Телефон внутренней связи верещит, словно мартовский кот, которому ко всему прочему ещё и прищемили дверью хвост. Надо торопиться! Скорее открыть дверь! Изношенный замок сопротивляется. Ну, давай же, давай! Что есть сил – жму плечом! Дверь распахивается! Хватаю трубку!

– Ты где, чёртова кукла?! – клокочет в трубке голос начальника цеха Бориса Петровича Лямцева, которого все за глаза зовут исключительно Блямбой.

– В кабинете, – робко отзываюсь на строгий спрос шефа.

– В каком кабинете, урод?! – еще больше распаляется Блямба. – Ты мой заместитель или кто?! Ты где должен быть?! Так твою, так! Твою…! Сволочи! Да я вас всех…!

Отодвигаю трубку подальше от уха. Ори, гнида, ори. Сволочь! Специально он мне в кабинет позвонил, дескать, все работают в поте лица, а я тут прохлаждаюсь. Я Блямбу ненавижу так, что готов иногда голыми руками придушить, но у нас в городе очень трудно найти работу, где более-менее сносно платят. Приходится терпеть. Хотя, сегодня я начальника понимаю. Неизвестно, как бы я сейчас на его месте орал.

Нашему заводу выпала огромная удача – в образе заказа на большую партию дорогущих приборов, но в жизни рядом с удачей всегда таится какая-нибудь гадость. Так и с нами случилось. Пока мы радовались да мечтали о скором благополучии, наш бывший филиал, а ныне конкурент из города Энска сделал свой прибор. И теперь заказчик надумал провести совместные испытания, а уж по их результатам определить – кому отдать выгодный заказ. Энский прибор уже ждёт соперника в лаборатории заказчика, а вот наш – немного задерживается. По такому случаю сегодня на заводе организована пышная презентация предприятия с приглашением самых высоких персон, делегаций с других заводов и телевидения. Техническиий директор из Энска с замом тоже прикатили. Финалом сего действа должна стать торжественная передача наших приборов на испытания. По заранее разработанному сценарию, прибор будет передавать главный собственник предприятия, человек настолько известный, что страшно даже подумать. В общем, всё расписано в сценарии до последней точки, а вот прибора пока нет. Вернее, он есть, но не в полном комплекте. Корпуса не хватает, того самого – куда вся начинка помещается. Корпус, который на прошлой неделе надумали слегка улучшить, должны были вчера отлить в нашем цехе, но при первом же пуске – форма сломалась. Не закрепили как следует инструментальщики направляющую колонку во время модернизации – и вот результат. Форму заклинило да здорово покорёжило. Короче, полный кирдык! Всю ночь инструментальный цех занимался ремонтом. Варили, шлифовали, полировали. Обещали выдать нам форму часам к девяти утра. Сейчас стрелки часов на стене моего кабинета показывают восемь.

– Бегом в цех! – не смолкая, орёт из трубки шеф. – Тут на презентации телефонами пользоваться не дают! Буду звонить тебе в перерывах! И не дай бог, вы мне еще какой-нибудь фортель выкините! Всех за ворота поганой метлой выгоню! Всех! Подонки!

После столь неприятного обещания Блямба отключается, а я продолжаю слушать монотонно-унылые гудки. Я еще в семь утра позвонил мастеру смены, а потому ситуацией владею: выдадут нам форму в лучшем случае через час. Блямба тоже об этом наверняка знает, а орал на меня, чтоб малость взбодрить. Любит он этакие приёмы повышения производительности труда. Час можно посидеть в кабинетной тиши, но лучше пойти в народ. И я иду.

Около большой литьевой машины сидят шесть человек: два установщика форм, два наладчика, слесарь-ремотник и электрик. Блямба распорядился вчера согнать сюда всех. На всякий случай. Установщик Колька Баранов и наш лучший наладчик Виктор Хренов работали вместе с инструментальщиками до полуночи, а сегодня в семь утра явились опять на рабочее место. Без слов явились. В другой раз их возмущению предела б не было, на уговоры бы полдня ушло, но сейчас все понимают важность момента: получит завод заказ – будем мы работать по пять дней в неделю – за хорошие деньги, а не по три, как сейчас, за не очень хорошие. Деньги нужны всем и эти деньги в данный момент напрямую зависят от нашего цеха. Сделаем сегодня корпус – будет достойная зарплата на заводе, а не сделаем, то опять всё будет как всегда. Платят у нас чуть побольше, чем в других местах, но всё равно мало.

Здороваюсь со всеми за руку. И тут же чую, что от кого-то здорово разит спиртным. Придурки! Если бы Блямба унюхал в такой день, то всё – с треском бы с завода вышиб. Ничего не боятся, идиоты.

– Где мастер? – спрашиваю и подхожу к машине.

– Где-то здесь был, – разом отвечает мне недружный хор и все как по команде прикрывают ладонью рот.

На станине машины лежит шланг с гайками крепления на концах. Необльшой шланг – не больше метра длиной. Только лежать шлангу здесь никак нельзя. Своим лежанием он злостно нарушает правила порядка и чистоты – усердно внедряемые руководством завода в нашу производственную среду. И пройти мимо такого нарушения мне никак нельзя. Моя обязанность – блюсти. Беру шланг за гайку и поднимаю его вверх. Гайка выскальзывает из пальцев, приходится подхватить шланг другой рукой.

– Что это?

– Это я с утра течь воды заметил и заменил, – со спины подбегает ко мне наладчик Истомин и выхватывает шланг из рук. – Чего к мелочам придираешься?

Я на мгновение теряю дар речи, Истомин, хотя и зять главного технолога, но борзеть-то зачем? Набираю в грудь воздуха, чтоб провести воспитательную работу и тут подходит мастер Алексей Сергеевич Забродин.

– Василич, беда, – шепчет он.

– Чего случилось?

– Сантехника Вовку Палагина на старой галерее без сознания нашли. Голова у него пробита. Видно, упал неудачно. В медпункт отнесли, а там «скорую» вызвали. Генка с ним в больницу поехал.

Этого мне еще только не хватает. За производственную безопасность в цехе отвечаю я. Сейчас начнётся…

Не успеваю как следует подумать об очередной неприятности, а к нам уже на всех парах несётся Васька Юзов – начинающий шеф отдела промбезопасности. Ему из медпункта позвонили. Васька – исполнительный дурак и зануда. На заводе его зовут – Прыщик за то, что однажды на совещании у директора он заявил: я выявлю любое нарушение безопасности – будь оно даже размером, как прыщик на ягодице у бегемота.

– Так, где это случилось?! – орёт Прыщик громко и звонко. Все сразу же оборачиваются на этот ор.

– Ты чего орёшь? – делаю шаг навстречу Прыщику. Хотя он и большой начальник теперь, но мы ним когда-то учились вместе, а потому я могу его пыл слегка притушить, так сказать, по-свойски. – Не надо коллектив будоражить. Пошли…

– Василич, подпиши список на сверхурочные, – суёт мне бланк мастер. – А то не заплатят ребятам за вчерашнюю переработку. – Хренов очень волнуется…

Быстро подписываю бумагу и передаю её инспектору по учёту рабочего времени Наташе. Наташа морщится, заметив на белоснежном листе масляные отпечатки моих пальцев. Придётся ей в бухгалтерии объясняться за ненадлежащий вид важного документа. Но мне сейчас не до Наташиных волнений, зову Забродина, и мы быстро шагаем к месту происшествия.

Пока мы идём к старой галерее, мастер рассказывает.

– Вовкин напарник – Генка Кадыков первым его хватился. Я их утром послал трубопроводы проверить. Чего-то вода из старого трубопровода еле-еле шла, а нужная нам литейная машина как раз к тому трубопроводу и подсоединена. С таким напором воды форму можно запросто испортить. Генка своё проверил, пришёл в кондей сантехников и стал Вовку ждать, а того нет и нет. Почти с полчаса ждал. Ну, Генка, стало быть, пошёл поискать, включил свет на старой галерее, а он там и лежит без сознания. Генка сразу ко мне…

Подходим к железной двери, мастер отпирает огромный навесной замок, мы пробираемся по тесному коридорчику, тьма, хоть глаз выколи, сворачивам направо, ещё немного идём и оказываемся на широкой галерее, еле-еле освещённой тремя тусклыми лампочками. Здесь сумрачно и запах как в бесплатном туалете возле вокзала.