неделю 2-ю и 3-ю, в следующую — 4-ю и 5-ю и т. д.». Таким образом, Псалтирь прочтется не за неделю, а за более длительный срок, но это и будет исполнением Устава не в его букве, а в его духе, чтобы мы могли помолиться вместе с псалмопевцем, чтобы услышали всю Псалтирь. Вот для нас маленький пример того, каким может быть нарушение Устава.
