К общему образу мне добавили золотые туфли на шпильках, такого же цвета клатч. А пшеничные волосы мама с утра завила в крупные локоны. Ну и нанесла легкого макияжа. В целом даже красиво. Только вот не мое.
Весь выпускной проходил в огромном актовом зале. Здесь я когда-то играла в спектаклях и смотрела развивающие программы через проектор.
Широкую сцену скрывали высокие шторы строгого серого оттенка, что идеально сочетался с деревянной обшивкой. Зал наполняли мягкие сидения почти черного цвета. Они были разделены на три зоны и два ряда, полукругом стоящие у сцены. Первый рад стоял на ровном полу, а второй был под определенным градусом, чтобы всем все было видно хорошо. Точно на стадионах.
В помещении было тускло. Все фонари приковали свои лучи только к сцене и тем, кто выступал на ней.
Сначала шли поздравления директора, а потом раздача аттестатов с присутствием нашей классной руководительницы. После того, как мы все сфотографировались и получили важные для нас "бумажки", мы с классом переглянулись и кивнули друг к другу. Настало время для важной части.
Одноклассница в бирюзовом платье по имени Ириша Штиль вышла на сцену и взяла у директора микрофон. В ее свободной руке была роза привязанная к запястью длинной бежевой лентой.
Одноклассница сказала, оглядев весь зал:
- Прежде чем выйти отсюда, мы бы хотели сделать один очень важный шаг.
Тут ее взгляд остановился на женщине семидесяти лет в цветочном платье и с пушистыми кроткими белоснежными волосами.
- Валентина Васильевна. Поднимитесь, пожалуйста, на сцену.
наша классная руководительница удивленно поморгала и быстро встала со своего места.
Когда учительница поднялась, Ириша поднесла микрофон к губам и в этот момент, как по сценарию, из колонок зазвучала тихая мелодия. (Angel by the wings - Sia)
- Валентина Васильевна, - начала Штиль торжественным голосом, - все эти годы вы всегда были с нами. Учили нас, воспитывали, прощали нам ошибки и всегда помогали, когда кому-то было тяжело. К сожалению, все это время вы почти не слышали от нас хороших слов. Но сейчас мы исправим эту ситуацию. Потому что вы достойны большего.
Пока она говорила, мы всем классом, тихо поднимались на сцену и вставали вокруг женщины. В руках у каждого из нас были белые розы. И так же как у Ириши, они крепились к запястью длинной бежевой лентой.
Когда Ириша Штиль закончила свою речь, она протянула учительнице свою розу.
- Валентина Васильевна, вы самый лучший учитель из всех и в знак этого примите первую розу.
Классная руководительница приняла цветок и посмотрела на ленту, что держалась на запястье ее ученицы. Наверное, она уже догадалась, что должно было произойти дальше, отчего с болью в глаза посмотрела на Штиль.
- Вторую розу примите за то, - сказал Паша следом, забрав себе микрофон, - что вы терпели нас и продолжали любить. Даже когда мы причиняли неудобства и из-за нас вас вызывали к директору.
Старческое лицо женщины осветила улыбка. Наверняка она вспомнила, как в прошлом году этот самый Паша устроил на уроке химии вонючую "бомбу". Школа еще пару недель была с открытыми окнами, чтобы проветрить запах.
- Мне невозможно выразить словами благодарность за все, что вы сделали для нас, в знак этого дарю вам третью розу, - сказала следом Зоя.
Каждый по очереди стал говорить теплые слова учительнице и пополнять запасы роз, создавая настоящий букет.
- Четвертая роза говорит о том, что мы обязаны вам многим.
- Простите, что из-за нас вы не спали ночами.
- Благодаря вам, мы умеем все, что только возможно.
- Только вы могли найти нужные слова, чтобы поддержать нас.
С каждой новой сказанной фразой, улыбки на наших лицах меркли. Вместо них, появлялась тень печали. А из глаз одноклассниц и вовсе стали проглядывать слезы.
- Вы - частичка каждого из нас.
- Всегда оставайтесь такой же светлой и любимой.
Очередь дошла до Насти. С красными глазами, она протянула розу и сказала, чуть дыша из-за желание разреветься:
- Примите и одиннадцатую розу, за годы в которые вы с нами были.
После нее шла моя очередь. Когда микрофон оказался в моих руках, я вдруг забыла что нужно говорить. На меня смотрели светло-серые глаза классной руководительницы и в них было столько грусти, что в моей душе что-то лопнуло и к горлу подкатил ком. Сдерживая ее силу, я быстро собралась и сказала:
- Мы только сейчас начали понимать, как трудно расставаться с родными людьми. А вы все эти годы были для нас второй мамой. Примите двенадцатую розу от меня.
Моя роза отправилась в букет.
- Мы будем помнить вас и часто навещать.
- Обещаем, что станем лучшими. И вам не будет стыдно за нас.
Очередь подошла к последнему пятнадцатому ученику. Арсений в костюме с красной бабочкой протянул свою розу и сказал в микрофон:
- Теперь вы видите наши связи и к сожалению, это означает, что вам пора нас... отпустить.
Он вытащил из кармана штанов небольшие ножницы и протянул ей.
Учительница посмотрела на ножницы, затем обвела нас взглядом и остановилась на букете с лентами, что тянулись к нашим рукам.
Валентина Васильевна прерывисто выдохнула и начала резать ленту, одну за другой.
Связь, что все эти годы объединяла нас, разрывалась. Все, что оставалось после это опыт и воспоминания. Теперь мы каждый за себя. Впереди нас ждет новая глава жизни. Новые люди, занятия и места. Никогда больше мы уже не сможем сидеть все вместе за партой на уроках или участвовать на школьных мероприятиях.
Мы с Настей переглянулись. На наших запястьях висели обрезанные ленты. Подруга заплакала, а я сжала кулаки и заморгала ресницами, чтобы не поддаться разрывающим чувствам.
Это было невыносимо больно. Казалось, острые лезвия ножниц разрезали не обычную ленту, а душу.
Когда учительница перерезала последнюю ленту, она заплакала.
Мы всем классом обняли ее и стали говорить о том, как сильно ее любим. Слова обрывались плачем, всхлипами и еле слышимым треском душ.
Когда я вернулась на свое место, то заметила на себе взгляд матери. Они с отцом сидели на третьем ряду, когда мы с классом на первом.
Милеке Ипек Ялова быстро провела под глазом указательным пальцем, будто смахивала слезу, и нахмурилась. Я сразу поняла о чем речь и стыдливо кивнула.
Когда села на стул, Настя шмыгнула в салфетку, не стесняясь никого, и спросила:
- Ты чего так испугано смотришь? Тут вроде как плакать надо. Со школой прощаемся.
Ее голос звучал хрипло, как во время болезни.
- Ничего, - махнула я рукой, - слушай.
К завершению программы на сцену вышли гимнастки из шестых классов и стали танцевать под грустную музыку. Каждое их движение было плавным, медленным и грустным. Возможно, это казалось только мне, потому что Настя в какой-то момент достала телефон и стала с кем-то переписываться. Видимо, ей уже стало скучно.
Я лишь один раз взглянула на нее, после чего все внимание приковала к сцене.
- Диль.
Шепот Фроловой зазвучал у моего уха.
- Чего тебе? - спросила я так же тихо, не отвлекаясь от танца гимнасток.
- А ты чего делать на каникулах будешь?
Выждав небольшую паузу, я повернула голову к подруге и быстро зашептала:
- Поеду с родителями в Стамбул. У отца там какие-то важные дела. Проведем там неделю, наверное. А потом поедем в Анкару. К родителям мамы. Что дальше будет не знаю.
Быстро посмотрев назад, я выдохнула. Мама не обращала на меня внимание и говорила о чем-то с отцом.
- Круто, - ответила Настя и замолчала.
Я думала, что она больше ничего не скажет. И потому продолжила с интересом наблюдать за танцем. В нем, оказывается, раскрывалась тема взросления. Начиная с первого класса и завершая самостоятельностью в большом и неизвестном месте без кого-либо из родных.
И когда я уже навострила все свое внимание, чтобы узнать завершение этого, так сказать, спектакля, подруга кхыкнула рядом со мной и обиженно заявила:
