О городке Валь-Метас ходили самые невероятные слухи. Что из этого правда, а что нет – поди узнай! Горожане не спешили уверять или разуверять случайных путников в правдивости тех или иных происшествий, которыми так полон город на перепутье торговых путей. Нет, конечно, о столице королевства Виолачисе ходило не меньше забавных слухов. Средоточие всего изящного, центр, сердце королевства поэтов, художников, музыкантов – не мог славиться только лишь своими великими сынами и дочерями, их произведениями, художествами, но славился и всей той природной хаотичностью, что бурлит в творческой среде. Поговаривали, что в городском доме поэтов и писателей происходили не меньшие чудачества. В какое-то время в столице собралось так много поэтов и писателей, что им приходилось оплачивать предприимчивым горожанам труды по прочтению опусов; и самыми успешными и известными становились те, кто не скупились на труд читателей и обзаводились колонками хвалебных отзывов. Тогда уж и их слава разлеталась с быстротой молнии по полям, долам и окрестностям славного королевства Флер-де-Лис.

Но то была столица. В столице всегда полно как чудачеств, так тех, кто их творит, и тех, кто готов вложиться звонкой монетой в творения счастливых безумцев, получив за это частичку того хмельного веселья. Столица всегда притягивала как самых талантливых, так и самых сумасбродных. Но разве такое годилось для Валь-Метаса? Небольшой городок на границе королевства славился прежде всего тем, что стоял на широкой проторенной торговой дороге. Она шла из дальних западных уголков королевства, собирала с крайних деревенек богатства, петляла к центру, и устремлялась наконец к самому восточному городку королевства. Здесь среди складов, амбаров, хранилищ, таверн и питейных заведений, дорога как некое живое существо копило силы, набиралось отваги, грузило все на вьючных животных, собирала караваны, караванщиков и отправляла дальше в мир накопленные сокровища, как яркий цветок дарит пыльцу всем, готовым дальше понести весть о нем.

Впереди лежало суровое графство Гор, с его паутинными тропами, будто вырезанными в живой молчаливой горной породе. Преодолев долгий путь по извилистым дорогам, без приятной глазу живой и буйной растительности, напившись досыта однообразным слепящим светом, нахватавшись зайчиков и тоски по дому, караван наконец вырывался на просторы обширного и богатого восточного соседа – королевства Лилий. Вот уж где было вдоволь всего: нега, покой, достаток и благополучие, поддерживаемое трудолюбием и жизнерадостностью жителей. Немалую роль играли прибывающие товары из западной соседки. Жители королевства Лилий по духу больше походили на имперцев, которыми некогда были их предки, а потому воспринимали и королевство Флер-де-Лис, и графство Гор как некий один субъект, который поставлял провизию и воинов. Цветочное королевство – изысканные лакомства, а суровое графство воинов – отборных воителей. Тем и жили.

И вот в Валь-Метасе это разношерстное общество пересекалось, вливалось, как быстрые речушки с разных краев в один поток, и тем рождалась такая бурная стремнина, мешанина, в которой только и могло произойти такое чудо, что из воды рождалось вино, а из слабых телом (на взгляд горцев) отшельников – могучие покорители далеких земель.

Вот и в этот пригожий летний день заезжий путник застал дивную картину: мимо него по пыльной городской улице, расталкивая зевак и груженых ослов, пронеслась толпа упитанных мужей в колпаках и белых нарядных фартуках поверх серых рубах.

– Любезный, – обратился путник к одиноко стоявшему рядом лавочнику.

Тот поворотил к нему сметливое лицо с острыми глазами.

– Милейший, – вновь обратился заезжий, – я в вашем городе проездом, только утром прибыл и скоро уеду. Но я люблю наблюдать приметы тех или иных деревень и городов нашей общей родины.

– Хм, – отозвался лавочник. – Некогда действительно и была «общая» … Пока каждый король, граф, барон, да даже самый последний забулдыга решил, что она должна быть не «общей», а его собственной, с его собственными подданными… А ведь некогда была могучая Империя, которой не было равной и за восточными песками, и за южными морями…

Лавочнику было порядочно лет и наверняка он помнил много подробностей былых времен, переданных ему через дедов и прадедов, но путник не был историком и хотел навести разговор на интересовавшую тему:

– Возможно, возможно… Сколько воды… Но что же это, милейший? Не подскажите, куда понеслась вся эта толпа разодетых мужчин? Едва не сбивают друг друга с ног, так спешат! Такие загадки мне крайне любопытны!

И путник достал дорожную записную книжку, разворачивая ее исписанные страницы.

– О, – заметил лавочник, – да вы, я смотрю, любитель делать заметки?

– Можно и так сказать… В общем-то, это мое ремесло… если так можно выразиться…

– Да? Чем же вы зарабатываете на жизнь?

– Вот на таких как раз зарисовках из жизни наших жителей…

– Так вы тот самый Лероззо, который сочиняет всякие небылицы о всех жителях нашей общей родины?

И лавочник посмотрел с таким выражением, что путник вжался в самый бордюр.

– Но позвольте…

– Я никогда не был в королевстве Лилий и уже вряд ли из-за возраста побываю… Но…

Внезапно лавочник отпустил створку конторы, на прилавке подпрыгнула выложенная всевозможная зелень, и набросился на путника.

– О…

Но лавочник так душевно обнял и прижал путника, что тот от неожиданности и облегчения рассмеялся.

– Да я хоть на старости лет почитаю, как живут мои далекие братья у моря! Город Тысячи Солнц! Столица лилейцев! Да, сам я не увижу ее никогда! Но почитать из ваших заметок об их жизни, вместе с вами побывать на турнирах рыцарей, на съездах портовых вельмож, на сборах и приготовлениях к дальним плаваниям… О! Это дорогого стоит! Вы приносите так много удовольствия среди всей этой пустой балаганной суеты, что я готов вас расцеловать! Так что спрашивайте, спрашивайте! Я расскажу все, как любезному сыну! Да простите мне фамильярность, но… будь мой сын жив (он-то как раз повидал столицу лилейцев, но пал в одном из походов) … да, будь мой сын жив, он был бы вашего возраста и сложения! Вы мне так живо его напомнили! Так что, не взыщите, я вас еще раз хорошенько обниму!

И лавочник вновь придушил путника.

– Как я рад! Как я рад, что нашел в вас такую отзывчивую душу! – с трудом перехватывая дыхание, вскрикнул Лероззо, моложавый человек лет тридцати, с легкой бородкой, граненными скулами и орлиным носом.

Наконец, буря объятий стихла. И путник продолжил расспросы.

– Так, скажите, мой милый друг, что же это у вас посреди дня в городе происходит? Это такое каждый день? Частенько? Или это именно сегодня что-то стряслось?

Лавочник смотрел уже иначе на вопросы и не отводя взгляд разоткровенничался:

– О, мой любезный заметкодатель, наш городок вбирает в себя, как губка, все безумства этого мира. Каких только людей тут не бывает! Знаете, сколько за день здесь проходит караванов, путешественников? Сколько снуют туда и сюда богатых господ? Одни едут за мудростью прекрасной девы и советами звездочета в столицу Флер-де-Лис, другие оттуда едут за славой и ратными подвигами к лилейцам. И каждый из них выделяет хотя бы вечерок, чтобы остановиться здесь. А как иначе? Одни набираются сил перед долгим странствием в горные края, другие – чтобы восполнить силы после того, как выбрались оттуда. Хоть главная дорога и наезжена давно, и широка, но она-то совсем не пряма, так ведь?

– Так-так, я сам изрядно намаялся, пока пробирался по тем кряжам! Спуски, подъемы, петли, повороты…

– Вот-вот! Не понимаю, как там эти горцы живут?

– О, я как раз собираюсь на обратном пути наведаться в их столицу!

– Вот удача! Значит, ждать новые заметки путешественника?

– Конечно!

– Вот это вы порадовали!

– Но не отвлекайтесь же, милейший, прошу вас! Что же там с этими всеми путниками, что тут останавливаются? Почему это так важно?